Поединок. Выпуск 13 - Высоцкий Сергей Александрович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/100
• Следующая

— А когда вы вернулись в этот раз, никого на поляне уже не было?

— Нет.

Она явно говорила неправду. И эта неправда давалась ей с большим трудом — на лбу выступили мелкие бисеринки пота.

Корнилов положил перед Еленой Сергеевной план поляны, перерисованный Бугаевым с того, что набросал Казаков, только на нем не было крестиков.

— Узнаете?

Она кивнула.

— Как вы обходили поляну? Можете нарисовать?

— Я никогда не обхожу ее. Народ приезжает аккуратный, не разбрасывает ни бумагу, ни бутылки. Привыкли с годами...

— Значит, бутылки складывают в одно место?

— Да. Вот здесь густой ельничек и яма. Наверное, заросшая воронка от снаряда. — Елена Сергеевна показала место на поляне. — Сюда и складывают бутылки, газеты. Есть, конечно, и неряхи. Особенно из новеньких.

«А может быть, все знают про твой приработок, — подумал Корнилов, — и специально несут бутылки в одно место? А между прочим, бутылки... — его мысли получили определенное направление, но он тут же остановил себя: — Нет. Мы получим сотни «пальчиков», но это ничего не даст — у нас нет отпечатков преступника. Если только не найдем такие, которые зарегистрированы в нашей картотеке».

— Воскресные бутылки лежат на месте?

— Ага. Я так перепугалась... Да и вообще, — она горько усмехнулась, — как теперь туда показаться?

— Никто ничего не знает. О бутылках, — успокоил ее Корнилов. — Кого вы можете еще назвать из волейболистов?

Елена Сергеевна назвала несколько имен. В основном это были женщины. Одну из них Травкина провожала до дому. Номера квартиры не знала, но помнила подъезд.

Одна мысль не давала Корнилову покоя: почему она ни разу не назвала Плотского? Ведь они знакомы! Казаков даже считает, что Елена Сергеевна влюблена в директора. Почему же она молчит? Корнилов чувствовал — ни о какой рассеянности и забывчивости не может быть и речи. Не хочет, чтобы милиция досаждала расспросами Павлу Лаврентьевичу? А спрашивать ее сейчас бесполезно — только вспугнуть.

Прощаясь, Корнилов поинтересовался:

— Елена Сергеевна, почему вы дышите книжной пылью, имея техническое образование?

— Чтобы почаще дышать морским воздухом. — Она явно радовалась, что разговор наконец закончен. Исчезла напряженность, даже порозовело бледное лицо. — В библиотеке мне дают возможность брать отпуск за свой счет. Зимой езжу в горы, летом — на море...

Как только за Травкиной закрылась дверь, полковник вызвал Бугаева, Варю Алабину, долгое время работавшую его секретарем, а после окончания юрфака принятую в отдел младшим оперуполномоченным. Необходимо было срочно встретиться с людьми, адреса и телефоны которых назвала Елена Сергеевна. Через час-другой Травкина может с кем-то из них поделиться своими впечатлениями о пребывании в милиции, а этот «кто-то» передаст другому. И пойдет гулять по цепочке...

Семену Бугаеву достался стоматолог Матвеев, Вере Алабиной Алла Алексеевна, о которой Травкина, несмотря на совместные поездки в Крым, ничего не знала, кроме номера ее домашнего телефона. Предстояло еще разыскать молодого, но уже лысого таксиста Гурама, имеющего красивую жену, но остальные сотрудники отдела были заняты, и таксиста Корнилов взял на себя.

Около кабинета доктора Матвеева сидели человек пять пациентов с мученическими лицами. Мужчина с перевязанною пуховым платком щекою ходил словно заведенный взад-вперед по узенькому коридорчику.

— Все к Матвееву? — спросил Бугаев.

— Все, — буркнул перевязанный мужчина и посмотрел на Семена, как на своего личного врага. Наверное, улыбчивый и пышущий здоровьем человек вызывает в больничной обстановке, где люди объединены недугами, некоторое раздражение.

«Вот так номер! — с огорчением подумал Бугаев. — Что же делать? Отрывать этого зубодера от дела, когда столько страждущих?» Он прошелся по коридору, читая таблички на дверях, внимательно изучил правила приема в поликлиниках системы, названной не поддающимся расшифровке словом «УХЛУГУЗИЛ», и наконец наткнулся на дверь с табличкой «Главный врач».

Пышная рыжеволосая дама, высунув, словно школьница, кончик языка, сосредоточенно писала что-то бисерным почерком в маленьких клеточках разложенного на столе листа ватмана. Наверное, расписывала дежурства врачей УХЛУГУЗИЛа на следующий месяц.

— Здрасте! — улыбаясь, сказал Семен.

Оторвавшись от ватмана, дама посмотрела на Бугаева. Его белоснежные зубы не предвещали никаких жалоб на плохое обслуживание в поликлинике, и дама одарила Семена ответной улыбкой.

— Что вы хотели, молодой человек?

Не дождавшись приглашения, Бугаев сел и спросил:

— Вы бы не могли мне для начала расшифровать слово «УХЛУГУЗИЛ»? У вас так написано в коридоре... — он сделал неопределенный жест рукой.

Она долго, чуть ли не до слез смеялась. Наконец сказала:

— Молодой человек, когда у вас заболят зубы, — она постучала костяшками пальцев по столешнице, — не дай бог! Приходите в Управление хозрасчетных лечебных учреждений Главного управления здравоохранения исполкома Ленсовета.

— Ого! — восхитился Семен.

...Через пять минут страждущие исцеления у доктора Матвеева были распределены по другим кабинетам, а Бугаев, с опаской поглядывая на современную бормашину, разговаривал с Владимиром Владимировичем Матвеевым.

— Играю, играю! — Матвеев энергично закивал головой в ответ на вопрос майора о волейбольной поляне. — У меня первый разряд. И с мастерами играю, и в кружок...

Он сразу же узнал на фотографии Гогу:

— Странный парень. Иногда общительный, добрый, а бывает — словно его кто-то подменил. Злой. Орет на игроков. Мне-то редко приходится с ним играть — разный класс... Но вот недавно еле удержал его от драки...

— Поточнее не вспомните? — попросил Бугаев, с уважением разглядывая поросшие растительностью руки дантиста.

— Могу, конечно, — Матвеев заглянул в разграфленный листок, лежащий на столе под стеклом. — Это было двенадцатое, суббота. В воскресенье я дежурил в поликлинике.

— А с кем драка? Из-за чего?

— Из-за чего — не знаю. Когда я подошел, они уже обменялись «приветствиями» — у второго шла из носа кровь. Я взял Мишу «под локоток» и увел в сторону, а Антон пошел на речку. Умываться.

— Антон?

— Шофер одного из игроков. Директора не то завода, не то института. Это единственный человек, который на служебной машине к нам на волейбол ездит.

— Плотский?

— Не знаю. Видел несколько раз издалека — высокий поджарый старик...

— Из-за чего все-таки подрались? Повздорили в игре?

— Не знаю, из-за чего, но только не из-за волейбола. Антон не играет. Лежит обычно на солнышке, загорает. Или машину моет. Да и не всегда ездит с директором. Иногда его привозит другой водитель, постарше. Тот играет...

— А в последнее воскресенье вы обедали с Мишей? Там, на поляне?

— Да. Он пригласил перекусить. Я ж говорю — Миша добрый, общительный. До поры до времени...

— А кто с вами был третьим?

Матвеев внимательно посмотрел на майора, пожал плечами:

— Вы все спрашиваете, спрашиваете, пора бы уже сказать, что произошло?

— Сейчас объясню, — пообещал Бугаев. — Вы только ответьте на мой вопрос.

— Кто был третьим? — Матвеев улыбнулся. — Да у нас на троих не соображают. Кроме лимонада ничего не пьют. Разве что пива бутылку. А был с нами тот же Антон...

— Шофер?

— Да. Я так понял, что помирились они. О прошлой драке ни слова...

Варя Алабина, побывавшая у Аллы Алексеевны, вернулась обогащенная весьма разнообразными познаниями в области современных методов вязания и полутора десятками телефонов постоянных посетительниц волейбольной поляны. Они тоже вязали свитера, джемперы, пуловеры, жилетки, платья... Вязали дома, на работе и даже на волейбольной поляне, в перерыве между игрой. А так как вязанье требует внимания и сосредоточенности при подсчитывании петель и рядов, то, судя по самой Алле Алексеевне, они мало что могли рассказать о происшествии. Алла Алексеевна ничего о нем не знала.

• Предыдущая
• 24/100
• Следующая