Благородство ни при чем - Монро Люси - Страница 32

• Предыдущая
• 32/61
• Следующая

И только тогда, переведя дух, он медленно направился в спальню. Неуютная тугая тяжесть в районе ширинки напоминала ему о том, что тело его по-прежнему пребывало не в ладу с разумом.

Лампа на тумбочке была выключена, но света, проникавшего в спальню из коридора, хватало, чтобы разглядеть кровать и совершенно нагую женщину на ней.

Маркус остановился как вкопанный посреди комнаты.

– Тебя так долго не было… Я решила, что ты съел все мясо. Только не говори мне, что утолил голод. – Она явно пыталась пошутить, но в голосе звучала тревога. Она была на пределе.

Он снова просчитался и обидел ее долгим отсутствием?

Ведь он просто хотел дать ей время собраться с мыслями.

– Ни капли. – Его страсть к ней была неутолима. Он слишком хорошо усвоил этот урок.

Она улыбнулась. Как маленькая хищница в предвкушении вкусной добычи.

– Тогда чего ты ждешь?

– Раньше ты была застенчивой. – Голос его прозвучал серьезно, он хотел ее поддразнить, но не вышло.

Она безразлично пожала плечами. Какое там безразличие – он видел знаки, которые кричали об ином: кожа ее приобрела розоватый оттенок, а грудь вздымалась и падала.

– Как тебе не стыдно? С тобой я никогда не была другой.

Он сорвал с себя рубашку и осторожно расстегнул джинсы.

– Я хочу, чтобы только со мной ты была такой.

Он побагровел при мысли о том, что она может лежать вот так – нагая – перед другим мужчиной. Кстати…

– Где ты научилась этому трюку, что продемонстрировала мне на балконе?

Она раньше никогда такого не делала, и ему стало тошно от подозрения, что ее этому научил другой мужчина.

Вероника покраснела. Природная стыдливость вернулась к ней.

– В «Космополитене».

Маркус облегченно вздохнул. Раньше он не знал, что такое ревность. Маркус давно заметил, что с ним что-то происходит, и эти перемены не слишком его радовали. Впрочем, об этом он поразмыслит потом. А сейчас… Он спустил джинсы до бедер, освобождая пенис. Тот радостно вспрыгнул, и Маркус едва не засмеялся, увидев, как расширились устремленные на его член зрачки Ронни. Он скинул ботинки и носки, снял до конца джинсы и, совершенно нагой, встал перед ней, давая ей насладиться зрелищем.

Ей нравилось смотреть на его обнаженное тело. Несколько раз бывало так, что он, очнувшись от дремы, видел, как она, присев рядом с ним на колени, просто смотрит на него.

– Довольна просмотром? Хватит?

– Мне тебя всегда мало, – сказала она.

Он подошел к кровати, чувствуя себя хищником, готовым вонзиться в добычу.

Он хотел эту женщину. Вчера. Сейчас. Завтра.

– Тебе будет хорошо.

Она вздрогнула и еле слышно застонала. Ноги ее сами раздвинулись в недвусмысленном приглашении. Все было, как в добрые старые времена. Он был по-настоящему рад тому, что она достигла оргазма на балконе, потому что далеко не был уверен в том, что сможет протянуть долго. Дай Бог, чтобы после восемнадцати месяцев воздержания он смог сделать большее, чем несколько коротких толчков, перед тем как кончить.

Он ни разу до сих пор не видел женщину, которая достигла бы оргазма только от того, что ей ласкают грудь. Он терся об нее, это верно, но много ли почувствуешь через два слоя джинсовой ткани?

– О чем ты думаешь? – сдавленно спросила она.

– О том, какая ты сексуальная. И что я долго не протяну. – Он ни за что не признался бы в слабости перед другой женщиной.

Она прикусила губу. Она несколько сдвинула ноги, но не до конца.

– Я решила, что могла тебе не понравиться. Ведь я изменилась.

Он кивнул, приблизился к кровати, к ней, встал так, что его голени уперлись в край матраса.

– Я сказал тебе, что мне нравятся эти изменения. И теперь, когда я могу видеть тебя всю, мне это еще больше по вкусу.

У нее был очаровательный маленький животик, и бедра стали полнее. Он не мог понять, как это могло случиться. Мать его всегда худела, когда переживала стресс, а Ронни, наоборот, поправилась – и это при том, что последние полтора года стали для нее настоящим адом. Но, как бы то ни было, он говорил правду – его еще больше возбуждала ее новая фигура. Он хотел изучить на ощупь каждый дюйм ее ставшего более пышным тела, каждую новую округлость. Прикоснуться к ним ладонями и губами.

Но потом. Сейчас он хотел одного – войти в нее как можно скорее.

Все, о чем он сейчас мечтал, – это примитивный акт совокупления.

Он опустился на нее и задрожал от прикосновения к желанному нагому телу. Ему было так хорошо, что он испугался, что кончит, даже не войдя в нее. Она беспокойно задвигалась под ним, раздвинув ноги пошире. Кончик его пениса почувствовал вход в убежище. Нежное влажное тепло манило его, и он хотел войти в нее одним сильным толчком.

Он остановил себя как раз вовремя, чтобы задать вопрос:

– Ты принимаешь противозачаточные пилюли? Я должен тебя защитить?

Он не собирался вести беседу насчет безопасного секса, когда сам восемнадцать месяцев хранил целомудрие и что-то ему подсказывало: и она тоже.

Она часто задышала, приподнявшись ему навстречу.

– Да. Я не подумала. У тебя что-то есть?

Она подтвердила его догадку о том, что не занималась сексом, с тех пор как его оставила. Она перестала принимать пилюли – ей это было ни к чему. Он потянулся через нее к тумбочке, и кончик пениса проехал по шелковистой коже. Открыв выдвижной ящик стола, вытащил маленький пакетик.

– На, сделай это сама. – У него руки дрожали.

Она выгнулась ему навстречу, лаская телом его возбужденную плоть. Сама она сосредоточилась на том, чтобы открыть упаковку с презервативами.

– Вот, – сказала она, разорвав пакетик.

Он приподнялся над ней на колени, и она нежно надела на него кондом.

Голова его откинулась при прикосновении, и он застонал.

– О, детка! Так хорошо! Как давно этого не было! Как давно…

– А как давно?

При этом он вздрогнул, и глаза их встретились. В ее взгляде было беспокойство, смешанное со страхом. Она боялась того, что услышит.

Он попытался ободрить ее улыбкой, насколько это вообще возможно, когда твоя плоть готова взорваться.

– Восемнадцать долгих одиноких месяцев, крошка. Она вскрикнула от шока, но сейчас он не собиралсяобсуждать причины своего затянувшегося целомудрия. Он взял ее как раз так, как она того хотела – одним долгим толчком. Она вскрикнула, и он замер.

– Я сделал тебе больно? – Ему дорогого стоило задать этот вопрос.

– Нет. Просто там немного туго, вот и все. Ты большой мальчик, Маркус.

Он засмеялся бы над этим комплиментом, тешащим мужское самолюбие, но дыхания не хватило. Он опустил голову и жадно овладел ее ртом, погружаясь раз за разом в ее тело. Когда она снова достигла пика наслаждения, он чувствовал, с какой силой она сжимается вокруг него – как удав, и, находясь внутри ее, взорвался сам, так что в глазах потемнело. Потом упал на нее, и мышцы его более не в силах были держать его вес.

Смутная мысль о том, что он может ее раздавить, мелькнула в его голове, но Ронни, кажется, была не против. Она крепко держала его за шею.

Теплые слезы текли у нее по вискам, увлажняли волосы. Вес Маркуса давил на нее, но эта тяжесть была приятной. Она понимала, что должна как-то исправить ситуацию, что совершила ужасную глупость, но тело ее и чувства были не в ладах со здравым смыслом. Впервые за долгое время она ощущала блаженное удовлетворение, и о том, что выбор был ею сделан не самый лучший, думать совсем не хотелось. С точки зрения ее тела и ее чувств лучшего с ней не могло случиться.

Маркус приподнял голову, вытер свою влажную щеку и прикоснулся к ее виску. Лицо его было в тени, и она не могла различить его выражения.

– Ты сказала, что я не сделал тебе больно, – сказал он с поистине мужским участием.

Она замотала головой – говорить она была пока не в состоянии. Сморгнув слезы, она все же сказала:

– Нет, ты не причинил мне боли.

– Тогда почему ты плачешь?

– Я соскучилась по тебе, – сказала она не подумав. Но это было правдой.

• Предыдущая
• 32/61
• Следующая