Подиум - Моспан Татьяна Викторовна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/68
• Следующая

– А я и не доверяю. – Катя вертела визитку в руках, но выбрасывать ее не торопилась.

Илья Садчиков, несмотря на предупреждение подруги, произвел на Цареву благоприятное впечатление. Вот его брат, Виталик, действительно показался ей противным типом. И еще Борис Саватеев: того же поля ягода…

– Пора сваливать отсюда. – Богданова взяла Катю под руку. – Последний поклон сделаем, и – адью, мой друг!

К ним подошел Тимофей Сазонов:

– Катя, ты молодец. Я смотрел на тебя сегодня и думал…

– О чем ты думал, я догадываюсь, – хитро прищурилась Наташа. – Мы для него, Катюша, лишь вешалки, инструмент при помощи которого можно демонстрировать изумительные идеи. Только в этом плане он рассматривает топ-модели.

– Ну зачем ты так? – попробовал обидеться Тимофей. Но тут же согласился с Богдановой:

– В общем-то ты, конечно, права… Только вот про вешалки я никогда не говорил.

– Зато другие говорили… – Наташа кивнула на невысокую женщину со злым выражением лица, возле которой стояла Пономарева, с жаром что-то ей объясняя.

– Да, да, вы совершенно правы, кожу многие считают сложной материей, – быстро говорила Нина Ивановна.

– Кто это? – спросила Царева.

– Главный редактор журнала "Магия моды" Элла Борисовна Хрусталева, – вместо Богдановой ответил Тимофей.

Хрусталева вырядилась в слишком яркий для ее возраста пиджак: он был даже не красного, а кричаще-алого цвета. Удлиненный силуэт костюма не мог совсем скрыть полноватых бедер, затянутых в брюки. Получалось, такой наряд, наоборот, зрительно укорачивал ее и без того короткие ноги, а фиолетовая помада на губах не гармонировала с алым пиджаком… Про таких женщин принято говорить: они не имеют возраста. Действительно, сразу невозможно было определить, сколько Хрусталевой лет: тридцать пять, сорок пять или все пятьдесят. И, похоже, собственный нелепый наряд ее ничуть не смущал.

– Попугай! – не сдержавшись, процедил сквозь зубы Тимофей.

– Не попугай, Тимошенька, а очень важная персона. Вон Нинок вокруг нее как выплясывает, даже от директора торгового центра оторвалась на минуточку. Она давно Хрусталеву окучивает. Пономарева свое дело знает туго. Был бы только толк от этой кривоногой таксы.

Сазонов поморщился:

– Ну, ты уж совсем…

– Не переживай, она всех манекенщиц называет жердями. Не понимаю: как можно редактору модного журнала так безвкусно одеваться? В прошлый раз я ее в бирюзовом видела – эт-то было нечто!..

– Зато ее издание процветает, – проговорил Тимофей и насупился. Подрядившись работать на Нину Ивановну, он лишился самостоятельности и стал неинтересен как модельер редакторам модных журналов.

Катя внимательно посмотрела на Хрусталеву: умное, волевое лицо женщины притягивало взгляд.

– Умная баба, но очень злая, – точно прочитала мысли подруги Наташа Богданова. – Сотрудницы журнала от нее стонут. Дисциплина – как при военном коммунизме. Топ-модели, которых она отбирает для съемок, у нее по струнке ходят, мне девчонки рассказывали. Орет на всех, унижает. Не каждый выдерживает! Зато журнал ее процветает, Тимофей правильно сказал. Перед ней люди и покруче нашей Нины Ивановны откровенно пресмыкаются. Связи у нее, говорят, огромные.

– По-моему, те, кто поставляют тебе сведения, несколько преувеличивают… – угрюмо пробормотал Тимофей.

Публика на банкете «отдыхала», что называется, по полной программе.

– Тимоша, мы исчезаем… – Наталья осторожно дотронулась до локтя молодого модельера, догадываясь, какие мысли того одолевают. – Не грусти! Значит, твое время еще не пришло. Все образуется.

– Как – уже? А я хотел с вами водочки дернуть. За успех, а?

– С тобой даже во вред себе выпью.

Наталья одной рукой обняла Сазонова за шею, а другой подняла высокий тонкий стакан.

– Тим, чтобы когда-нибудь… – Наташа сделала многозначительную паузу и совсем тихо, чтобы слышали только Катя и Сазонов, продолжила:

– Чтобы когда-нибудь ты сумел выбраться из этой кабалы и стать самостоятельным. Представляешь, как это будет звучать: "На проходящих в Париже Днях высокой моды впервые показал свою коллекцию российский дизайнер Тимофей Сазонов. Его уже называют открытием Дней моды. Представленная им линия прет-а-порте…"

Сазонов изменился в лице.

– Не надо, прошу тебя.

Наташа поставила стакан на стол.

– Извини, Тимоша, я сегодня какая-то раздерганная. Сердце жмет.

Когда Богданова с Царевой спускались по лестнице, до них продолжали доноситься громкие веселые возгласы разгоряченных гостей.

– Кое-кто сегодня на карачках отсюда уползет, – прокомментировала Наташа.

На улице было удивительно тихо. Падающие снежинки кружились в легком хороводе.

– Замечательно-то как! – Наташа, раскинув руки, потянулась, стоя в незастегнутой шубке. – Вот так стояла бы целую вечность и смотрела. Не надо ни о чем думать, улыбаться, суетиться…

– Странная ты какая-то сегодня. – Катя подошла сзади и обняла подругу. – Что-то случилось?

– Может, и случилось. Я и сама не знаю. Так тоскливо вдруг стало – хоть волчицей вой.

– Ты сейчас к Николаю?

– Ага… – Наташа подошла к своей темно-синей "девятке".

– А почему он сегодня на показ не пришел? – спросила Катя. И тут же смутилась. – Извини, я, может, не то спрашиваю.

– Нормально спрашиваешь. У Николая неприятности, попросил меня приехать сегодня вечером. С ним вообще что-то непонятное творится. Вчера утром примчался как сумасшедший, потащил за подарками. Всю дорогу шутил, смеялся, а потом вдруг замер, уставился на меня и говорит: какая ты, дескать, красивая, смотрю на тебя, и дыханье перехватывает. И так глянул, что мне нехорошо сделалось. Я ему: давай плюнем на эти подарки, что у нас, времени с тобой не будет? И знаешь, что он сказал? Может, и не будет, говорит. Вот подстрелят меня, и ничего не будет.

– Ох, Наташенька, – всплеснула руками Катя.

– Что – Наташенька? Он мужик серьезный, знаю, что по краю ходит, только я его и такого люблю. Привязалась к нему, понимаешь, и знать ничего не хочу.

– Так выходи за него замуж.

– Зачем? Нам и без этого хорошо. Мы недавно сидели с ним в «Бочке». Там в тот вечер цыган пригласили. Хорошо пели. Я привязалась к одной пожилой цыганке, погадай, говорю, мне на счастье. Она согласилась. И деньги уже взяла. А потом вдруг отказала. Ушла и даже деньги на столике оставила. Я расстроилась как последняя идиотка. Смешно, да?

– Не знаю. Мне цыгане никогда не гадали.

– Я вот в последнее время стала задумываться о будущем. Странно, но я не могу представить себя в будущем. Пытаюсь – и не могу! Какая-то пустота впереди, как белое поле… – Наташа тряхнула непокрытой головой, словно отгоняла от себя мрачные мысли. – Глупости все это, надо поступать в Тарасовский, я всегда мечтала быть модельером. Правда, модельеров теперь в каких-то академиях готовят – сама рекламу по телевизору недавно видела. Но я, если решусь, непременно пойду в Тарасовский. Не в этом году, так в следующем. Буду собираться с силами. Всю жизнь по подиуму не пробегаешь. Со мной Тимофей обещал позаниматься, рисунок поставить. Слушай, давай вместе махнем, а?

Катя растерялась.

– Я даже не знаю, по каким предметам для поступления туда надо готовиться.

– А-а, все то же самое, – махнула рукой Наташа. – Чтобы сдавать вступительные экзамены на конструктора-модельера, надо уметь хорошо рисовать. Это – главное, всему остальному научат. А без рисунка – выйдет только пустая трата времени и денег. Но и, конечно, надо чувствовать моду.

– Я совсем не умею рисовать, – тихо сказала Катя.

– И медведей обучают! Я, когда полгода назад машину купила и первый раз за руль села, думала, сроду не научусь. А сейчас езжу, и нет проблем… Ну, ладно, про институт потом поговорим. Время еще есть. Садись. – Наташа распахнула дверцу автомобиля. Сейчас она опять была прежней Богдановой – дерзкой, самоуверенной, на ее лице не осталось и следа сентиментальной грусти. – Слушай, а то поехали со мной, а? Отдохнем, посидим, выпьем. Мешать не будешь, места в доме много.

• Предыдущая
• 11/68
• Следующая