Уступить искушению - Монк Карин - Страница 2
- Предыдущая
- 2/69
- Следующая
— Это означает, что они находятся далеко отсюда и от тех кровавых убийств, которые совершаете вы и ваш суд, — без малейших колебаний ответила Жаклин.
Публика в зале возмущенно гудела, а обвинитель откашлялся.
— Так вы признаете, что способствовали бегству ваших сестер за границу? — уточнил он.
— Я бы назвала это спасением.
— Где же тогда драгоценности, которые принадлежали вашей матери, бывшей герцогине де Ламбер? — Фуке-Тенвиль ехидно улыбнулся.
— Я продала их.
— А деньги?
— Потратила.
Обвинитель с недоумением взглянул на нее:
— Все? — Он недоверчиво покачал головой. — Драгоценности де Ламберов составляли целое состояние. И вы хотите, чтобы мы поверили, будто можно потратить такую сумму за столь короткий срок?
— Ничего удивительного, если живешь в стране, где деньги стоят дешевле бумаги, на которой их печатают, — не сдавалась Жаклин. — Ваши фиксированные цены на продукты заставляют переплачивать в десять раз больше, чтобы хоть что-то купить.
В зале раздался гул одобрения, и Фуке-Тенвиль поспешно прервал Жаклин:
— Все равно вы не заставите суд поверить, что за несколько месяцев можно потратить такую огромную сумму. Эти деньги уже за пределами Франции, не так ли?
— Считайте как хотите — этих денег у меня нет, — ответила Жаклин с полнейшим равнодушием в голосе. Она знала, что у Революционного правительства огромные долги, поэтому оно использовало имущество и деньги, конфискованные у эмигрантов, преступников и церкви, чтобы хоть как-то поддержать экономику. Но от нее они не получат ни единого ливра.
— Вы писали те письма, которые нашел в вашем доме гражданин Барбо? — Обвинитель принялся размахивать перед ее лицом сложенными листами бумаги.
— Нет.
— Ну-ну, не торопитесь с ответом — вы ведь даже не взглянули на них… Вот в этом вы сокрушаетесь по поводу смерти отца и желаете гибели Революционному правительству, а в другом письме называете Францию «огромным эшафотом, который тонет в кровавой реке бессилия и бесправия, именуемого законом», и сообщаете, что с нетерпением ждете, когда королевская семья вновь взойдет на трон. Вы отрицаете, что писали это?
Жаклин посмотрела на письма — они не были подписаны и на них не стояла дата. Почерк не принадлежал ни ей, ни ее брату Антуану.
— Я не настолько глупа, чтобы дать вам такой замечательный повод для обвинения, — спокойно сказала она. — Кроме того, я не думаю, что подобные вещи могут содержаться в письмах, адресованных девочкам восьми и десяти лет.
Хотя ее ответ звучал убедительно, он ничуть не смутил Фуке-Тенвиля.
— Если это писали не вы, значит, ваш брат. Спасибо, что подтвердили наши подозрения. — Обвинитель повернулся к судьям и протянул документы.
— Антуан не мог написать это! — в ярости воскликнула Жаклин. — Он уже несколько недель болен настолько, что не в состоянии держать в руках перо.
— Гражданка Дусет, эти письма были найдены в вашем доме. Если их писали не вы и не ваш брат, тогда кто же? — В голосе обвинителя зазвучала насмешка.
На этот вопрос Жаклин не могла ответить. У бывших аристократов всегда оказывалось много врагов. Их поместье стоило очень дорого, поэтому если Революционное правительство решило завладеть им, то оно не остановится ни перед чем, лишь бы состряпать обвинение. Ордер был выписан на арест ее брата, Антуана, а не на нее, следовательно, письма приготовлены для вынесения приговора именно ему, а тот, кто написал их, рассчитывал, что Антуан будет непременно осужден.
— Итак, мы ждем вашего ответа.
Жаклин могла бы назвать несколько имен, но это не спасло бы ей жизнь; поэтому она решила никого не выдавать и отрицательно покачала головой.
— Отправьте ее на гильотину! — крикнула женщина из зала. — Она враг Республики!
Обвинитель согласно кивнул и обратился к судьям:
— Думаю, жюри услышало достаточно. Я могу продолжить допрос, но в свете уже сказанного…
Члены суда устало закивали головами и быстро направились в комнату для заседаний, чтобы вынести приговор, а Жаклин осталась на скамье подсудимых. Ее взгляд скользнул по лицам людей, сидящих в зале — она подозревала, что где-то среди публики находится ее преданная служанка Генриетта, которая наверняка не смогла усидеть дома, несмотря на строжайший запрет появляться в суде. А вот то, что Жаклин не увидела Франсуа-Луи, своего жениха, ее нисколько не удивило: Франсуа не любил лишнего риска. Жаклин почувствовала горечь от того, что жених не пришел поддержать ее в трудный момент, но она не могла винить его за проявленную осторожность.
Большая часть публики не обращала на обвиняемую никакого внимания — люди ели, пили и обсуждали между собой дальнейший ход дела. Пробежавшись по толпе, взгляд Жаклин остановился на пожилом мужчине, который сидел в задних рядах и, похоже, не проявлял никакого интереса к бурным дебатам своих соседей. Он был одет во все черное, а широкополую шляпу, украшенную революционной кокардой, низко надвинул на глаза. Лицо незнакомца покрывали глубокие морщины, а из-под шляпы выбивались длинные пряди совершенно седых волос. Человек этот тяжело опирался на трость, с трудом поддерживая свое одряхлевшее тело.
Кто-то из соседей толкнул его и, указывая на Жаклин, отпустил сальную шутку. Старик улыбнулся и кивнул в ответ. Повернув голову в ее сторону, он был явно удивлен тем, что подсудимая смотрит на него. На мгновение их глаза встретились, и Жаклин поразила необычайная сила, которая скрывалась в его взгляде. Старик тут же отвернулся и что-то ответил на шутку своего соседа, чем вызвал настоящий взрыв хохота в задних рядах.
Спустя несколько минут судьи вышли в зал, чтобы зачитать приговор.
— Гражданка Дусет, вы признаны виновной в совершении ряда преступлений против Республики. У вас есть что сказать в свое оправдание?
Жаклин оперлась о перила и с презрением взглянула на судей:
— Вы обвиняете меня в том, что я защищала свою семью от жестокости и насилия… — Ее голос звучал напряженно и резко. — Вы уже убили моего отца и, несомненно, скоро убьете брата. Оказав сопротивление во время вторжения в мой дом, я просто сэкономила вам время и силы, потому что вы и без этого послали бы еще один патруль с ордером на мой арест. Я хочу обратиться к вам с пожеланием как следует насладиться сегодняшним днем и еще несколькими днями, которые ждут вас впереди, потому что дни эти сочтены. Убивая знать, состоятельных граждан и всех тех, кто осмеливается вам перечить, вы не решаете ни одной из проблем, которые душат Францию. — Она указала рукой на публику. — Судебные инсценировки и казни не дадут им ни хлеба, чтобы утолить голод, ни одежды, чтобы согреться. — Жаклин с победной улыбкой посмотрела на Фуке-Тенвиля: — В конце концов вы тоже не избежите своей участи, зато мои сестры будут в безопасности, и когда справедливость восторжествует на французской земле, они вернутся домой.
— Гражданка Дусет, ваши политические взгляды не интересуют членов суда, — прервал ее председатель. — Поскольку вы не можете ничем опровергнуть предъявленные вам обвинения, я приговариваю вас к смертной казни на гильотине. Казнь должна быть произведена немедленно.
Публика взорвалась аплодисментами и возгласами одобрения, а тем временем один из судебных клерков посмотрел на часы и жестом подозвал к себе Фуке-Тенвиля. Выслушав клерка, тот недоуменно пожал плечами.
— Судя по всему, палач покинул зал четверть часа назад, — негромко сообщил он.
— Тогда гражданка Дусет должна быть препровождена в свою камеру в тюрьме Консьержери, а приговор следует привести в исполнение не позднее чем через двадцать четыре часа, — заявил председатель суда.
Тотчас четверо гвардейцев окружили Жаклин и вывели ее из зала суда. Когда они пробирались сквозь толпу, люди в гневе тянули к Жаклин руки, стараясь ухватить ее за волосы.
— Какие красивые! Жаль, что Сансону придется отрезать их, чтобы добраться до твоей шейки! — крикнул какой-то беззубый старец. Он протиснул руку между гвардейцами и умудрился дернуть Жаклин за локон. Шпильки выскочили, и прическа, которую она с таким трудом соорудила перед тем, как покинуть камеру, рассыпалась: белокурые пряди, словно покрывало, накрыли ее плечи.
- Предыдущая
- 2/69
- Следующая