Струна и люстра (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 58

• Предыдущая
• 58/149
• Следующая

Нет, зря я паникую! Все будет, как задумано! Скоро придет освобождение от последних страхов, скоро Витя, разославший запросы «по своим каналам» получит сведения о Пузырьке и Тюнчике, скоро дядя Толя подарит мне «Бегущую по волнам»… а впереди еще больше половины длинного безмятежного лета…

Господи и все святые, защитите от бед меня и всех, кого я люблю…

Я вспомнил, как недавно, в праздник Троицы, мы ходили в Михаило-Архангельскую церковь. Никто специально не говорил, что это надо. Получилось как-то само собой. Все засобирались, и Май спросил меня:

— Пойдешь?

— Конечно, — сказал я.

Тете Маруся дала мне новую белую рубашку. Я оставил дома свою сине-белую бейсболку (чтобы случайно не забыть снять ее у входа в церковь) и мы пошли все вместе. Тополята были непривычно причесаны. Любаша несла на руках принаряженного лодыря Евгения, который мог бы идти сам, но не желал.

Церковь была внутри украшена свежими березками. Было много народу. Горели свечки. Пахло непривычно — сладко и празднично. В окна широкими лучами входило солнце. Светился позолотой большой иконостас, который сработали дядя Толя и его помощники. Среди узоров из виноградных листьев и цветов я видел Богородицу с мальчиком Иисусом, множество святых с золотыми обводами вокруг голов, ангелов с крыльями… Я не различал подробностей, все как-то смещалось, плыло перед глазами под звуки церковного пения. Так, наверно, и должно быть, когда ты рядом с Чудом… Я поднял глаза, глянул выше иконостаса, на своды. Они, расписанные разными картинами и образами тоже слегка плыли. И вдруг из них как бы выступили, сформировались из красок, света и мелодии три ангела с задумчивыми лицами, в которых были и грусть, и радость… Я вспомнил! Я видел таких ангелов, когда рассматривал альбом Мая со старыми храмами и образами. Май сказал тогда, что это знаменитая икона…

Вот она какая, Троица! Не маленькая, не на альбомном листе, а как бы распахнувшаяся под широким сводом. Настоящая … Я понял, что наступил очень важный миг. Что сейчас должна возникнуть минута особой связи, которую нельзя пропустить. Я сделал шаг назад, за спины тех, кто был рядом, чтобы оказаться один на один с Тремя Ангелами. (По правде говоря, еще и потому, что стеснялся, не хотел, чтобы увидели, как я молюсь, но это была не главная причина.) Не отрывая глаз от Троицы, я неумело перекрестился несколько раз и прошептал одними губами:

— Пожалуйста… пусть все будет хорошо… Пожалуйста. Я очень прошу. Я молю …

И потом до конца дня я ходил с ощущением, что Три Ангела невидимо реют надо мной в широте неба. И смотрят на меня. Причем смотрят сквозь чистоту и прозрачность громадного хрустального шара, который повис над всей планетой…

С той поры, когда страх вдруг догонял и прижимал меня, я, как за спасение, хватался за память о Троице. И тогда появлялось чувство, которое, видимо, называется Надежда…

И сейчас, после того, как отвел велосипед, я возвращался домой с этим чувством. Оно в конце концов прогнало боязнь.

На крыльце я увидел Любашу с Евгением на руках. Щеки Евгения были измазаны вареньем. Он был полностью доволен жизнью. А Любаша — не полностью.

— Гришенька, все разбежались куда-то. Ты не мог бы с полчасика повозиться с этим обормотом, я должна залезть в Интернет, надо готовить контрольную по «Евгению Онегину»… Никуда от этих Евгениев не денешься, хоть волком вой.

Любаша училась в заочном пединституте.

Я протянул к Евгению (не Онегину, а Веткину) руки.

— Иди ко мне…

Тот охотно пошел.

— Почему ты такой лентяй? Надо не ездить на других, а ходить самому, большой парень уже… Пойдем вместе! Ты топ-топ и я топ-топ…

— Не-а… — сказал Евгений.

— Ты бессовестный.

— А-га… — согласился бессовестный Евгений.

Я поставил его на ступеньку.

— Ну-ка, шагай…

Евгений сделал вид, что собирается зареветь. Я снова сказал, что он бессовестный, и сдался:

— Ладно. Давай прокачу на плечах…

— Гы-ы! — просиял Евгений.

Я посадил его (довольно увесистого) на плечи и вышел за калитку.

— Пошли папу встречать, он скоро придет на обед.

Евгений не возражал.

Анатолий Андреевич (дядя Толя) и в самом деле вышел из-за угла нам навстречу. Радостно удивился:

— Это что за генерал Скобелев на белом коне? Опять лентяйничаем?

— Ы-гы… — жизнерадостно согласился младший Веткин.

Дядя Толя снял его с моих плеч, понес, усадив на левый локоть.

— Кто самый ленивый младенец в городе Инске, а?

— Й-я… — гордо сказал Евгений.

Конечно, в тот же вечер мы рассказали Вите про встречу Мая с «членами комиссии» и про взрыв («вызвонили» его по мобильнику Греты и встретились на пустынном дворе у памятника букве И — Света, Май, Грета и я).

— Господа искатели приключений, — сказал Витя озабоченно. — В связи с вышеизложенным, обращаюсь к вам с настойчивыми просьбами. Первая: не посвящать в эти события никого из окружающих. До поры, до времени. Даже родителей — чтобы не терзать лишними заботами их чувствительные сердца…

— Валерия и Лыша тоже не посвящать? — спросил я.

— Их можно. Тем более, что им наверняка и так все известно…

— Откуда? — удивились мы хором.

— Ха… — непонятно сказал Витя. — Вторая просьба. Пусть его величество в ближайшие дни поменьше болтается по улицам. И уж ни в коем случае не ходит в одиночку… Едва ли, конечно, они после всего случившегося решатся на что-то серьезное, но все-таки…

— А третья просьба? — сказал Май.

— А третья такая: не устраивайте пока новых экспериментов с вашим лучеметом… Вообще-то следовало бы его сразу реквизировать, но вам ведь ничего не стоит соорудить новый, сами говорили…

— Это был не эксперимент, а необходимая защитная мера! — обиделась Грета.

— Ну да, «мера». Надо было сообщить мне, а не грохать машинку так сразу. Теперь никаких следов и доказательств.

— А если бы «машинка» грохнула Мая? — сказал я. — Не дожидаясь сообщения…

— Не грохнула бы, если бы вы… А впрочем, какой смысл теперь обсуждать: как бы да чего бы… — Подпоручик Петряев махнул рукой и стал задумчиво смотреть на памятник букве И. По памятнику прыгали воробьи. А мы сидели неподалеку от него на самодельной лавочке. Меня опять зацарапала тревога. Я сказал Вите про ампулу. Мол, пусть лучше будет у меня. Думал, Витя заспорит, но он сразу согласился:

— Ладно, завтра утром занесу, только надо будет убрать в надежное место… Да та не волнуйся, у тебя еще не меньше недели в запасе.

А я волновался уже о другом:

— Витя… а Максим Максимыч… Вдруг он заодно с теми? Ведь это он устроил встречу…

Света, Май и Грета посмотрели на меня, как… ну, будто на пострадавшего. А Витя увесисто сказал:

— Максим Максимыч — кристальный старик. Честнейшая душа. Только чересчур наивный. Поверил этим «депутатам», будто и правда речь пойдет о конкурсе… Кстати, я с ним уже поговорил…

«Витя, а про Пузырька и Тюнчика ничего не слышно?» — чуть не спросил я. Но постеснялся. Если было бы слышно, разве он не сказал бы!

Следующим утром все наше семейство (кроме лодыря Евгения и дяди Толи) пололо грядки. У тети Маруси был за сараем огородик — «чтобы свежая зелень всегда под рукой». Здесь нас отыскал Валерий — все с тем же вопросом:

— Лыша не видели?

Мы сказали, что сегодня не видели.

— Гретхен сообщила, что умотал куда-то на своем Роське. И на вызовы не отвечает, наверно, опять посадил аккумулятор, — сокрушался Валерий.

— Гретхен может и соврать, — вдруг мрачно заявил Толя.

— С какой стати?! — изумилась Света. — Она никогда не врет!

— Ага, «никогда»! Мы нашли ей два шара на пустыре за вокзалом, а она все равно не записывает в отряд. Говорит: «В таком возрасте еще рано лазать по болотам…»

— Но ведь форму-то она вам разрешила носить! — сердито напомнила Света.

— А зачем она, форма, если нельзя ходить в поиск? — заступилась Поля за брата.

• Предыдущая
• 58/149
• Следующая