Жена журавля - Несс Патрик - Страница 30
- Предыдущая
- 30/54
- Следующая
— Как такое возможно? Они что и правда настолько хороши?
— Да, — ответила Аманда, глядя на свою табличку. — Да, правда.
— Наверно, я не должна расстраиваться, что Джордж зарабатывает больше моего теперь, когда мы развелись?
— Прошло уже девять лет, ма.
Клэр вздохнула:
— А кажется, гораздо меньше.
— Как там Хэнк?
— О боже. Я вовсе не ревную — и не хотела бы вернуться к нему теперь, когда он разбогател. Он милый, но — слишком уж милый, с какой стороны ни посмотри. А мне нужен мужчина, который умеет держать удар, иначе я превращаюсь в стерву, а кому это нужно? Я просто удивлена, вот и все. Удивлена, но все-таки рада. Конечно рада.
— Ты уверена?
— Дорогая, а тебе самой не хотелось бы, чтобы все получалось как надо? Разве тебе не стало бы легче?
— Хэнк при деньгах.
— Хэнк был при деньгах, когда я его встретила. Я не живу в кредит.
— И ты не ревнуешь.
— Перестань поддразнивать. Ты говоришь, что эта Кумико прелестна, и я тебе верю. Я счастлива за него. За них обоих. Ей с ним повезло.
— А ему — с ней, — твердо сказала Аманда.
И на секунду задумалась, что же хотела этим сказать.
Вернувшись домой, она повесила табличку на стену над телевизором — просто потому что там был крючок, на котором держался старый плакат французского кино, находившийся там с таких незапамятных времен, что она почти перестала его замечать. Сняв плакат, она повесила табличку на его место.
— Что это? — тут же вытаращил глаза Джей-Пи.
Она собралась было ответить, но объяснить это в доступных для него выражениях показалось ей слишком сложно, и потому она просто сказала:
— Искусство.
— Ну ладно, — с уважением протянул Джей-Пи и даже не стал вываливать на нее лавину вопросов, к которым она морально готовилась. Просто посмотрел на табличку долгим задумчивым взглядом, а затем спросил: — А можно, я посмотрю «Вихляшки в джазовом веке»?
Аманда уставилась на него, соображая:
— В каменном веке?
— Я так и сказал!
— Валяй, ты знаешь, как включать.
Пока Джей-Пи ковырялся в пультах, запуская уже загруженных «Вихляшек» по телику, Аманда разглядывала табличку, думая о том, что, возможно, гора и птица на ней — это отец и Кумико. А возможно, и нет. А еще она подумала, что небольшая, в общем-то, табличка кажется в то же самое время странно огромной — больше гостиной, больше всей ее, Аманды, жизни; и чем дольше ее разглядываешь, тем сильнее мир таблички грозит перетечь сюда, в этот мир.
Время шло, а она так и не собралась рассказать об этом подарке ни одному из родителей. И судя по словам Джорджа, ему Кумико тоже ни о чем говорить не стала. Ничего не узнал он и от внука, хотя Аманда вовсе не собиралась просить малыша соврать, как-то само собой вышло, что никто об этой табличке больше не упоминал. Это стало их тайной, которую все негласно согласились хранить.
А сама Аманда просто продолжала любоваться этим пейзажем, и все.
За эти же несколько недель (еще до того как заметила у Аманды табличку) Рэйчел стала до странного дружелюбной.
— Не хочешь с нами пообедать? — предложила она однажды, подходя к ней и таща за собой Мэй, как заправский буксир.
У Мэй отвисла челюсть.
— Серьезно?
— Серьезно? — эхом отозвалась и Аманда.
— Девушки в офисе, — заявила Рэйчел, — должны держаться друг за дружку? Чтобы обезопасить себя от всяких глупостей?
— Так ты серьезно? — повторила Мэй.
— Серьезней некуда, — отозвалась Рэйчел. — Мы все здесь взрослые люди?
— Спасибо, — сказала Аманда. — Но у меня свои планы.
— Ну, как хочешь, — бросила Рэйчел, и они обе ушли.
Но и это было еще не все.
— Мы завтра собираемся в кино, — объявила Рэйчел в пятницу утром. — Поржем над акцентом Энн Хэтэуэй? А потом опрокинем по паре коктейлей?
Аманда взглянула на нее с подозрением:
— Это что, приглашение?
На лице Рэйчел появилась злая, с издевкой, гримаса, но тут же исчезла.
— Слушай, — сказала она. — Ну, сколько раз я должна тебе говорить, что прошу прощения?
Аманда открыла рот, потом закрыла — и открыла снова.
— Один?
— Ну, так как? Пойдешь?
— Но у меня Джей-Пи…
— Ладно, расслабься. — И Рэйчел снова ушла.
Все было странно — в каком-то смысле еще хуже, чем в период их дружбы на почве взаимной ненависти. По работе Рэйчел муштровала ее, как и всегда, но странные приглашения от нее так и сыпались, и однажды Аманда сдалась, и все трое наконец отправились обедать в недавно открытую модную бургерную.
— Думаете, это настоящий эмменталь? — спросила Аманда, поднося к глазам бургер.
— Поверить не могу! Чтобы клали такой шикарный сыр на какой-то гамбургер?
— «Шикарный»? — фыркнула Рэйчел. — Кто сказал «шикарный»?
Мэй чуть заметно смутилась:
— Кажется, я…
— Как у тебя с Уолли? — спросила Аманда, надкусывая бургер.
— Уолли — большой сосунок, — ответила Рэйчел, разрезая свою порцию надвое.
— У него — большой сосунок? — уточнила Аманда. — Или он сам такой?
Рэйчел шваркнула вилкой и ножом о столешницу — с такой силой, что вздрогнули даже за соседними столиками.
— Знаете что?! — почти заорала она. — Я, между прочим, порядочная!
Звенящая тишина повисла над их секцией ресторана. Мэй посмотрела на Аманду, потом снова на Рэйчел.
— Ну да, — сказала Мэй. — Ну, то есть ты в порядке…
— А кто говорит, что ты непорядочная? — спросила Аманда с явным интересом, хотя и не забывая откусить очередной кусок мяса.
— Я знаю, что со мной нелегко? Понятно? Но как еще по-другому? Если ты женщина и хочешь преуспеть? Да при этом и личную жизнь устроить… и не стать… не стать…
— Мымрой? — подсказала Мэй, потягивая через соломинку фисташковый милкшейк.
— Да, не стать мымрой! Вот я о чем?
— К чему ты клонишь? — поинтересовалась Аманда.
Рэйчел тяжело вздохнула, и в глазах ее вроде даже блеснули настоящие слезы.
— А ты еще не устала всех вокруг ненавидеть?
— Да с чего бы я всех ненавидела? — спросила Аманда.
— Еще как ненавидишь! — воскликнула Рэйчел. — Только и делаешь, что жалуешься на всё и на всех! Постоянно?
— Ну… — Аманда откинулась в кресле. — Не на всех…
— А кого ты любишь? Ну, скажи мне.
Рэйчел наседала на нее с такой неприкрытой яростью, что Аманда уже не столько отвечала, сколько дралась за свою жизнь.
— Я люблю своего сына так, что тоскую по нему, даже когда он сидит со мной рядом.
— О, вот и я тоже! — прониклась Мэй. — Моя дочка…
— Ребенок, — резко возразила Рэйчел, — не в счет.
— Отца люблю.
— Джорджа, — кивнула Рэйчел.
— Любила Генри.
— Серьезно? — вытаращилась Мэй.
Аманда уставилась на свой бургер, уже почти без аппетита, вспоминая тот вечер, когда Генри заехал к ней, вечер, о котором он никогда не упоминал впоследствии, когда бы ни позвонил поболтать с Джеем-Пи.
— Да. — Она подняла на них взгляд. — И даже сильнее, чем думала.
— Ну что ж, тебе повезло, — сказала Рэйчел. — У тебя, по крайней мере, кто-то есть. А я так устала ненавидеть всех, и себя, и обеих вас…
— Эй! — сказала Мэй.
— Да ладно тебе! — фыркнула Рэйчел. — Я вообще не понимаю, что здесь делаю. А вы? Не знаю даже, зачем я вам все это…
Она замолчала, и ее лицо сморщилось в безобразной, по-настоящему уродливой плаксивой гримасе. Затем она вдруг вскочила — так резко, что кресло за ней упало. Беспомощно оглянувшись на него, Рэйчел рванула из ресторана наутек. Именно наутек, подумала Аманда. Так, словно за ней гнались.
— Во дает! — сказала Мэй, поворачиваясь обратно к Аманде. — Думаешь, тебе стоит ее догнать?
— Не мне, — покачала головой Аманда. — Тебе.
Мэй признала, что так оно, видимо, и есть, сграбастала свою сумку и сгинула, не попрощавшись. А также не оплатив ни свой, ни чей-либо еще счет.
- Предыдущая
- 30/54
- Следующая