Живём ли мы свой век - Углов Федор Григорьевич - Страница 51

• Предыдущая
• 51/54
• Следующая

Эти данные показывают, что никакой «допустимой» концентрации алкоголя в крови, которая якобы не оказывает существенного влияния на частоту аварий на транспорте, не существует. Любое количество алкоголя увеличивает степень риска, число жертв и несчастных случаев. Алкоголь действует на человека не только несколько часов после приёма, но и спустя несколько дней.

В опытах И. Павлова у собаки после принятия небольших доз алкоголя рефлексы приходят в норму только после шести дней. У человека же с его тонкой и высокоразвитой нервной системой она и через неделю не придёт к норме. Было бы справедливым от водителей требовать абсолютной трезвости — такова специфика их профессии.

Видим скептические улыбки при этих рассуждениях.

Но врачам часто бывает не до улыбок. Одному из авторов этой книги за более чем полувековую хирургическую деятельность привелось оперировать многие десятки и сотни жертв автомобильных аварий. Большинство тех, кто с трудом выжил, и тех, кто покоится на кладбище, могли бы рассказать, чего стоили им две-три рюмки, выпитые водителем в дороге или накануне рейса.

О материальном ущербе, наносимом дорожными катастрофами, можно судить по таким цифрам.

В Швеции, где всего 8 миллионов жителей, в 1972 году стоимость дорожных катастроф составила 110 миллионов долларов. Можно себе представить, какие расходы терпит наша страна с её 260-миллионным населением! А между тем стоимость хорошей хирургической больницы равна 4—5 миллионам долларов, то есть Швеция могла бы на эти деньги строить по 20—25 хирургических клиник в год.

В Швеции ежегодно 23 тысячи человек гибнут или получают увечья на дорогах и улицах. А в США в 1973 году погибло 50 тысяч человек. Медицинские расходы составляют в Швеции свыше 50 миллионов долларов в год. Если принять во внимание, что у нас населения больше в 33 раза, и если согласиться, что процент травм у нас примерно такой же, как в Швеции, то и в этом случае лечение пострадавших на дорогах обошлось бы нам в полтора-два миллиарда рублей. Что же касается человеческих жизней, то потери государства здесь не поддаются учёту.

Помимо дорожных травм, существуют травмы производственные и бытовые. Первая зависит от охраны труда и во многом может быть контролируема государством, вторая же, как и дорожная, тесно связана с употреблением алкоголя. Профилактика бытового травматизма всецело зависит от нашей борьбы за здоровый быт, за трезвость.

Однако есть одна форма бытового травматизма, которая мало зависит от пьянства: травма на скользких, обледенелых дорогах и тротуарах в большинстве регионов страны с холодным климатом. В последнее время в Ленинграде, например, выпавший снег долго не убирается с тротуаров и дорог. Наступившая вдруг оттепель создаёт ледяной покров по всем мостовым и тротуарам. А тут ещё сугробы неубранного снега. Вот и прыгают пешеходы по скользким ледяным тропинкам. Нам, хирургам, прибавляется работы. Переломы костей рук, ног, позвоночника и черепа... Если бы подсчитать уроны от этих травм и сопоставить их с затратами на уборку снега...

Думается, было бы разумно установить час «физической работы» в день для работников умственного труда в возрасте от 18 до 65 лет. Людям была бы польза, а государству — большой резерв физического труда. Ив случаях снегопада снег бы очень скоро убирался с улиц. Между тем горько смотреть, когда наши женщины-дворники убирают тяжёлый снег, а здоровые молодые мужчины спокойно проходят мимо, изнывают дома от физического безделья.

Физический труд — основа здоровья и долгой жизни. И тот, кто отрывается от него, обрекает себя на преждевременную старость.

Наконец, войны. Они ведь тоже сеют травмы — смертельные и несмертельные, большие и малые.

Не станем здесь приводить кровавую статистику войн — скажем лишь, что до сих пор человечество не сумело найти смирительную рубашку и накинуть её на тех, кто сеет в мире вражду и войны, играет судьбами народов и государств.

 В горах Памира высоко стояло жаркое октябрьское солнце. По тропинке, ставшей родной и знакомой, поднимался к Чинару Сойкин. За спиной он тащил громоздкий, завернутый в мешковину багет. Сама картина, бережно свернутая в трубку, покоилась в рюкзаке. И чем выше поднимался, тем чаще перекидывал багет с плеча на плечо. Он уже рисовал в своём воображении, как вечером войдёт в клуб бабаев, поставит у стены картину, торжественно скажет: «Принимайте подарок!..» Нет!., не так он скажет — попроще и тише: «Для вашего клуба писал». А Боймирзо... Тот поднимется со своего места и объяснит бабаям: «Русский художник, наш гость, картину свою в дар кишлаку Чинар преподносит». И порывисто шагнет к нему, станет благодарить. А бабаи будут покачивать головами, говорить между собой: «Благородный человек!.. Картину нам... подарил. А как нарисовал!.. Нет, вы только смотрите — какая это картина. Она бы в Душанбе центральную галерею украсила!..»

Потом Сойкину становилось совестно своих мыслей, и он от них отвлекался, смотрел на горы, любовался сиянием тихого, ясного дня. Два года он не был в горах, но, как и раньше, его охватило чувство восторга и восхищения и какой-то тихой, неземной умиротворённости при виде вечно сияющих снежных вершин, неба, льющего на землю теплое дыхание вечности.

Виктор уже более недели жил в Нуреке, сделал множество зарисовок с натуры, набросал портреты почти всех членов бригады Мирсаида. От него с печалью узнал о смерти Курбан-аки и послал об этом письмо Чугуеву. Теперь он поднимался в знакомый кишлак, где его уже ожидал Молдаванов, прилетевший сюда два дня назад.

Глухое стрекотание раздалось за горой, заслонявшей вид на Пулисангинское ущелье, где возводилась плотина; вначале Сойкин решил, что это доносится шум экскаваторов, но стрекотание нарастало так, словно кто-то часто-часто стучал молотком по камню или крутил гигантскую трещотку. А скоро из-за горы показался вертолет. Он летел в сторону кишлака Чинар. И странный груз висел у него под фюзеляжем: то ли камень, то ли человек, схватившийся за конец веревки.

«Что же это они тянут на веревке?» — спрашивал себя художник, в недоумении провожая вертолет.

Вертолет удалился, и груз его так и остался для художника загадкой.

Прямиком через неглубокое ущелье направился Сойкин в кишлак Чинар. Метрах в двухстах заметил группу людей. Шли они по тропе, соединяющей Нурек с Чинаром,— а через несколько минут он уже пожимал руки Мирсаиду, Зине, Алексею Ивановичу, машинистам экскаваторной бригады: бригада почти в полном составе направлялась в кишлак Чинар на концерт Молдаванова.

Алексей Иванович кивнул на Мирсаида, сказал:

— Да вот... в гости к нему. Давно собирались.

Зина смущенно пряталась за спины машинистов. Обычно такая смелая, общительная, здесь она чувствовала себя неловко, видимо, знала, что в доме Мирсаида её встретят уже как невесту.

По дороге Алексей Иванович рассказывал:

— Боймирзо Шукуров выпросил у алюминщиков вертолет. Он звонил в филармонию. Нашлись и русские артисты, там как раз москвичи гастролируют — пианистка знаменитая и певица... Обе они тоже летят на вертолете.

Бригадир повернулся к Мирсаиду:

— То-то будет праздник для твоих земляков! Строители вышли на ровное место, и им открылся кишлак, затененный кроной гигантского чинара, а метрах в пятидесяти от селения, возле школы, вертолет с обвисшими, как усы запорожца, лопастями винта, рой детворы да и взрослых, облепивших впервые залетевшую сюда диковинную машину.

Строители пошли к Мирсаиду, а художник свернул в саклю Боймирзо, где они с певцом раньше квартировали. Молдаванов встретил его шумно, долго тряс, сжимая в объятиях.

— Рад тебя видеть, дружище. Вот молодец! Пришёл вовремя, я как раз заканчиваю составлять программу концерта. — Ты, москвич, должен знать пианистку Тамару Николаевну Гусеву и певицу Эмму Ивановну Маслову.

Художник кивнул:

— Да, я их знаю. Ну, не коротко, не так, как вас, а слушал обеих. И что же?

• Предыдущая
• 51/54
• Следующая