Сампо-Лопаренок - Топелиус Сакариас (Захариас) - Страница 1

• 1/4
• Следующая

Жили-были в стародавние времена лапландец и лапландка, или, как их еще называют, лопарь и лопарка[1]. Знаешь ли ты, кто они такие? Лапландцы — народ, что обитает к северу от шведов, норвежцев и финнов на самом Крайнем Севере. Там, где не увидишь больше полей, и настоящего, дремучего леса, и добротных домов, а где одни лишь огромные, безлюдные болота, и высокие горы, и крохотные лачуги — чумы, куда нельзя войти даже согнувшись, а приходится вползать, — вот там и живут лапландцы. Диковинная у них страна! Полгода там почти постоянно светло, так что солнце в разгар лета никогда не заходит, а полгода там почти постоянно темно, так что зимой весь день напролет сияют звезды. Десять месяцев в году там стоит зима и держится санный путь, и тогда видишь, как низкорослые лапландцы и лапландки катят по снегу в маленьких лодках, что называются пулками. А в пулку — лапландские сани — запряжен вовсе не конь, а олень! Видел ты когда-нибудь оленя? Нет? Так вот! По величине он напоминает небольшого серого конькa, у оленя высокие ветвистые рога и красивая маленькая голова с большими ясными глазами. И когда он мчится вперед, словно вихрь проносится над горами и долами, а копыта его так и стучат! Лапландцу, сидящему в пулке, это по душе, и ему хочется, чтобы круглый год в Лапландии был бы такой чудесный санный путь!

Как уже сказано, жили-были лопарь и лопарка. Жили они далеко-далеко в Лапландии, в том месте, что зовется Аймио и находится рядом с большой рекой Теноёки, или Тана. Ты можешь разглядеть его в самой верхней части карты Финляндии, где Лапландские земли кажутся большим белым ночным колпаком на высокой голове страны. Место это — безлюдное и дикое, но лапландец и лапландка наверняка полагали, что нигде на всем земном шаре не увидишь такого белого снега, и таких ярких звезд, и такого великолепного Северного сияния, как там, в Аймио. Там они, по-своему обыкновению, и построили чум. Деревья в их краях, можно сказать, не росли, кроме низкорослых березок, что больше походили на кусты, чем на деревья. И где же было им взять Древесину, чтобы построить дом? Поэтому они и собрали узкие длинные палки, воткнули их в снег и связали меж собой верхние концы. Затем покрыли палки оленьими шкурами, так что все вместе взятое напоминало серую сахарную голову. Вот так и соорудили они свой чум. Но на вершине сахарной головы оставили отдушину, через которую выходил дым, когда в чуме зажигали огонь в очаге. А с южной стороны оставили другое отверстие, дверной проем, в который можно было влезать в чум и откуда можно было вылезать на волю. Таков и был лапландский чум, и лапландцы почитали его великолепным и благоденствовали в нем, хотя другой кровати и другого пола, кроме белого снега, у них не было.

Так вот, жили лапландец и лапландка на Севере в горах Лапландии, и был у них маленький сынок, а звали его Сампо. Имя это в Лапландии означает «Счастье». Однако же Сампо был не только счастлив, но и богат: у него имелось два имени. Одного ему было мало. Заглянули как-то в их чум незнакомые господа в богатых шубах и попросились отдохнуть. И были у них с собой кусочки твердого белого снега, каких лопарка никогда раньше не видывала, а назывались они «сахаром». Господ а дали несколько кусочков этого сладкого белого снега маленькому Сампо и потрепали его по щеке, повторяя:

— Лопаренок, лопаренок!

Ничего другого сказать они не могли, потому как ни один из них по-лопарски не говорил. А потом они снова укатили еще дальше к Северному Ледовитому океану и самому северному мысу Европы, что зовется Северный Полюс.

Лопарке пришлись по душе и незнакомые господа, и их сладкий снег. Поэтому и стала она с той поры называть своего сына Лопаренок.

— По мне, так Сампо — куда лучше, — рассерженно говорил хозяин чума. «Сампо» означает «счастье» и «богатство». И говорю тебе, матушка, не отказывайся от этого имени. Помяни мое слово, Сампо станет королем лопарей и владыкой оленей, — а их у него будет больше тысячи, — да еще и хозяином пятидесяти лопарских чумов. Вот увидишь, мать, вот увидишь!

— Да, но Лопаренок — звучит так славно, — ответила лопарка.

И все равно звала мальчика Лопаренок, а отец величал его Сампо.

Надобно знать, что мальчик еще не был окрещен, потому что ни единого пастора о ту пору на двадцать миль в округе не было.

— В будущем году поедем к пастору и окрестим мальчонку, — говаривал то и дело лопарь.

Однако на будущий год обязательно что-нибудь да мешало. Поездку откладывали, а Сампо как был, так и остался некрещеным. А в те времена верили, что у троллей есть власть над некрещеными детьми.

Сампо-Лопаренок был теперь невысоким пухленьким мальчонкой семи или восьми лет, черноволосым, кареглазым, с курносеньким носиком и широким ртом, — ну прямо вылитый отец-лопарь. Но в Лапландии это считалось эталоном красоты. К тому же для своих лет Сампо слыл парнишкой не из слабых. Были у него и свои собственные маленькие лыжи, на которых он, словно танцуя, мчался вниз с высоких холмов у реки, да еще собственный олененок, которого он запрягал в собственную пулку. Фью-фью!.. Видел бы ты, как клубился вокруг Сампо снег, когда олененок несся по льду или перескакивал через высокие снежные сугробы, да так, что самого мальчишки, кроме маленького кончика его черной челки, не было видно.

— Не знать мне покоя на душе, покуда мальчонку не окрестят, — говаривала мама-лопарка. Волки могут схватить его там в горах. Он может угодить под копыта златорогого оленя, того, что принадлежит самому Хииси, и тогда… Боже, смилуйся над бедняжкой, если он к тому времени останется некрещеным.

Сампо угораздило услыхать как-то слова матери, и ему стало любопытно, что это за олень, у которого золотые рога.

— Замечательный, должно быть, тот олень, — решил он. — Вот бы прокатиться на нем хоть разок и добраться до самого Растекайса.

Растекайс — Пустынная гора — была такая высокая, что ее видно было даже в пяти или шести милях от чума лопарей до самого Аймио.

— Не смей глупости болтать, ты, зазнайка! — выругала мальчика мать. — Растекайс — настоящее гнездовье троллей, да и Хииси там живет.

— Хииси… это кто такой? — спросил Сампо.

Женщина смутилась. «Ну и слух у мальчонки, — подумала она. — Да и зачем я-то болтала при нем о таких вещах? Но, может, и не худо, коли он станет бояться горы Растекайс».

— Милый мой Лопаренок, — наказала она сыну, — никогда не езжай на Растекайс! Там живет Хииси, огромный Горный король, что за один присест съедает оленя, а мальчишек глотает, словно комаров.

Сампо, как видно, задумался, но не произнес ни слова. Думал же он вот что: «До чего здорово было бы хоть разок увидеть такую важную птицу, как Горный король-великан, но только, поди, лучше глядеть на него издалека!»

Дело было через три или четыре недели после Рождества, и в Лапландских землях стояла еще полная темнота. Там не было ни утра, ни полудня, ни вечера, а сияла лишь одна вечная ночь. Светила луна, сверкало Северное сияние, а яркие звезды сутками горели в небе.

Сампо скучал. Он так давно не видел Солнце, что почти забыл, как оно выглядит. А когда кто-нибудь говорил про лето, Сампо вспоминал только то, что это было тогда, когда злющие комары хотели до последней косточки сожрать его. Поэтому Сампо казалось, что пусть бы лето исчезло навсегда, но только стало бы светло, чтобы удобнее ходить на лыжах.

Однажды, почти в полдень, — хотя было темно — лопарь сказал:

— Иди-ка сюда, кое-что увидишь!

Сампо вылез из чума и оцепенело поглядел на юг, в ту сторону, куда ему указывал отец. И на самом краю неба увидел маленькую алую полоску.

— Знаешь, что это? — спросил отец.

— Южное сияние, — ответил мальчик. Он хорошо знал стороны света и, верно, понимал, что увидеть Северное сияние на юге — невозможно.

• 1/4
• Следующая