Рыжее знамя упрямства (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 11
- Предыдущая
- 11/158
- Следующая
…И, кажется, он заснул. Но не надолго, на полчаса или час. А проснулся, будто от толчка: пора!
Рыжик откинул простыню, сел в кровати. Сердце сжималось и разжималось, как упругий мячик. Почему-то все время хотелось переглатывать. Рыжик натянул штаны и кроссовки. Никто на него не смотрел, все только посапывали. "Ладно, отдать швартовы", — приказал себе Рыжик, и от этой бодрой команды ощутил себя уверенней. Двинулся к выходу — как человек, захотевший побывать в кирпичном гальюне на краю лагеря.
Снаружи оказалось пусто и светло. Лишь несколько дней назад миновало летнее солнцестояние, ночи все еще были совсем короткие и почти "белые". Перистые облака в серебристой вышине отражали солнце, которое спряталось совсем неглубоко. Хотя виднелись и темные облака — признаки не очень-то теплой погоды. Конец июня в нынешнем году не баловал жарой, и сейчас вечер был зябкий.
Рыжик двинулся по кирпичной дорожке мимо длинных умывальников, мимо столовой. Старался шагать независимо. А чего такого? Ну, надо человеку…
Но никто не встретился Рыжику, не окликнул его. Светлая ночь была пуста, как громадная, чисто вымытая банка из стекла. Рыжик не пошел, конечно, к кирпичному строению, от которого пахло хлоркой, а взял правее, к забору. Откопал в лопухах свитер, хлеб и мазь, выбрался в дыру между досок. Сунул хлеб в карман, потом натер шею, руки и ноги "Тайгой" — на всякий случай, потому что пока рядом не было ни одного комара. После этого он напялил свой рыжий балахон и двинулся к ближней деревне Мокшино. Через мелкий березняк.
В березняке впервые стало страшновато. От безлюдья, от шелеста и… даже непонятно отчего. Рыжик принял этот страх как должное, не стал прогонять. Рассудил в том смысле, что пусть эта пока что маленькая боязнь будет ступенькой привыкания к большому страху, который наверняка ждет беглеца в ночном лесу. Впрочем, березняк быстро кончился и Рыжик увидел изгороди околицы. Кое-где светились окошки, издалека слышалась музыка — наверно, работал телевизор.
Рыжик не стал заходить в деревню, отправился по тропинке вдоль изгородей. Лопухи чиркали по ногам, свежие головки репейника цеплялись за свитер, но не сильно (играли, наверно). А впереди сквозь репейник был виден лес . И от этого под свитером заранее разбегался этакий «мурашистый» холодок. Впрочем, возможно, и от вечерней зябкости…
Когда деревня осталась позади, а до темной зубчатой стены леса было около сотни шагов, Рыжику повстречалась собака. Большая, лохматая. Они сошлись на тропинке. Встали друг против друга. Собака смотрела непонятно, ждала чего-то. Рыжик сперва хотел уступить дорогу, но вдруг подумал: получится, что он испугался. А если испугается сейчас, как тогда будет в лесу?
— Хочешь хлеба? — спросил он собаку. И она… да, она чуть вильнула хвостом.
Рыжик достал подсохшие ломтики, протянул один собаке на ладони. Она снова вильнула хвостом, взяла кусок губами. Сжевала его. Правда. не очень охотно (видимо, от хлеба пахло "Тайгой"), но все-таки сжевала. И шевельнула хвостом третий раз.
— Послушай, а может, ты проводишь меня до тракта? — спросил Рыжик. Он понимал, как замечательно было бы идти через лес вместе с таким сильным добрым зверем. Ни капельки не страшно! Однако собака тихонько вздохнула: извини, мол, но у меня свои дела. Она обошла мальчишку и, не оглядываясь, двинулась к деревне. А Рыжик проводил ее глазами и снова повернулся лицом к лесу.
Постоял секунды три и зашагал.
Когда лес придвинулся вплотную, дохнул тьмой и сосновым запахом, когда шиповник опушки цапнул за рукава и оцарапал ноги, у Рыжика мелькнула мысль . О том, что койка в лагерной палате не столь уж плоха, уютная даже, и что, может быть, не стоит делать глупостей, а лучше вернуться, лечь, потому что… ну, наверно, не такая уж она длинная, лагерная смена. Кончится, и потом все будет хорошо…
Но это была не его, не Рыжкина мысль! Будто ее кто-то со стороны, предательски, сунул ему в голову. И Рыжик отчаянно тряхнул головой! Он, парусный матрос и барабанщик "Эспады", скомкал эту мысль, будто грязную бумажку и с отвращением швырнул… да, внутрь того самого кирпичного строения, которое пахло хлоркой. И проломился сквозь шиповник навстречу мраку…
Мрак сразу обступил Рыжика — громадный, плотный, неподвижный. Свет легких серебристых сумерек остался позади, за черными колоннами сосновых стволов. Чем дальше Рыжик шагал, тем плотнее эти колонны смыкались у него за спиной, заслоняя последние светящиеся щели. И, чтобы не видеть этого темного смыкания, Рыжик запретил себе оглядываться. Можно смотреть лишь вперед и вверх…
Но впереди была тьма. А вверху… да, там светлело небо, но его было мало. Мохнатые головы сосен заслоняли его, оставляя лишь разрывы с клочками то темных, то отражающих закат облаков. И когда снова глянешь перед собой, тьма после проблесков неба кажется еще глуше.
И что было там , в этой тьме?
"А ничего! — зло сказал себе Рыжик. — Просто лес. Такой же, как днем, только… только забыли включить фонари, вот…" — И даже хихикнул про себя. И при этом шагал по устилавшей почву сухой хвое — широко, решительно и равномерно. Почти вслепую огибал выскакивавшие к лицу толстые и тонкие прямые стволы. Он даже немножко гордился, что не сбавляет шага. Шел и расталкивал страх, как черный липкий кисель.
Иногда Рыжик на несколько секунд закрывал глаза и шел, вытянув руки, натыкаясь ладонями на деревья. С закрытыми глазами можно представить, будто ты не в лесу, а у себя в комнате. Раз не вижу — значит, не боюсь. Но скоро глаза раскрывались сами собой, хотели различить вокруг хоть что-то . И… в конце концов стали различать. Стволы сосен были чернее окружающей темноты. И мохнатые ели были чернее. А порой из сумрака отчетливо выступали березовые стволы, и тогда Рыжик радовался им, как друзьям…
Наконец он остановился. "Надо же сверить курс…" Крохотным фонариком-брелком Рыжик посветил на запястье. Часики показывали без пятнадцати двенадцать, а разноцветная стрелка компаса под стеклом-каплей ничего не показывала, дергалась, как сумасшедшая. И Рыжику (глотая удары сердца и замирая) пришлось целую минуту ждать, когда она успокоиться. Успокоилась, показала наконец, что все правильно. Синий кончик смотрел назад, красный вперед. Значит, юг — впереди! И там шоссе. Машины, люди, свет…
Но пока до тракта было почти двенадцать километров. "По-морскому примерно шесть с половиной миль, — машинально подсчиталось в голове у Рыжика. — Как от базы до Шамана…" Но там, под солнцем, под хорошим ветром, с надежным экипажем это час пути, а то и меньше. А здесь? Рыжик понимал, что путь по лесному бездорожью, в темноте, займет часа четыре. И эта ночная, полная черных деревьев и зарослей даль теперь вдруг словно распахнулась перед ним, ахнула, ужаснула своей громадностью. Рыжик выключил фонарик — показалось, что свет привлечет каких-то существ. Не диких зверей (известно, что из здесь нет), а неведомых обитателей сумрака. Тех, кто подкарауливают городских, впервые оказавшихся в ночном бору мальчишек…
Очень захотелось опуститься на корточки, натянуть на голову подол свитера и заскулить, выпрашивая пощаду у таинственных жителей тьмы.
Рыжик не сел и не заскулил. Он сжал кулаки и снова замаршировал на юг.
…И он шел, шел, шел, цепляя плечами тонкие и толстые стволы. Долго ли? Сам не знал…
Сперва среди больших деревьев не было подлеска, только трава, она путалась в кроссовках. Иногда мягко хлестали по ногам папоротники. От них (а может, и не от них, а отовсюду) пахло бабушкиными лекарствами. А еще темнота пахла сосновой корой и ладаном — как в церкви, куда Рыжик изредка водил бабушку. И много еще чем — таинственным и неведомым…
Страх уменьшался…
Он, этот страх, теперь не сидел внутри у Рыжика, а был где-то снаружи. Не далеко, но и не вплотную. Можно было не думать о нем каждую секунду, пускай живет сам по себе. А еще к Рыжику постепенно приходило понимание: чтобы не бояться леса, надо сделаться его частью. Не вздрагивать, не замирать, а как бы раствориться в лесном космосе, стать вроде листика или мелкого цветка, что смутно светятся среди травы. Стать своим . Своего лес не обидит, не будет пугать. И он старался раствориться, втягивая лесные запахи и впитывая окружающую прохладу.
- Предыдущая
- 11/158
- Следующая
