Золотое колечко на границе тьмы (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 59

• Предыдущая
• 59/164
• Следующая

— А про войну вы тоже не пишете? Ну, не про старинную, а про последнюю?

— Нет… — снова сказал я. Долго было бы объяснять, что последнюю войну помнит множество людей, которые могут рассказать о ней лучше меня. Они сами тогда воевали, а я был мальчишкой — меньше Саньки и Юроса. Когда книга пишется о жизни и смерти, рассказывать надо о том, что испытал сам.

"К тому же, — вдруг подумал я, — все, что было, это уже было. А когда я пишу о вас, я пишу о будущем…" Но конечно, ничего такого я им не сказал. Это прозвучало бы трескуче и явно не к месту. «Будущее» с растрепанными ветром волосами шлепало рядом со мной просохшими кедами и сандалетами и хотело более простого разговора.

Я объяснил слегка насупленно:

— Что поделаешь, кто-то должен писать и про ваш Девятый бастион.

— Конечно, — сказал Юрос, будто все само собой разумелось.

В это время мы вышли к верхней площадке лестницы. Лестница убегает вниз вдоль желтой стены с бойницами, которая осталась от Седьмого бастиона.

Здесь я всегда останавливаюсь хоть на полминуты. Невозможно не остановиться. Видно отсюда полгорода, и красотища такая, что радость подкатывает и в то же время тоска: почему опять надо уезжать?

Облака с солнцем вперемешку неслись над большими домами и грудами деревьев, над мачтами судов и сигнальными вышками. И над куполом собора, где нашли последнюю гавань четыре знаменитых адмирала — те, кто до конца отдал себя флоту и этому городу. И может быть, не случайно собор казался похожим на вставший из-за края моря корабль…

Мальчишки смотрели туда же, куда и я. Сандалик почесал об острое плечо подбородок, быстро глянул на меня и спросил:

— А как вы думаете, если бы Корнилова и Нахимова не убили, наши отдали бы тогда Севастополь?

— Но его и не отдавали, — сказал я. Сказал то, что понял еще в детстве, когда читал книгу "Малахов курган".

Санька удивленно вскинул белые ресницы.

— Ну посуди сам, — начал я. — При последнем штурме наши отбили противника от всех укреплений, кроме Кургана… На Кургане уже ничего нельзя было сделать, брустверы начисто были срыты огнем… А почти вся линия обороны оставалась в наших руках. Просто было решено, что нет смысла удерживать ее, там ежедневно гибло от обстрела больше тысячи человек. Вот Горчаков и приказал отойти через наплавной мост с Южной стороны на Северную.

— Кто приказал? — сунулся Юрос.

— Князь Горчаков. Главнокомандующий. Книжки надо читать, дорогой товарищ. И не только про шпионов и пиратов.

— Я просто не расслышал, — нахально заявил Юрос.

Я сказал:

— Северная сторона это ведь тоже был город. А на Южной оставались одни развалины. Французы и англичане их и получили… Они считали, что взяли Севастополь! А о каком взятии города можно говорить, когда половина береговых фортов оставалась в наших руках? Враги не могли ввести в бухты ни одного судна. С северного берега на них смотрел сплошной фронт батарей, семьсот орудий…

— Сколько? — переспросил Юрос.

— Больше семи сотен.

— Это хорошо, — сказал Юрос и задумался.

А Сандалик посопел и с сожалением уточнил:

— Но все же Южная часть была в городе главная. Там были самые важные улицы и дома.

— Главное в любом городе — это люди, возразил я. — Не дома, не улицы, а те, кто там живет. Город не раз бомбили, сжигали, разрушали, а люди оставались, и город — опять вот он… Пока людей не победили, нельзя сказать, что город сдан…

По лестнице взбежала стайка веселых третьеклассников. Один из них — Владик Палочкин, сосед Вихревых, — помахал нам рукой и пульнул в Юроса из пластмассовой трубки сухой ягодой. Юрос обрадованно погнался за ним, но вдруг остановился и вернулся задумчивый.

— Надо идти, — сказал Сандалик. — Скоро сбор. Юрик, ты за мной зайдешь? Или я за тобой?

— Я за тобой, — быстро откликнулся Юрос. И глянул на меня: — А вы сейчас куда? К нам?

— Я здесь постою. Посмотрю… Вам-то хорошо, а мне скоро опять уезжать.

— Когда? — одинаково огорчились Юрос и Сандалик.

— Послезавтра.

Юрос подскочил:

— А завтра пойдем с нами на яхте? Мы на «Фиоленте» пойдем, папа обещал!

— Если будет так дуть, ни одну яхту не выпустят…

Сандалик посмотрел на небо.

— Не будет, — решил он.

И правда, ветер сделался послабее, а чистого неба становилось все больше.

— Стихает, — сказал Юрос. — А недавно еще так свистело. На берегу такой грохот…

Санька улыбнулся:

— Мы еле-еле пушку услыхали, когда она в двенадцать часов на равелине бухнула.

Юрос поглядел на нас по очереди и довольно сказал:

— Понял! Меня Владька своей трубкой надоумил! Нужен пылесос!

— Зачем? — разом удивились мы с Сандаликом.

— Для пушки. Для нашей, на Девятом бастионе. Мы к самоварной трубе пылесосный шланг подсоединим, он как дунет! Будто воздушное орудие! То есть пневматическое.

— Бомбы не полетят, песок тяжелый, — деловито возразил Сандалик.

— А не надо бомбы. Мы победный салют устроим, когда бой кончится! Всяких разноцветных звездочек из бумаги нарежем и зарядим… Они как полетят! По всем дворам!

"По Шестой Бастионной и по всей округе", обрадованно подумал я. Но Юросу на всякий случай пообещал:

— Мама вот покажет тебе за пылесос. Такой салют будет…

— А у нас есть специальный, чтобы играть. Андрюшка оставил старый, когда уезжали…

— Завтра будет настоящий салют, — вспомнил Сандалик. — День танкистов. Пойдете с нами смотреть?

— Конечно.

Они разбежались. Юрос к своему дому на пригорке, Сандалик — вниз, на улицу Очаковцев.

Я постоял еще с полминуты, потом догнал Сандалика.

— Нам по пути, я в библиотеку.

Сандалик серьезно кивнул и вдруг взял меня за руку. Как Юрос, когда мы гуляли вдвоем. И сказал чуточку смущенно:

— А вы хорошо придумали, что город — это люди…

— Здрасте! Разве это я придумал? Я эту мысль еще в самые детские годы вычитал. Кстати, тоже в книжке про Севастополь…

— Ну все равно хорошо… Значит, каждый человек — это будто частичка города?

— Конечно.

— Все-все!

— Ну разумеется… А что здесь удивительного?

— Просто интересно… — Сандалик улыбнулся. — Значит, и Тарасик?

— Само собой.

Санька помолчал и вдруг спросил, глядя под ноги:

— И Димка?

— Какой Димка?

— Ну… Турчаков.

— Что поделаешь, — сказал я.

Санька пнул кожуру каштана и шепотом проговорил:

— Ну и ладно…

— Что "Ладно"?

— Да так, ничего… А здорово Юрик про салют придумал! Да? — Он еще не решался называть нового друга боевым именем Юрос.

— Да, Сандалик, — сказал я. — Замечательно.

Пойти на яхте я не смог: в библиотеке меня уговорили поехать на встречу с ребятами в ближний совхоз. Встреча получилась интересная, но о том, что не пришлось выйти в море с Юросом, Алькой и Сандаликом, я все равно жалел. Главное, и погода была очень подходящая: солнце и ветер самый тот… Зато мы встретились вечером и пошли смотреть салют. Пошли на берег между Хрустальным мысом и яхт-клубом, в молодой, недавно посаженный парк.

Громадные букеты салюта вставали над берегами и опрокидывались в черной воде рейда. Делалось очень светло, и тогда было видно, как много на берегу людей.

Сандалик взял меня за рукав и шепотом сказал:

— А пойдемте, я познакомлю…

Я увидел в нескольких шагах высокого флотского лейтенанта с малышом на руках и молодую женщину. Мы подошли.

— Вот… — засмущавшись, пробормотал Сандалик. — Это Люся, а это Гриша.

— А это Тарасик, — понял я. — Здравствуйте…

Тарасик тихо ликовал на руках у отца. Салют отражался в его глазах восторженными вспышками. При каждом залпе Тарасик молча взмахивал руками, словно хотел улететь вслед за ракетами.

Наконец салют кончился, и теплая ночь с неяркими огоньками мягко накрыла город.

— Пойдемте к нам пить чай, — сказала Люся. — То есть к нашим маме и папе…

• Предыдущая
• 59/164
• Следующая