Следствие по-русски 2 - Леонтьев Дмитрий Борисович - Страница 15
- Предыдущая
- 15/76
- Следующая
— А почему именно про порнофильмы?
— Актуально. Современно. Пош… э-э… Модно.
— Как узнали о нас?
— Знакомый как-то раз ваших девочек заказывал, вместе с видеокассетами. Вот это меня и натолкнуло на мысль встретиться с вами и поговорить о возможности сделать репортаж.
— Что я буду с этого иметь?
— Не деньги же тебе предлагать, — усмехнулся я. — Будешь иметь… Рекламу будешь иметь. Известность. Правдивый и романтический взгляд на «закрытое искусство». Имен и адресов называть не будем, а вот название студии можем упомянуть.
— Знаешь, что с тобой будет, если подставишь?
— У нас все честно. Газета такой направленности просто не может лгать. А что касается милиции… Я уже объяснял твоим девочкам: вас можно выпасти в пару дней. Сам понимать должен. Милиция так не работает. Я не Шарапов, ты не Горбатый, и у вас не «Черная кошка», чтоб я к вам внедрялся.
— Ладно, слушай сюда. Завтра в десять утра будь у кафе «Снежинка», это в центре, знаешь? К тебе подойдет одна из тех девочек, что сейчас с вами. Проверит. Но учти…
— Я понял, — заверил я и положил трубку. — Вот и все, — сообщил я, вернувшись в комнату. — Завтра будем делать репортаж.
— Зря ты про «Черную кошку» да про Горбатого упомянул, — со смешинкой в голосе сказала Света. — Котя наверняка обиделся.
— Это почему?
— Он горбатый, — пояснила она. — Маленький и горбатый… Противный, просто бр-р!.. Где наши бабки?
Я отсчитал им данные мне спецслужбой деньги и простился:
— До завтра.
— Точно ничего не хотите? — недоверчиво спросила Таня. — А может…
— Пойдем, пойдем, — потянула ее за руку подруга. — Чао, мальчики. Спасибо за приятные беседы. До завтра.
— Зря ты так, — обиженно сообщил мне Игнатьев, когда двери за девушками закрылись. — Деньги уплачены. Могли бы и поглубже узнать эту сторону вопроса. Подойти, так сказать, с профессиональной точки зрения. Что за «облико-морале»? Конец двадцатого века на дворе, не пуритане же…
— Как тебе сказать… Видишь ли, я очень люблю свою жену.
— Не понял? Ее же здесь нет?
— Дело в том, что я ее люблю, даже когда ее здесь нет, — пояснил я. — Саша, а зачем ты всем этим занимаешься? Грязная ведь работа. Если умеешь сочинять, то разменивать себя на такую дешевку просто глупо. Карьеры на этом не сделаешь, денег тоже, а прочие вопросы… Они далеки от настоящей литературы.
— Есть еще Эммануэль Арсан и Шодерло де Лакло, — напомнил Игнатьев. — А они ведь не о трепетном чувстве первой любви писали.
— Лакло другие цели преследовал. Это был для него способ выразить свое отношение, оптимальный вариант показать эту сторону жизни. Ты же помнишь, как заканчиваются «Опасные связи» и какая окраска выбрана для всего повествования. Лакло, Бунин, другие мастера их уровня способны заинтересовать, увлечь, заставить думать и чувствовать одновременно, а все, что выливают на нас сейчас, способно вызвать лишь гадливое отвращение. По мне, так «Унесенные ветром» во сто крат эротичнее всех этих польских и голландских секс-эпопей. Секс — это естественная часть культуры, а вот голый зад голубого на обложке журнала — это как-то… «по-голубому».
— Скажу я тебе одну вещь, — кивнул Игнатьев, и его лицо стало каким-то другим. Исчезли наигранность, нагловатость, слащавость. Передо мной сидел серьезный, неглупый и, видимо, очень усталый человек. — Писать можно по-разному, — сказал он. — Можно и дьявола положительным героем сделать. Если есть силы и желание, можно много и успешно работать в жанрах фантастики, мистики, детектива, историческом и авантюрно-приключенческом. Можно описать секс как грубую и ничем не прикрытую похоть, а можно описать истинную, тяжелую, сложную, многогранную, но такую прекрасную любовь. Можно вызвать смех, а можно отвращение или слезы. Нет, Коля, за эту похабщину сейчас деньги платят. И ее берут. А «Братья Карамазовы», «Игрок», «Идиот», «Белая гвардия», «Война и мир», «Анна Каренина» и подобные им шедевры принадлежат узкому кругу читателей. Россия всегда была самой читающей страной. Сейчас она стала самой «листающей» страной. И знаешь, что? Может быть, так и надо. Может быть, это и правильно. Может быть, даже надо еще больше этого дерьма, сделать его еще вычурней, рельефней, пахучей… Накормить им досыта, до отвращения, до омерзения. Вот ты им уже наелся, а сотни и тысячи таращатся на него, как на диковинку, как на «запретно-сладкое», стремясь налопаться им до отвала — а вдруг опять отберут?
— Вроде все правильно говоришь, — сказал я. — Но есть еще один момент. Вот те девочки, что сейчас ушли. Им ведь тоже тяжело. У них мало возможностей честно зарабатывать деньги, достаточные для жизни, а кругом столько красивого и манящего… И они решили выбрать этот путь. Но ведь есть и те, которые не пошли на панель, даже в нищете и голоде. Есть такие, ты не можешь этого отрицать.
— Дело лишь в цене, — сказал Игнатьев. — Значит, их не устраивает двести долларов за ночь. Предложи миллион баксов, и они переспят даже с каннибалом из племени «няу-няу». Смотрел «Непристойное предложение»?.. Дело лишь в цене.
— Для тех, кто имеет цену, — заметил я. — А для «бесценных» полно других соблазнов, других слабостей. Они достаются бесплатно…
Нашу беседу прервали вернувшиеся в квартиру Ракитин, Разумовский и ребята из спецслужбы.
— Насколько я понимаю, все получилось? — спросил Сергей. — Удалось назначить встречу?
— Завтра в десять, — сказал я, — нас отведут на съемки.
— Обрати особое внимание на наркотики, — сказал Ракитин. — Там должны быть наркотики. Им требуется допинг для такого секс-марафона. Попытайся выяснить, где лежат отснятые кассеты… Не оплошайте, ребята. От вас сейчас многое зависит. Может быть, все.
— Постараемся, — заверил я. — Сделаем все возможное и невозможное. Если только не заставят сниматься в массовках. Тут я могу быть на грани провала.
— Что ж, — вздохнул Игнатьев и выпрямился с героически-пафосным блеском в глазах, — тогда я прикрою тебя. Если надо… Я пожертвую собой.
* Ракитин достал ключи и, осторожно придерживая локтем букет роз, открыл дверь.
— Привет, — сказал он, проходя на кухню, где жена готовила ужин. — Это я.
— Вижу, — холодно отозвалась она. — Уже смутно, но все еще помню, что ты вроде как живешь в этой квартире. Даже на правах мужа.
— Это тебе, — сказал Ракитин, протягивая букет. — Чайные розы, как ты и любишь.
— Получил милостыню в виде премии? — спросила она, откладывая букет на соседний стол. — Нашел, на что деньги тратить. Тут не знаешь, как до зарплаты дожить, а он на ерунду разоряется. Миллионер! У Дениса ботинок нет, ходить не в чем. Леве никак на зимнее пальто накопить не можем, о себе я уже давно молчу, а он деньгами расшвыривается, словно новый русский.
— Я на вторую работу устроился, — сказал Ракитин. — Вчера первую смену отработал. И вот, аванс выдали…
Он протянул ей деньги. Пересчитав, она засунула их в карман халата и недовольно спросила:
— Это значит, что тебя теперь и по ночам не будет? Целыми днями нет, а теперь еще и ночи напролет пропадать станешь? Что есть муж, что нет — все едино. Дети скоро забудут, как отец и выглядит-то… За что мне такое наказание, а? У всех мужья, как мужья. Уж если и зарабатывают мало, то по крайней мере дома сидят, хоть в чем-то помогают. А коль дома не бывают, то такую зарплату приносят, что никаких вопросов не возникает. А у меня ни денег, ни мужа. И такое уже седьмой год длится. Кто меня толкнул за тебя замуж выходить? Попадись он мне сейчас… Правильно меня мать предупреждала…
— Что-нибудь случилось? — спросил Ракитин.
— Конечно, случилось. Давно случилось. Надоело мне все это. Сколько же можно издеваться?! Ведь я не каменная, не бесчувственная… Сколько это все длиться будет?! Никаких нервов не осталось…
Ракитин молча ждал. Все это он уже знал наизусть. Так начиналось каждое утро, и так заканчивался каждый вечер. Так проходили выходные, и так текли дни после дежурств.
— Ну что ты молчишь? — медленно заводилась она. — Что ты как воды в рот набрал? Сколько ты меня еще мучить будешь? Мужик ты или нет?! Сможешь ты наконец семью обеспечивать или мне самой взяться за это? Я возьмусь… Только на кой черт ты тогда мне нужен будешь?
- Предыдущая
- 15/76
- Следующая
