Нэш Блейз в Лавке Чудес - Казанова Антонио - Страница 4

• Предыдущая
• 4/34
• Следующая

Сетт знал, что другие собаки часто лают на Луну, а немецкие овчарки прямо-таки воют на нее, как их братья волки. Никогда в жизни он даже не думал подражать им, но вот сейчас, именно сейчас, он очень хотел, чтобы Нэш его услышал и понял: незачем ему шататься допоздна, Сетт ждет его дома и просто невыносимо скучает.

Он распластал все четыре лапы на деревянном полу, как будто поскользнувшись на льду, и прижал морду к полу. Он чувствовал себя всеми отвергнутым страдальцем.

Так уж был устроен Сетт: он не любил, когда его маленький большой друг уходил из дома хотя бы на несколько часов. А этой ночью ему было особенно тревожно: казалось, их разделяет бесконечное расстояние, точно Нэш очутился на другом краю света.

Ния — так для краткости все называли тетю Нэша Саманию — была совсем рядом, в гостиной на первом этаже. Она лежала на диване и, пока свет в доме постепенно сдавался во власть ночи, листала записи, которые подготовила для своей новой статьи в «Охотниках на ведьм», ее журнале, как она его называла, несмотря на то, что «ее» была всего одна рубрика.

На листах, только что вышедших из принтера (в котором вечно заканчивался тонер), были собраны сбивчивые заметки, частично — копии и склейки с различных интернет-сайтов. Темой их была история Бларни Стоун, «камня красноречия».

Пепельные, отливающие серебром волосы этой женщины неопределенного возраста, разметались по спине, точно нити из мягкого шелка. Ее необычная красота, с оттенком чего-то древнего, напоминающая полированный мрамор скульптур Кановы,[4] излучала спокойствие; однако за фасадом этого внешнего спокойствия клубились совсем не безмятежные мысли.

На нее нахлынул целый океан воспоминаний. Прошлое, такое далекое и близкое одновременно, вышибло дверь, за которую она выставила его, дверь, которую она с трудом держала на замке долгие-долгие годы.

Ния в последний раз попыталась отогнать от себя воспоминания, но вскоре сдалась, и ее глаза перестали скользить по однообразной черно-белой поверхности листков. И она вспомнила все настолько ярко, будто это событие, которое она всеми силами пыталась вычеркнуть из своей жизни, произошло буквально вчера.

Внезапно ночь сменилась вечером.

Посреди поля, переливавшегося невообразимыми оттенками, росло огромное дерево. Оно защищало двух молодых людей от бесшумного, но настойчивого дождя.

— Что там у тебя? — прозвучал негромкий голос.

— Камень, который укажет нам путь, — ответила юная Ния с темно-каштановыми волосами и бесконечно счастливым выражением лица; она медленно разжала кулак и показала холодный грубый камень голубого цвета.

— Камень, который укажет нам путь. Да уж, Самания, ты и вправду никогда не сдаешься, — улыбнулся юноша, приближая свои большие янтарного цвета ладони к ладоням девушки.

Она с явным недовольством отдернула руки.

— Да, я никогда не сдаюсь. Если ты хочешь все бросить, дело твое. Я же буду и дальше верить в нас.

— Я не хотел тебя обидеть, прости, мой свет, — извинился он. У него было открытое смелое лицо, а одна из бровей рассечена шрамом. — Просто я не хочу возлагать надежды на то, чего не может быть.

— Хоакин Даймон. Тебя ведь так зовут, верно? Другими словами, это означает, что все дело в тебе, — возразила юная Ния голосом, который звенел от напряжения. — «Хоакин Даймон» не очень-то гармонирует с «Самания Астор», совсем не гармонирует, да?!

— Ошибаешься. Эти имена созданы друг для друга. Все дело в слове «Темный», которое вообще не звучит рядом со словом «Сияющий».

— Ты говоришь это только для того, чтобы причинить мне боль. Пытаешься понять, когда же я разозлюсь и начну в ответ причинять боль тебе и себе. Почему тебя волнует, под какой звездой я родилась? Я думаю не о том, какой ты, а только о том, кто ты, — на одном дыхании выпалила Ния. Затем горечь исчезла из ее голоса, как по волшебству. — И ты для меня — все. Абсолютно все, — добавила она нежным тоном, каким сознаются в грехе, не чувствуя за собой вины.

Хоакин Даймон, красивый темнокожий юноша с широкими плечами, с которым Нии так хотелось пойти по жизни вместе, нежно провел пальцами по ее волосам и легко коснулся лица.

— Ты права, не имеет значения, как мы родились. Но, к сожалению, имеет значение то, что наша судьба вписана в Календари, и мы не можем изменить ее. Ты бесконечно много значишь для меня, Самания, и я тоже страдаю оттого, что мы бессильны. Единственное мое спасение — не думать о завтрашнем дне даже во сне.

— Как раз тут ты ошибаешься. Ты пытаешься очертить границы там, где их нет и быть не может. Я знаю, что путь существует. Мы оба знаем, что судьбы никогда не известны наверняка, пока они не вписаны в Календари и Книги. Я предлагаю изменить наши судьбы сейчас, пока они еще не внесены туда.

— А камень тут при чем?

— Это не просто камень: это камень, который позволяет выбирать. Кто-то однажды принес его в Лимбию и спрятал во Дворце Печатей. О его существовании почти никто не знает, так что, скорее всего, никто и не спохватится, что его больше нет, — объяснила она, перекатывая камень в ладонях.

— К чему ты ведешь? — нахмурился Хоакин.

— Не думай, это не просто мои домыслы, я многое разузнала. У меня нет твоего Могущества. Но если ты забудешь, кто ты, откуда ты пришел, все изменится. Выбор можешь сделать ты, не я. И этот камень поможет нам. Он тропинка, мост, лодка, которая перевезет нас на другой берег.

В глазах Нии замелькали миллиарды золотистых искорок; казалось, она, которая так не любила яркий свет, вдруг стала сама излучать его.

— Этот камень прибыл издалека, из мира, который вы, Сияющие, называете Миром по ту Сторону Неба, из мира, который дает жизнь всем нам, — продолжала она.

— Из мира людей? Ты все-таки решила надо мной подшутить? Никто не может переступить порог Неба, никто. И ничто материальное не может попасть оттуда сюда… — ответил юноша. Но тут его осенила догадка; она нахлынула на него, словно наводнение, и потопила все прочие чувства: — Ния… Подожди… У тебя… — Он замолчал на мгновение, а затем выпалил: — Есть Дар?

Он прищурился и замер в ожидании ответа. Взгляд его серо-голубых глаз, устремленных в нежные глаза Нии, был ей невыносим.

— Нет. У меня нет, — наконец шепнула она, опуская глаза. — Это у тебя есть Дар, мой хороший…

Ния закрыла глаза, вдруг поняв, что совершила ужасную ошибку. Для этого ей не надо было прибегать ни к какому Могуществу: об этом ей сказал ее глубинный женский инстинкт. Она просто знала, что это так. А еще в этот самый миг она знала, что больше никогда не вернется назад.

— Ты сама-то в курсе, на какой праздник мы идем? — спросил Нэш Изед.

Он буквально умирал от любопытства: судя по тому, как спешат его спутники, опаздывать и впрямь не следовало. И он был готов поклясться, что грядущее мероприятие выйдет далеко за рамки обычного. Впрочем, в этом месте все выходило за рамки обычного…

Изед оглядела его с головы до ног, а затем одарила сочувственным взглядом:

— Никак не привыкну к тебе и к тому, что ты ничего не знаешь об этом месте. Но ты смышленый, так что… ну вот скажи, что ты представишь себе, если я скажу: «Праздник новой Луны»? — широко улыбнулась она, обнажая сказочно белые зубы.

Нэш, ослепленный этим блеском, нашелся не сразу:

— Ну-у… Праздник новой Луны, говоришь… мы отмечаем Хеллоуин, это вроде большого ночного маскарада… Во время новолуния Луны не видно… — По мере того как он рассуждал, голос его звучал увереннее. — Короче, я думаю, что это тоже праздник-маскарад, пусть и совсем не такой, как у нас!

— Ты мне нравишься, Нэш Блейз. Ты все понял. Вообще-то я была уверена, что ты и так все знаешь, тем более и костюмчик на тебе что надо… — Голос ее стал резче, в нем явно слышалась издевка. — Или в своем мире ты вот так и ходишь? — продолжала великолепная Изед, желая, в свою очередь, узнать о мальчике побольше.

• Предыдущая
• 4/34
• Следующая