Струна и люстра (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 63

• Предыдущая
• 63/149
• Следующая

Когда Толя-Поля и Лыш ушли, Грета сказала:

— Он всю ночь провел в сарае, колдовал там. А утром позвал меня: «Смотри…»

«Сколько всего случилось за сутки…» — подумал я.

Да, случилось столько, что отодвинуло мои прежние сомнения и страхи. Я даже перестал думать про ампулу. А сейчас вдруг вспомнил, но подумал беспечно: «А, ерунда! Еще несколько дней в запасе. Надо только напомнить Вите, чтобы принес завтра-послезавтра, не забыл…» Мне теперь казалось, что все кончится легко и просто. Подумаешь! Ткну шприцем в плечо — и прощай прежние заботы. Главное, не прозевать момент, когда появится тот самый прыщик. Мерцалов говорил, что сперва должно зачесаться…

Будто в ответ на свои мысли, я ощутил на плече легкий зуд. Усмехнулся: вот как нервы откликаются на всякие страхи. Оттянул ворот футболки. Что это?.. Точно в том месте, куда однажды ткнул пальцем Мерцалов светился алый бугорок. Словно ягода-брусника…

Сразу, без всяких «а может, не то, а может случайность, совпадение», понял я, ощутил всеми нервами, что это оно.

— Света… Май… вот… раньше срока… — И откинулся, уперся в кровать локтями. Замутило…

Не помню, кто звонил Вите. Но примчался он моментально. То есть, наверно, минут через пять. Вместе с девушкой, которая уже в дверях начала натягивать белый халат. Славная такая девушка, темноволосая, темноглазая, похожая на Грету.

Я к этому моменту уже пришел в себя. А чего было раскисать? Ну, «начался процесс» чуть раньше рассчитанного срока, что страшного? Сейчас, через минуту, все будет в норме. Вот медсестра уже отломила кончик ампулы, втянула в баллон шприца прозрачную жидкость. Теперь шприц в одной руке, а в другой набухшая пахучим спиртом ватка.

— Сиди, сиди…

Но я встал. Ватка холодком прошлась по коже выше локтя.

— Не напрягай руку. Не бойся, это не больно…

— Дайте, я сам! Я умею… Ну, пожалуйста…

Мне казалось, что сделать это я должен именно сам. Тогда уж точно все будет хорошо. И наверно, был в моем голосе такой отчаянный звон, что медсестра на миг растерялась, шприц оказался у меня. Игла с капелькой лекарства — вверх, большой палец — на поршне. Я посмотрел на блестящую от спирта кожу над локтем. Ну вот…

За дверью что-то стукнуло, упало. И долетел плачущий Полин голос:

— Ребята, скорее! Лыш без памяти!

Нас всех как волной вынесло из комнаты, мы оказались на кухне.

Лыш, непривычно длинный, с побелевшим лицом, лежал наискосок половиц, глаза были полузакрыты, ноги неловко согнуты, руки раскинуты. Расстегнутая безрукавка оказалась распахнута, будто крылья бабочки, лямка белой майки съехала с плеча. Под ключицей (там же, где и у меня!) расползлось красное, похожее на раздавленного паука пятно. Куда там моему прыщу! Сразу было видно — у Лыша нет лишних минут. Он хрипло дышал сквозь зубы…

Где он подхватил эту заразу? За что его так ударила судьба?.. Как теперь быть? Нас двое, а доза одна. Как выбрать? Кому жить на свете?.. Конечно, ему! Это ведь он должен помочь Маю построить Хрустальный Храм, а я-то что?.. Но ведь лекарство — мое! По всем законам судьбы — оно мое! С самого начала ампула была моя! И жить так хочется. Особенно сейчас, когда столько радостей, когда есть свой дом и друзья!.. А ему не хочется?.. Но я же не виноват, что и с ним случилось такоеже!.. Не все ли равно теперь, кто виноват!..

Такие мысли колотились во мне… Но колотились уже потом, когда я уходил, прощался с Инском. А сейчас мыслей не было, никаких. Лыш был мой брат.

Я все еще держал шприц иглой вверх. Я быстро сел, левой рукой уперся в пол, а правой воткнул иглу Лышу пониже плеча и мягко надавил поршень…

Кто-то выхватил у меня шприц, но я не помню, кто. Что-то говорили, но я тоже не помню. Зато я увидел, как раздавленный красный паук стал вбирать лапы, уменьшаться на глазах. Съежился, превратился в коричневую коросточку — безобидную, я это понял сразу. И дышать Лыш стал ровно. Зашевелились веки…

И мне стало легко-легко. Я знал, что очень скоро со мной начнется то же, что с Лышем и, наверно, скрутят меня боль, тошнота, потом придет беспамятство. Но все равно сейчас было легко. Потому что я сделал то, что сделал, и не надо было ничего выбирать…

Меня рванули за плечо:

— Бежим! — Это был Грета.

— Куда? — сказал я с расслабленной улыбкой.

— Бежим! Дурак!..

Ох и сильная девчонка! Двумя рывками выволокла меня из кухни, из дома, на крыльцо. Там танцевал на тонких ножках Росик.

— Садись! — приказала Грета.

— Зачем?

— Затем, что иначе умрешь! — кажется, она заплакала.

Я ничего не понимал. Подумал: «Так и так умру…» (кстати, почти без страха подумал). Сказал:

— Он не поднимет двоих…

— Поднимет! Да садись же!.. Смотри, у тебя уже начинается, как у него! — Она дернула на мне ворот, я глянул на плечо. Там на месте ягоды вырастал красный паук. Тут я сильно испугался. И быстро сел на Росика задом наперед, грудью к спинке (будто это могло меня спасти!). Грета оказалась сзади — я почувствовал, как металлические пуговки ее форменной рубашки впились мне в спину. Горячий шепот Греты шевельнул мне волосы на затылке:

— Вперед… — Видимо, это был приказ Росику.

Мы рванулись со ступеней, и первые несколько секунд я думал об одном: не полететь бы кубарем с деревянного конька. Швыряло из стороны в сторону, я вцепился в спинку, зажмурился. Потом открыл глаза.

Воздух с тополиными пушинками бил по щекам. Я не понял, где мы мчимся. Видимо, по огородам и пустырям. Хлестали по ногам верхушки высоких трав. Потом перестали. Оказалось, что Росик несет нас по воздуху, выше репейников и кленовых зарослей. Теперь движение стало ровным, и мысли — тоже ровнее.

— Куда мы? — громко спросил я.

— На Круг! Там начинается Дорога. На Дороге не умирают…

«Это хорошо, что не умирают… А что там делают?..»

Мы помчались по Второй Раздельной, мелькнул знакомый дом с редакцией «Почтовой ромашки» (где я так и не побывал). Потом — стена Крепости. Росик взметнул нас выше стены и снова канул вниз (все ухнуло внутри). Теперь мы летели над Пустошью — над проблесками воды, над осокой и тростником. Опять захлестало по ногам.

Сколько летели — не знаю. Наконец скорость уменьшилась. Деревянные ножки Росика застучали по твердому. Он остановился. Грета спрыгнула, потянула меня:

— Слезай…

Я неуверенно встал на ноги. Под ногами оказались доски. Даже не доски, а плахи. Щелястые, местами прогнившие. Кое-где росла в щелях трава с мелкими белыми цветами. Я оглянулся. Мы стояли на круглой площадке среди зарослей ольховника. Через площадку тянулись ржавые рельсы на кривых истлевших шпалах. «Вот он Круг», — понял я.

— Он скоро повернется… — шепотом сказала Грета. — И тогда ты иди… — Она смотрела в сторону, и щеки ее были мокрые.

— Куда? — тоже шепотом спросил я.

— Сперва по рельсам. Потом как получится… По Колее…

— Зачем?..

— Чтобы не помереть… дурень… — Она всхлипнула и посмотрела мне в глаза.

— По какой колее? — пробормотал я, моргая.

— Ты почувствуешь… Колея — это часть Дороги. Она спасет…

— И долго идти? — спросил я, холодея. Потому что вплотную подступило Расставание.

— Не знаю… Наверно, долго…

— А можно будет вернуться?

— Не знаю… Если можно, Колея выведет сама. А ты не пытайся повернуть назад. По Дороге не ходят обратно, такой закон…

Тогда я рассердился:

— Откуда ты знаешь?!

Она сказала виновато:

— Сама не понимаю. Знаю, вот и все… — И опустила голову.

— А если я все-таки пойду назад?

Она снова глянула мне в лицо мокрыми глазами.

— Тогда… наверно, свалишься, как Лыш.

Да, Лыш… И моя тревога перекинулась от меня на него:

— А почему с ним случилось… такое? Ведь ему-то не делали прививку! Может, он заразился от меня?

— Не говори чушь… — слабо отмахнулась Грета. — Он сам виноват. Из-за своих опытов со временем…

• Предыдущая
• 63/149
• Следующая