Синий краб (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 81

• Предыдущая
• 81/186
• Следующая

Она смотрела на Вовку удивленно и грустно. А он прошел и не взглянул на нее. И растоптал ее рисунок.

Она тихонько пошла следом и остановилась в подъезде.

Вовка медленно поднимался по лестнице. Он шел навстречу неприятностям и невзгодам. Но он не боялся. Он шел печальный и гордый.

А внизу, прислонившись к косяку, стояла девчонка. Тоже печальная. И слушала, как затихают Вовкины шаги…

Но, наверно, оба они немного притворялись. Чуть-чуть. Грусть их не была такой уж сильной. Потому что пробивались сквозь нее светлые пятнышки, похожие на круглые чешуйки солнца.

У Володьки пропала собака. Все мальчишки с маленькой улицы Трубников знали, что у него пропала собака. И жалели. Жалели рыжего Гермеса, потому что привыкли к нему очень давно: еще до того, как он стал Володькиным псом. Жалели Володьку, потому что он был неплохой парнишка, хотя немного плакса.

Впрочем, о том, что он плакса, мальчишки сами не догадались бы. Это сообщил Володькин дядя Виталий Павлович, тоже проживавший на улице Трубников. Он подвел Володьку к ребятам, которые у соседних ворот колдовали над разобранным велосипедом, и сказал:

— Послушайте, доблестные рыцари. Возьмите этого отрока в свою компанию. Он человек неплохой. Правда, немного плакса, а все остальное на уровне.

Сашка Пономарев (Володька тогда еще не знал, что его Сашкой зовут) вытряхнул на масляную ладонь подшипники из втулки, посчитал шепотом, затем рассеянно глянул на дядю и на племянника:

— А пускай, — сказал он. — У нас приемных экзаменов нет.

Дядя Витя коротко сжал Володькино плечо: «Оставайся», — и ушел. Он считал, что суровые законы мальчишеской компании пойдут Володьке на пользу.

Но никаких суровых законов не было. Вольдьку попросили подержать колесо, пока собирали втулку и надевали цепь, потом дали прокатиться на отремонтированном велосипеде (все катались по очереди). Потом спросили, как зовут.

И уж совсем потом, когда был вечер, маленький Сашкин брат Артур спросил без всякой насмешки, а просто с любопытством:

— Почему твой дядя Витя говорит, что ты плакса?

Володька увидел, как Сашкина ладонь поднялась для подзатыльника глупому Артуру, но нерешительно остановилась. Мальчишки молчали. И было непонятно, осуждают они неделикатного Сашкиного брата или ждут ответа.

И Володька ответил просто и честно:

— Я знаю, он сердится. Я при нем разревелся, когда с родителями прощался. Они в Крым уезжали, а меня сюда отправили… А он слез не любит.

Нельзя было смеяться над таким прямым и беззащитным ответом. Ребята помолчали немного. Сашка все-таки шлепнул Артура по шее и небрежно утешил Володьку:

— Ничего, привыкнешь…

— Наверно, — откликнулся Володька. Ему захотелось еще сказать, что привыкнет он обязательно, он умеет привыкать. Весной он распрощался с Юриком Верховским, и первые дни после этого тоже скребло в горле, а потом уже не скребло. Только иногда. А с Юркой они были всегда вместе еще с детского сада… Но ничего такого Володька говорить не стал, потому что иногда вредно тратить много слов…

Собака у него появилась через неделю после этого разговора. Женька Лопатин, который жил через два дома от Володьки, рано утром стукнул в его окошко. Подтянулся на высокий подоконник и спросил:

— Вовка, можешь взять собаку? Хоть не насовсем, а на время?

Сонный Володька спросил, конечно, что это за собака, и что он с ней будет делать. Оказалось, что делать с ней ничего не надо, только кормить и поить, чтобы не померла с голоду и не взбесилась от жары. Раньше этот пес жил у Женьки, а еще раньше у многих других ребят. Но подолгу он не жил нигде. Все родители ругались и прогоняли собаку. Сторож из нее был никудышный, а лопала она, как хорошая свинья.

Женькины слова не обрадовали Володьку. Но неудобно было отказываться, да и жаль собаку.

— Ну, давай, — сказал он, предчувствую неприятности.

И Женька привел на веревке Гермеса.

Пес был величиной с овчарку, но лопоухий. Рыжий, клочкастый и тощий.

— Сидеть, — велел ему Женька. Гермес зевнул, сел, глянул на Володьку светло-коричневыми лукавыми глазами и вдруг замахал репьистым хвостом. Взлетели с земли клочки газеты и щепки, а по ногам прошелся пыльный ветер.

— Он, вроде бы, совсем не злой, — заметил Володька.

— В том-то и дело, — вздохнул Женька. — Он всех людей считает своими, потому что настоящего хозяина у него не было. Со щенячьего возраста живет беспризорный… Но он хороший. А ты собак любишь?

— Не знаю, — сказал Володька. Он в самом деле не знал. Он жалел собак, если им было плохо. И кошек жалел, и зверей в зоопарке, и птенцов, которые падают из гнезда. Но дядя Витя сказал однажды, что жалость и любовь разные вещи.

Гермеса Володька привязал в палисаднике среди георгинов. Принес чашку с водой, тарелку со вчерашними макаронами. Гермес махал хвостом и улыбался розовой пастью.

Потом, конечно, был разговор с дядей Витей и тетей Таней, его женой. Тетя ахала, называла Гермеса чудовищем и вопросительно смотрела на дядю Витю. Тот назвал Володьку странным человеком, а Гермеса бесполезным существом. Но когда узнал, что Володька обещал ребятам держать у себя Гермеса, подтянулся и бодрым голосом сказал:

— Раз обещал, держи.

— Только, ради бога, уведи его из палисадника, — жалобно сказала тетя Таня. — Там цветы.

И Володька увел собаку за сарай, в тень, подальше от пышных георгинов, которые он презирал за нахальную красоту.

Потом он привык к Гермесу.

Однажды он загнал Гермеса в пруд и намылил туалетным мылом. Бедный пес тихо выл от ужаса, но терпел.

— Чего ты собаку мучишь! — вмешался Женька. Он все еще чувствовал себя хозяином.

— А что делать? — сказал Володька немного виновато. — Мне через две недели уже домой ехать. Как я его повезу, такого замурзанного?

— С собой возьмешь? — не поверил Женька.

— Ну, а куда его девать?

— А мать с отцом что скажут? — спросил рассудительный Сашка.

— Уговорю. Живут же у других собаки…

С того дня вся улица стала знать, что Гермес — Володькина собака.

А еще через два дня Гермес пропал.

Его искал Володька, искали все мальчишки. По всему поселку. Заглядывали в чужие дворы, спрашивали незнакомых людей. Потом пришли ребята с Ишимской улицы и сказали, что Гермеса сбил грузовик. Володька побежал за ним. В кювете лежала мертвая собака. Тоже большая и рыжая, но совсем не Гермес.

— Не он, — сказал Володька. И ушел домой. Вдруг почувствовал, что Гермеса не найдет.

— Ты странный человек, — сказал дядя Витя. — Как можно убиваться из-за ненужной бродячей собаки!

— Она была не бродячая, а моя, — ответил Володька и отвернулся.

— Можешь ты объяснить, зачем она? От любого домашнего животного должна быть польза.

Володька не мог объяснить. Пользы от Гермеса не было. Просто нравилось Володьке, как он тычется мокрым носом в ладони и как тепло дышит в ухо, когда они играют в пограничников и прячутся в кустах…

— Володя, — сказал дядя Витя с легким нажимом. — Я удивляюсь, честное слово. Каждый мальчик должен быть мальчиком, а не плаксивой девчонкой. А ты все время киснешь. Чем ты недоволен?

— Всем… доволен, — тихо сказал Володька, с раздражением глядя на георгины. Их пунцовые, как петушиные гребни, головы, плавно качались в открытом окне.

Дядя Витя продолжал:

— Другой любой мальчишка на твоем месте был бы в восторге. Все к твоим услугам. Хочешь велосипед? Пожалуйста. Фотоаппарат? Бери, учись, снимай. Кататься на лодке? Пойдем попросим у Андрея, он не откажет. Хочешь пострелять из ружья? Давай, спустимся в овраг, постреляем…

— У твоего ружья отдача, как у гаубицы, — хмуро сказал Володька и пошевелил плечом.

— Просто ты боишься… Тебе почти одиннадцать лет, а глаза на мокром месте. Как у пятилетнего… — Он усмехнулся и добавил, вспоминая давний разговор: — А еще собирался стать путешественником. Путешественники не роняют слезы. как горох.

• Предыдущая
• 81/186
• Следующая