Следствие по-русски 2 - Леонтьев Дмитрий Борисович - Страница 40

• Предыдущая
• 40/76
• Следующая

— Если они хоть что-то знают о судьбе священника, то это будет известно и мне, — заверил Гаранин. — Но ты сейчас для них стращней электрического стула. И пока ты будешь висеть дамокловым мечом над их головами — результатов не жди. Если они и расскажут что-то, то только тогда, когда тебя не будет в радиусе трехсот метров… По крайней мере, вне зоны их видимости.

— Дай мне с ними поговорить!

— Вот! — Гаранин показал мне кукиш и с треском захлопнул дверь перед моим носом.

В бессильной ярости я несколько раз пнул ее ногой и, гневно сопя, уселся на скамеечке в коридоре. Не успел я выкурить сигарету, как из ведущей в дежурную часть двери выглянул молодой сержант и поинтересовался:

— Вы Куницын? Вас к телефону дежурного.

Отбросив окурок в заполненную бумагами мусорную корзину, я поспешил в дежурку.

— Сергеев тебя разыскивает, — сообщил мне майор, протягивая трубку. — Говорит — срочно.

— Слушаю, — сказал я, чувствуя, как вновь заполняют душу нехорошие предчувствия. — Говори, Витя. Что с Разумовским? Что с ним?!

— Не ори так, — недовольно заворчали на другом конце провода, — совсем оглушил. Он тебя разыскивает, звонил к тебе домой, но не застал, звонил в отдел, но там постоянно занято — сам знаешь, в будние дни вообще дозвониться сложно, а уж по междугородке… Он уже выехал.

— Кто звонил? — опешил я. — Кто выехал?

— Как кто? Разумовский, конечно. Он сказал, что ты вроде как ищешь его, и попросил меня дозвониться и передать, чтоб ты беспокоился, он был у умирающего прихожанина и не знал, что жена приедет раньше срока, а она…

— Так он жив? — хмуро уточнил я. — Здоров, и ему ничего не угрожало?

— Да, с ним все в порядке.

— Все равно ненавижу! — заявил я после некоторого молчания.

— Почему? — удивился Сергеев, — Что-нибудь случилось?

— Естественно: он жив и здоров… Я как чувствовал, что и на этот раз он принесет мне одни неприятности.

— Ты знаешь, что я выпустил книгу? — похвастался Сергеев. — Толстенный детектив. И догадайся — про кого?

— Не знаю, — буркнул я. — Про сыщиков. Когда Разумовский приедет?

— Чaca через три должен быть в городе, — несколько обиженно отозвался Сергеев.

— Я думал, что тебе будет интересно…

Я про вас с Разумовским написал.

— Что? — испугался я. — Ты спятил?! Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Ты представляешь, чем мне это грозит?

— Чем это может грозить? — удивился Сергеев. Я хотел ответить, но перехватил странный взгляд дежурного, рассматривающей! что-то за моей спиной, и, повернувшись, едва не застонал: возле дверей стоял мрачный, как грозовая туча, Гаранин и, засунув руки в карманы, исподлобья наблюдал за мной.

— Витя, — заторопился я, — давай поговорим позже… Приходи через полчаса в кафе, что в моем доме, там и поговорим. Я сейчас занят. Мне некогда. Пока.

Я положил трубку и улыбнулся как можно приветливее:

Бывший напарник звонил. Работали мы с ним здесь когда- то,„М-да.

— Ты зачем корзину с мусором в коридоре поджег? — звеневшие в голосе Гаранина ледышки заставили меня улыбнуться еще доброжелательнее и теплее.

— Корзину с мусором? — я вспомнил злосчастный окурок, пущенный мной впопыхах, и моя улыбка стала «голливудской. — Не нарочно. Случайно. В смысле, без злого умысла.

— Случайно, — многозначительно повторил он, медленно приближаясь ко мне. — А что, ты говоришь, там с иереем?

— С Разумовским-то? — жизнерадостно переспросил я, мысленно прикидывая расстояние между Гараниным и входной дверью. — Да что с ним станется? Жив, курилка. Сюда едет… В гости.

— Петрович, — попросил Гаранин, — дай-ка мне ключи от камеры.

Не дожидаясь развязки, я метнулся к выходу и, ужом проскользнув мимо оперативника, выскочил во двор.

— Не друг ты мне более! Не друг! — с пафосом воскликнул я, обиженно отодвигая от себя подаренную Сергеевым книгу с изображением священника на обложке.

— Не понравилось? — растерянно спросил Виктор. — Да, я немножечко утрировал. Но я же написал в предисловии, что все это — шутка и ее не следует воспринимать серьезно.

— Какого лешего ты вообще полез в литературу? Ты юрист, а не писатель, вот и занимался бы юриспруденцией. Писать и без тебя есть кому. А то взяли себе манеру заниматься не своим делом… Один, будучи священником, преступления раскрывать пытается, другой, будучи юристом, в писатели лезет. Вот от этого и случаются все неприятности.

— А кому же писать про сыщиков, как не сыщику? — удивился Сергеев. — Нужно знать, о чем пишешь, а то в последнее время… Да если вдуматься, из юристов получилось немало хороших писателей. Эта работа приучает делать выводы, а не слепо верить тому, что говорят, думать самостоятельно, дает знание законов, десятки интереснейших дел, учит разбираться в людях… Ведь юристами были Лев Толстой, Островский, Зощенко, Александр Блок, Бальмонт, Петрарка, Мопассан, Густав Флобер, Стивенсон, Гёте, Жюль Верн, Гейне, Франц Кафка, Бальзак, Гофман. Шекспир служил в нотариальной конторе, а Шарль Перро, Монтень, Лафонтен и Бэкон были адвокатами. И это далеко не полный перечень. Дюма очень любил брать в основу романов реальные уголовные дела, вспомни хотя бы «Графа Монте-Кристо». Нет, ты не прав, я взял за основу…

— За горло ты меня взял, а не за основу, — перебил его я.

— Ты понимаешь, что это не книжка, а реклама для Разумовского и надгробие для меня? Ты памятник мне воздвиг, к которому не зарастет из бабушек и дедушек тропа! — Мне конец.

— Да ладно тебе, — поморщился Сергеев. — Никто и не поверит

Я возмущенно фыркнул и, осторожно оглядевшись, шепотом сообщил Сергееву, указывая на сидевшую за соседним столиком женщину лет пятидесяти пяти:

— Вот, уже началось! Она нас слушает! Я тебе точно говорю. Ты же написал про это кафе, а человеку внимательному не так уж сложно вычислить, где оно находится. Я теперь из деревни даже на время выбираться не смогу. Похоронил ты меня… Заживо!

— Знаешь, что, — рассердился Сергеев, — у тебя мания преследования. И последнее дело это наглядно доказывает. Да никому и в голову не придет… Тем более что у тех людей, которые обращаются за помощью к твоему иерею, денег на книжки, как правило, нет.

— Он будет им дарить их, — уверенно сказал я. — Ты бы хоть предупредил меня перед тем, как подобную пакость затевать.

— И я бы сказал тебе — нет!

Тогда зачем предупреждать? — усмехнулся негодяй. — Я хотел подарок тебе сделать.

— Сделал! — кивнул я. — Уж такой подарок! Да и получился я у тебя…какой-то… вредный и занудливый.

— С натуры писал, — пожал плечами Сергеев.

— Да? А почему же у тебя Разумовский положительным героем оказался?! — возмутился я. — Это же исчадие сыска! Террорист! Ужас одиноких оперативников! И, если вдуматься глубоко, Миру житель церковных уставов! А дела, которые ты описал? Это пособие для прокуратуры! И это сбывшаяся мечта всех засранцев, задавшихся целью накопать побольше материалов, послуживших бы основой новой серии «Волосатые руки». А все эти бабушки и дедушки, у которых накопилась груда проблем выстой с пик Коммунизма? Теперь-то они знают, где нас искать. Нет, Сергеев, это не мания преследования, это — гигантский опыт за плечами. Печальный опыт. В общем, ты меня угробил. Меня будут бить, сажать и убивать, а ты будешь получать за это свои

авторские тридцать сребреников. Вот она — цена истинной мужской дружбы! Вот оно, хваленое братство офицеров! Завтра я смогу с полным основанием сказать своей жене, что она уже вдова. Спасибо! От меня спасибо, от моей жены, от жены Разумовского! Последняя будет тебе особенно благодарна. Знал бы ты, каких нам трудов стоит хоть как-то удерживать Разумовского от его «крестовых походов»!

— Не надо удерживать, — подозрительно быстро ответил Сергеев. — Он, это… людям помогает.

Я с подозрением посмотрел на него. Сергеев чуть заметно покраснел и принялся рассматривать на свет рубиновое вино в бокале.

— Ты сейчас над новой книгой не работаешь? — вкрадчиво спросил я. — О чем она?

• Предыдущая
• 40/76
• Следующая