Закон тридцатого. Люська - Туричин Илья Афроимович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/57
• Следующая

Когда дверь за Люськой закрылась, Брызгалов вздохнул:

— Хорошая девушка. Даже, честно говоря, жалко на помидоры посылать. А надо!

— Не пойдет она, — сказал один из парней.

— Пойдет, — убежденно сказал Брызгалов.

На другой день Люська с комсомольской путевкой пришла в торготдел.

Заведующий торготделом товарищ Епишев сидел за столом, заваленным потрепанными справочниками, накладными, списками, справками, сводками. У него было безбровое лицо с обтянутыми желтой, сухой кожей скулами, худая шея с серой тенью от острого кадыка. Он казался больным или очень усталым. Он оторвался от бумаг и безразлично оглянул на вошедшую.

— Слушаю вас.

— Я пришла работать. По путевке.

Епишев молча протянул руку, взял Люськину путевку, повертел ее и хмыкнул.

— Вы когда-нибудь работали в торговой системе?

— Нет.

— Прямо со школьной скамьи? Похвально! Только мне нужны кадры, а не раскадровочки. Куда же мне вас?

— Поближе к Механическому, — сказала Люська. — Там комсомольская стройка…

Но не только комсомольская стройка привлекала ее к Механическому. Завод был далеко от дома, а Люське, несмотря на принятое решение идти торговать, не хотелось, чтобы кто-нибудь из ребят увидел ее торгующей помидорами. Раз надо — она идет. Она понимает. Но лучше пусть ее не видят ребята. Пусть не знают…

— Хорошо, — сказал Епишев и сунул путевку в ящик стола. — Идите в тридцать первый магазин, к товарищу Разгуляю. Он вас приспособит. Я позвоню.

Люське не понравилось, что Епишев так запросто сунул ее комсомольскую путевку в ящик, не понравились и слова «раскадровочка», «приспособит». Но она смолчала. Только спросила:

— А где это тридцать первый магазин?

— Возле Механического, — буркнул Епишев, снова уткнувшись в бумаги.

— До свидания, — вежливо сказала Люська и вышла.

На углу стоял большой ларек с вывеской «Овощи — фрукты» через тире. Будто овощи — это и есть фрукты. За прилавком орудовала немолодая женщина в перепачканном фартуке поверх жакета и таких же перепачканных нарукавниках. Люська остановилась неподалеку.

Женщина работала бойко, лихо накладывала на чашку весов розовые помидоры, стучала гирями, быстро отсчитывала сдачу.

«Вот так и я буду стоять», — подумала Люська, и ей вдруг захотелось уйти подальше и от ларьков этих, и от Епишева, и от товарища Разгуляя, который представлялся ей еще более непривлекательным, чем его начальник. Уйти!.. Пусть торгуют те, кто ничего другого не умеет… А ты умеешь? Что ты умеешь, Люська?.. Можешь не ходить. Вряд ли тебя будут искать. Люди заняты делом. Даже путевку, наверное, не вернут в райком. Так и будет лежать красненькая, тисненная золотом книжечка в столе товарища Епишева. Так и будет лежать… А внутри книжечки — твоя фамилия: «Телегина Людмила Афанасьевна, член ВЛКСМ»… Ладно! Хватит размазывать! Можешь не ходить. Помидоры без тебя не сгниют, совесть — сгниет…

Вот и Механический завод. Из-за высокой желтой ограды тянутся к нему молодые деревца. За ними — длинные корпуса цехов, откуда слышен равномерный гул. Желтое приземистое здание проходной. Ворота с решеткой наверху. На решетке надпись: «Государственный Механический завод». Будто у нас в стране есть еще и частные заводы. И вообще — скучное название. Назвать бы завод как-нибудь… ну… ну, хоть «Стальная роза» или там… ну, мало ли…

А напротив Люська увидела другую надпись: «Продовольственный магазин № 31 Райпродторга».

Еще в девятом, когда их класс ходил на экскурсию на Механический, они с Ольгой забегали в этот магазин, купили десять плавленых сырков и пять батонов. На всю компанию.

Люська постояла немного около витрины с аккуратными скучными горками консервных банок и строем винных бутылок с яркими этикетками. За толстым стеклом в таинственном полумраке мелькали бледные лица покупателей. Люська понимала, что никакого полумрака, в сущности, нет, просто на улице солнце. Но стало тоскливо. Вздохнув, Люська вошла в магазин.

Крашенные темно-синей масляной краской стены, щербатый кафельный пол, толстые стекла на прилавках. В углу поочередно, словно переругиваясь, взвывали две кассы.

В овощном — очередь за помидорами.

Люська подошла к молоденькой продавщице рыбного отдела, — он был ближе к двери.

— Скажите, пожалуйста, где мне найти директора?

— А вам зачем? — недоверчиво спросила девушка. Даже светлые кудряшки ее, вздрагивавшие при каждом движении, замерли и насторожились.

Не будет же Люська объяснять всем и каждому, что ее послали на ликвидацию прорыва в торговле.

— По делу.

— Сейчас узнаю.

Девушка ушла и вскоре вернулась в сопровождении толстухи с помятым рыхлым лицом, подведенными ресницами и сильно накрашенными малиновыми губами.

— Что случилось, гражданочка? — подчеркнуто официально обратилась она к Люське.

— Я к директору, к товарищу Загуля… Гуляеву.

— Разгуляю, — поправила толстуха.

— Да. Меня послал товарищ Епишев.

Толстуха заулыбалась.

— Голубушка, так бы сразу и говорили! А мы подумали: опять кто с жалобой… Проходите.

Она подняла квадрат прилавка и открыла дверцу вроде калитки. Люська сделала несколько шагов и оказалась в полутемном помещении, заставленном какими-то ящиками, бочками, мешками.

— Осторожней. У нас тут все чулки порвешь. Оня! — крикнула толстуха. — Опять на дороге ящиков наставила.

Из-за перегородки ответили басом:

— Скоро машина придет. Тару отправляем, Нина Львовна.

— Машина, машина… — сердито проворчала толстуха. — Пока отправите, шею сломаешь. Сюда, пожалуйста! — Она открыла невидимую в полумраке дверь. Оттуда вырвался неяркий луч света.

— Василь Василич, к вам от товарища Епишева.

Люська вошла в небольшую комнатку. За стареньким канцелярским столом сидел уже не молодой, приятной внешности мужчина. Он приветливо улыбнулся, на бритых щеках его заиграли ямочки.

— Здравствуйте! Прошу садиться. Чем могу служить? — Глаза у него были синие-синие, взгляд открытый. Говорил он негромко.

«Похоже, что подчиненный получше начальника», — подумала Люська.

— Товарищ Епишев послал меня к вам…

Люська не успела договорить. Разгуляй мягко перебил ее:

— Вы — Телегина Людмила.

— Да.

— Вот и отлично! — Он внимательно посмотрел на Люську, чуть склонив голову. — Вот и от-лич-но!.. Значит, хотите посвятить себя торговле?

— Собственно, меня послал райком комсомола…

— На прорыв, — улыбаясь, добавил Разгуляй. — Вот и отлично! Когда можете приступить?

— Хоть сейчас.

— Сейчас… — Разгуляй посмотрел на Люськино белое платьице, на красненькие туфельки на шпильках и искренне рассмеялся: — Вы не сердитесь, Людмила… э-э-э… Афанасьевна… Такой деликатный наряд — и ящики с помидорами. Хотя помидоры — тоже деликатный товар. Конечно, можете и сейчас приступать. Спецовочку мы вам выдадим. Вам когда-нибудь приходилось иметь дело с товаром?

— Иногда покупала кое-что в магазине, — не без ехидства ответила Люська.

— Я имею в виду другую сторону прилавка, — ласково улыбнулся Разгуляй.

— С другой стороны нет, не приходилось.

— Вот видите. Придется вас подучить немного. Торговля, конечно, дело не сложное, но и не такое уж простое. Вот, — он указал на толстуху. — Прошу любить и жаловать, заведующая нашей рыбо-овощной секцией, Нина Львовна. Будете, так сказать, трудиться под ее непосредственным руководством. Она у нас, несмотря на еще молодой возраст, прямо-таки мать продавщицам.

— Уж вы скажете, Васи ль Василич! — кокетливо проговорила Нина Львовна.

— Открываемся мы в восемь, закрываемся в девятнадцать. Приходите завтра немного пораньше. Попрошу заявленьице на мое имя и вот эту анкетку заполнить. Оформимся и приступим…

Зазвонил телефон. Разгуляй снял трубку.

— Да. Яблоки?.. — Он прикрыл трубку рукой и вопросительно посмотрел на Нину Львовну, потом, отняв руку, сказал в трубку: — Давайте. Освоим… Сколько?.. Давайте. — Он положил трубку на рычаг. — Яблоки нам база подбросит. Придется покрутиться.

• Предыдущая
• 37/57
• Следующая