Фрегат Звенящий (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 60
- Предыдущая
- 60/121
- Следующая
Яков Платонович стихи похвалил, но сказал, что о гостях думать рановато. Сперва надо самим как следует освоиться на швертботе и научиться управлять им в любую погоду.
Тут мы увидели, что наперерез нам идет большая белая яхта — бермудский тендер. Мачта ее была в три раза выше нашей, а на палубе много людей. Они шли очень полным курсом — то ли самый полный бакштаг, то ли фордевинд.
«У них гик грота смотрит вправо, значит, левый галс, как у нас, — сказал Вася. — Они на ветре, пускай уступают дорогу!»
Но яхта, которая называлась «Озерная звезда», не стала пересекать нам курс. Она привелась и пошла параллельно, недалеко от нас. Бородатый мужчина в тельняшке закричал с «Озерной звезды»:
«Платоныч, решил тряхнуть стариной?!»
«Молодежь учу!» — громко ответил Ксенин дедушка.
«Давай-давай! Нам смена нужна!»
Большая яхта быстро обогнала нас и ушла вперед. Но мы не огорчились, потому что Яков Платонович сказал:
«Что поделаешь, у нас паруса девять квадратных метров, а у них в десять раз больше. Ну ничего, мы тоже хорошо бежим. А потом, когда научитесь и станете ходить без меня, скорость еще больше сделается. Потому что лишние девяносто килограммов долой…»
«Ой, как это мы без тебя?» — испугалась Ксеня. Но Яков Платонович погрозил ей пальцем и скомандовал:
«К повороту!»
«Есть к повороту!» — сказали мы все, а Вася быстро взял у меня гика-шкот, потому что он сейчас отвечал за грот.
«Берегите головы! — велел Яков Платонович. И скомандовал опять: — Поворот!»
Яхта быстро побежала носом к ветру, накренилась сильнее. Я приготовился перебраться с борта на борт, когда сменится галс. Пригнулся…
Но я, видимо, плохо пригнулся. Потому что меня вдруг трахнуло по голове! Это гик, когда переходил с борта на борт, зацепил меня по макушке. Искры из глаз! И очки слетели. Хорошо, что не в воду, а в кокпит. Я там и сел рядом со швертовым колодцем.
Все заохали, а Яков Платонович спросил:
«Живой? Сильно стукнуло?»
Но я поморгал и всех успокоил, что не сильно. Только шишка появилась, не очень большая.
«Без этого на такой яхте не проживешь, — сказал Яков Платонович. — Каждый обязательно по нескольку раз получит гиком по голове, прежде чем научится пригибаться вовремя. Это вроде морского крещения».
Скоро у меня перестало гудеть в голове, а Яков Платонович для моего успокоения дал мне подержать румпель и разрешил немного поприводиться и поуваливаться.
Все сказали, что они тоже хотят. Яков Платоноч ответил, что по очереди.
Теперь мы шли к своему берегу курсом полный бейдевинд правого галса. Почти с той же скоростью. Ветер сделался покрепче, гребешки волн стали побольше, несколько раз даже брызнуло навстречу. Ксеня стала повизгивать, но мы ей сказали, что это нехорошо. Она сказала «подумаешь», но перестала.
Крен сделался заметнее. Вася с гика-шкотом в руках и Антошка на наветренном борту сильно откинулись назад, стали откренивать. Брызги летели на них, и они смеялись.
Так мы подошли близко к станции. Яков Платонович стал объяснять нам про подход к пирсу и швартовку. Он сказал, что подходить надо носом к ветру и при этом растравливать паруса, чтобы погасить скорость. И еще сказал, что некоторые яхтенные матросы любят при подходе вставать на носу и одерживать яхту, упираясь ногой в пирс. Это можно, но только опытным матросам. И надо это делать осторожно, чтобы нога не попала между причалом и бортом. А еще надо внимательно смотреть, чтобы между бортом и причалом не попали руки, а то можно покалечиться.
Яков Платонович взял у меня румпель, велел растравить грот и стаксель и подвел яхту так, что она бортом аккуратно прижалась к шинам, которые висели на стенке причала.
Потом мы прокатили котов. Кот Василиса вел себя хорошо и спокойно сидел на крыше рубки, только фыркал на брызги. А Синтаксис струсил и удрал в рубку. Ксеня его вытащила и держала на руках, а стаксель-шкоты дала Антошке.
После этого мы сделали рейс к дальнему берегу, и Яков Платонович всем по очереди дал посидеть на руле. Затем недалеко от берега мы все учились делать повороты.
И тут уж каждый «познакомился» с гиком. Зато потом уж мы отлично знали, что зевать нельзя. Даже в автобусе, когда Антошка решил пошутить и крикнул «берегись гика», я, Вася и Ксеня тут же ткнулись носами в колени. А Яков Платонович вспомнил слова из смешной песенки «Бабушка пиратов»:
Мы смеялись и трогали свои головы.
На следующий день погода была такая же, и мы опять несколько раз ходили от берега к берегу. Сперва курсом норд-тень-вест, на Тигриный хвост, потом обратно к станции. Яков Платонович снова учил нас держать руль и шкоты. А еще он учил нас самостоятельно подходить к пирсу. Не сразу это у всех получалось. Я один раз «впи-лил» в причал так, что у меня опять слетели очки, а Яков Платонович сказал:
«При таких делах долго это продолжаться не сможет. Или нас выгонят со станции за разломанный пирс, или мы разнесем в щепки наше судно».
Но это он шутя сказал, потому что по правде никогда на нас не сердился.
После занятий на яхте он повел нас на пляж и стал учить плавать по-настоящему, потому что Антошка еле-еле умел держаться на воде, да и все мы были пловцы так себе.
Через несколько дней занятий мы плавали уже увереннее. Антошка про это сочинил такие строчки:
Но это он просто для рифмы, потому что пузыри никто не пускал.
Еще через день Яков Платонович сказал:
«Ну, господа гардемарины, пора вам в самостоятельное плавание».
Ксеня сказала:
«Ой!»
У меня внутри тоже ойкнуло, но снаружи я сдержался.
Яков Платонович успокоил:
«Я попрошу на станции моторную лодку и буду сопровождать вас».
И мы пошли самостоятельно. А дуло посильнее, чем в первый день. Сперва мы боялись, и Вася, который первым сел на руль, для придания себе храбрости закусил губу и прищурился.
Но скоро мы привыкли. Яхта хорошо слушалась руля. Без тяжелого Якова Платоновича управлять ею было легче, хотя и страшновато сперва. Но он был на моторке неподалеку.
Мы отходили от берега на один-два кабельтова, делали поворот оверштаг, шли к пирсу и приставали к нему. Иногда крепко стукались, но ничего страшного не случилось. Только Антошка подходить к причалу самостоятельно не решился, руль держать было трудновато, ему помогал Вася.
После целого часа занятий Яков Платонович сказал:
«Поворот оверштаг вы уже освоили. Теперь будете крутиться через фордевинд…»
Ксеня опять сказала «ой». И не напрасно. Потому что при первом же самостоятельном повороте фордевинд мы кильнулись.
На руле был Вася, но виноват, наверно, был я. Потому что я держал гика-шкот и зазевался, не сумел вовремя перенести грот с борта на борт. Он перекинулся сам собой, гик ударился о ванту, яхту качнуло влево, мы кинулись на правый борт, но парус опять перекинулся, и… в общем я сам не помню, как оказался в воде. При этом сверху меня накрыло парусиной.
Я почему-то не очень испугался, только вода показалась холодной. Больше всего я боялся за очки, но они были теперь на резинке и никуда не девались. И тут я подумал: «А как там Антошка?»
Жилет держал хорошо. Я приподнял парус над головой и стал выбираться к задней шкаторине, чтобы не наткнуться на мачту и ванту. И выбрался. И сразу увидел Антошку. Он держался за руль и… улыбался.
- Предыдущая
- 60/121
- Следующая
