Избранные стихи из всех книг - Киплинг Редьярд Джозеф - Страница 4

Часть I (1892)

Посвящение к «Казарменным балладам»^[6]

Во внешней, запретной для солнца тьме, в беззвездье пустого эфира,

Куда и комета не забредет, во мраке мерцая сиро,

Живут мореходы, титаны, борцы — создатели нашего мира.

Навек от людской гордыни мирской они отреклись, умирая:

Пируют в Раю они с Девятью Богинями

^[7]

щедрого края,

Свободны любить и славу трубить святому Властителю Рая.

Им право дано спускаться на дно, кипящее дно преисподней,

Где царь — Азраил

^[8]

, где злость затаил шайтан против рати Господней,

На рыжей звезде

^[9]

вольно им везде летать серафимов свободней.

Веселье земли они обрели, презрев ее норов исконный,

Им радостен труд, оконченный труд, и Божьи простые законы:

Соблазн сатанинский освищет, смеясь, в том воинстве пеший и конный.

Всевышний нередко спускается к ним, Наставник счастливых ремесел

^[10]

,

Поведать, где новый Он создал Эдем, где на небо звезды забросил:

Стоят перед Господом, и ни один от страха не обезголосел.

Ни Страсть, ни Страданье, ни Алчность, ни Стыд их не запятнают вовеки,

В сердцах человечьих читают они, пред славой богов — человеки!

К ним брат мой вчера поднялся с одра, едва я закрыл ему веки.

Бороться с гордыней ему не пришлось: людей не встречалось мне кротче.

Он дольнюю грязь стряхнул, покорясь Твоим велениям, Отче!

Прошел во весь рост, уверен и прост, каким его вылепил Зодчий.

Из рук исполинских он чашу приял, заглавного места достоин, —

За длинным столом блистает челом еще один Праведник-Воин.

Свой труд завершив, он и Смерти в глаза смотрел, беспредельно спокоен.

Во внешней, запретной для звезд вышине, в пустыне немого эфира,

Куда и комета не долетит, в пространствах блуждая сиро,

Мой брат восседает средь равных ему и славит Владыку Мира.

Перевел Р. Дубровкин

Посвящение Томасу Аткинсу*^[11]

Для тебя все песни эти,

Ты про них один на свете

Можешь мне сказать, где правда, где вранье,

Я читателям поведал

Твои радости и беды,

Том, прими же уважение мое!

Да настанут времена,

И расплатятся сполна

За твое не слишком легкое житье,

Будь же небом ты храним,

Жив, здоров и невредим.

Том, прими же уважение мое!

Перевел В. Бетаки

Денни Дивер*^[12]

«Еще заря не занялась, с чего ж рожок ревет?»

«С того, — откликнулся сержант, — что строиться зовет!»

«А ты чего, а ты чего, белее мела стал?»

«Боюсь, что знаю отчего!» — сержант пробормотал.

Вот поротно и повзводно (слышишь, трубы марш ревут?)

Строят полк лицом к баракам, барабаны громко бьют.

Денни Дивера повесят! Вон с него нашивки рвут!

Денни Дивера повесят на рассвете.

«А почему так тяжело там дышит задний ряд?»

«Мороз, — откликнулся сержант, — мороз, пойми, солдат!»

«Упал там кто-то впереди, мелькнула чья-то тень?»

«Жара, — откликнулся сержант, — настанет жаркий день».

Денни Дивера повесят… Вон его уже ведут,

Ставят прямо рядом с гробом, щас его и вздернут тут,

Он как пес в петле запляшет через несколько минут!

Денни Дивера повесят на рассвете

«На койке справа от меня он тут в казарме спал…»

«А нынче далеко заснет» — сержант пробормотал.

«Мы часто пиво пили с ним, меня он угощал».

«А горькую он пьет один!» — сержант пробормотал.

Денни Дивера повесят, глянь в последний на него,

Ночью, сукин сын, прикончил он соседа своего.

Вот позор его деревне и всему полку его!

Денни Дивера повесят на рассвете.

«Что там за черное пятно, аж солнца свет пропал?»

«Он хочет жить, он хочет жить» — сержант пробормотал.

«Что там за хрип над головой так жутко прозвучал?»

«Душа отходит в мир иной» — сержант пробормотал.

Вот и вздернут Денни Дивер. Полк пора и уводить,

Слышишь, смолкли барабаны — больше незачем им бить,

Как трясутся новобранцы, им пивка бы — страх запить!

Вот и вздернут Денни Дивер на рассвете.

Перевел В. Бетаки

Томми^[13]

В пивную как-то заглянул я в воскресенье днем.