Жизнь Александра Флеминга - Моруа Андре - Страница 41

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая

Пока Хитли работал с химиками Пеории, Флори как паломник разъезжал по Соединенным Штатам и Канаде, посетил множество химических заводов и пытался заинтересовать промышленников массовым производством пенициллина. В Америке обстановка, казалось, была менее напряженной, чем в Англии. В 1941 году Соединенные Штаты еще не вступили в войну. Правда, заводы получали огромные заказы, и большинство промышленников, с которыми разговаривал Флори, без энтузиазма отнеслись к его предложению – оно представлялось им весьма сомнительным и трудноосуществимым. Но все же некоторые из них доброжелательно встретили планы Флори, и он уехал в Англию, получив обещание двух крупных фирм выпустить по десять тысяч литров культуры и прислать пенициллин в Оксфорд для испытания в клинике. Последний, кого повидал Флори, был его друг, доктор А. Н. Ричардc, с которым он познакомился еще в Пенсильванском университете. Ричардса только что назначили президентом Научно-исследовательского медицинского совета. Благодаря своему посту доктор Ричардc обладал большим влиянием и мог заинтересовать производством пенициллина американское правительство. Поездка Флори оказалась очень плодотворной.

В сентябре 1939 года Флеминг вместе с ливерпульским бактериологом Алленом У. Дауни ехал в Нью-Йорк на «Манхэттене». Оба ученых почти все вечера проводили в курительной за кружкой пива. Они говорили о своей работе, о войне, о ранениях, об инфекциях. Дауни убедился, что Флеминг, в отличие от утверждений некоторых людей, был очень общителен, если встречал собеседника, которого интересовали те же проблемы, что и его самого; он становился совершенно другим вне стен Сент-Мэри, где вел себя в соответствии со сложившимся у его коллег мнением о нем. Миссис Флеминг и миссис Дауни упрекали мужей за то, что они беседовали ночи напролет.

В Англии Флеминг узнал, что его на время войны назначили патологом в Харфилд, в графстве Мидлсекс. Но Флеминг не бросал и Сент-Мэри, считая, что принесет гораздо больше пользы, если снова займется темой, которую он так хорошо изучил во время прошлой войны: инфекциями, сопутствующими фронтовым ранениям. Молодые медики забыли, а может быть, никогда и не знали того, что тогда с большим трудом удалось установить Райту и Флемингу. В Сент-Мэри стали поступать раненые, и Флеминг потребовал, чтобы после каждой хирургической операции на гнойных ранах ему передавали срезы тканей. Он их исследовал под микроскопом и давал ценные советы. Благодаря сульфамидам хирурги теперь были немного лучше вооружены, чем во время прошлой войны. Флеминг в лекциях часто говорил студентам о пенициллине, но они считали, что это вещество представляет интерес только в рамках лаборатории. «Вы увидите, – сказал Флеминг доктору Реджинальду Хадсону, – что когда-нибудь в лечении ран пенициллин вытеснит сульфамиды».

Время от времени Флеминг приезжал в Харфилд и вместе со своим заместителем Ньюкомбом (ныне профессором) осматривал лаборатории. В Харфилде была прекрасная аллея, которой Флеминг, как любитель садоводства, восторгался. Профессор Д. М. Прайс, работавший под его руководством, рассказывает, что Флеминг приезжал без предупреждения и все были рады его видеть. Он давал дельные советы, помогал всем и никогда не унывал. Как начальник отделения, он обходил одну за другой все лаборатории, выслушивал просьбы своих подчиненных и записывал их на клочках бумаги, которые засовывал в карманы брюк в надежде, что позже вспомнит о них и сможет их удовлетворить, – совершенно в духе Райта.

В начале войны Флеминг со своей семьей жил в Челси. В сентябре 1940 года по соседству с его домом разорвались бомбы и от воздушной волны вылетели все стекла. В ноябре на дом упали зажигательные бомбы. Роберт был в колледже, Алек и Сарин обедали у друзей. Когда они вернулись, пожарники уже заливали их квартиру водой. Им пришлось поселиться в Ричмонсворте у профессора Прайса. В марте 1941 года они перебрались к себе, но в апреле как-то ночью, часа в два, упала мина между церковью, которая находилась на углу Олд Черч-стрит и Чейнвок, и домом Флемингов. Произошел взрыв чудовищной силы. Алек, Сарин, Роберт, его двоюродный брат и сестра Сарин Элизабет спали. Разбуженные, они вдруг увидели, как на них двинулись окна и двери, рухнули потолки. Одна дверь упала на кровать, где спал Алек, и убила бы его, но, к счастью, она зацепилась за спинку кровати.

На следующий день Флеминг привел к себе в Челси Дена Стретфорда, одного из своих лаборантов, чтобы он помог вытащить из-под развалин самые необходимые вещи. Вот что рассказывает Ден Стретфорд. «Когда мы приехали, я увидел, что дома на этой улице сильно пострадали. В квартире все было покрыто известковой пылью и кусками упавшей с потолка штукатурки. В спальне было еще хуже... Дыра в потолке и перекошенное окно... Казалось, что здесь шел бой... Я сказал профессору:

– Наверное, было ужасно, когда взорвалась мина?

Он утвердительно кивнул головой и с улыбкой ответил:

– Когда я увидел, что на меня летят все оконные рамы; я решил вылезти из постели.

Мы перенесли много вещей в Институт, и я поставил его кровать в темном чулане. Он купил себе приемник и, очень довольный, ночевал там».

Семья перебралась сначала в Редлетт к Роберту Флемингу, брату Алека. Несколько позже доктор Эллисон, которого посылали в другой район, предложил Флемингам свой дом в Хайгете, и они там поселились; при доме был участок, супруги-садоводы развели на нем огород, посадили цветы и ягоды. Вернувшись после войны, Эллисон обнаружил, что повсюду на участке растут цветы и ягоды, даже в самых неожиданных местах. Садоводческие «опыты» Флеминга удались. Почти все ночи Флеминг проводил в больнице. Во время бомбардировок приходилось дежурить на крышах. На этом опасном посту должен был дежурить лишь один человек, но Флеминг, жадный до всяких зрелищ, услышав воздушную тревогу, лез на крышу.

Многие врачи и студенты спали на койках, поставленных в подвале больницы, среди труб с горячей водой, тут же висела их одежда, питались они в столовой училища. Профессор Флеминг не без тайного удовлетворения делил с ними эту жизнь. «В нем было много холостяцких черт, он любил мужскую компанию. Если какой-нибудь сотрудник засиживался в лаборатории, часто дверь внезапно открывалась и профессор входил к нему с неизменной сигаретой, приклеенной к нижней губе, с аккуратно завязанным галстуком-бабочкой. „Как бы вы отнеслись к кружке пива?“ – спрашивал он. При этом в глазах его светилась надежда. Исследователь отрывался от микроскопа, и они с Флемингом шли в „Фаунтен“ – соседний кабачок, где уже сидели остальные ученые из Сент-Мэри».

Флемингу нравилось бывать среди молодежи, которая относилась к нему с уважением и любовью. В кафе было оживленно, раздавался равномерный стук денежных автоматов и звон высыпающихся монет, когда кому-нибудь везло и он выигрывал. Флеминг заказывал иногда обыкновенное пиво, иногда «М and В» – смесь двух сортов пива – mildbitter, у бактериологов эти буквы ассоциировались с «Мэй и Бекер». Флемингу в кафе было приятно и спокойно; отдохнув, он через час возвращался в больницу или ехал домой с Эллисоном, у которого была своя комната в доме, где теперь жили Флеминги.

В Оксфорде, пока Флори так удачно ездил по Америке, группа ученых под руководством Чэйна продолжала усиленно трудиться и усовершенствовала метод экстрагирования. Здесь вырос настоящий завод, которым управлял доктор Сендерс. В холодных камерах девушки, которых называли Penicillin girls, работали в теплой шерстяной одежде и перчатках. Труднее всего было избежать заражения культуры. Penicillin girls старались не делать лишних движений, чтобы не поднимать пыли, следили, чтобы не было сквозняков; полы и скамьи смазывались растительным маслом, девушки закрывали рот маской; на двери вешались портьеры, которые ежедневно чистились в вакууме, но все эти меры предосторожности часто не помогали. Один микроб способен был испортить целую партию пенициллина.

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая