Прикосновение горца - Монинг Карен Мари - Страница 17

• Предыдущая
• 17/52
• Следующая

Если бы он упал на колени и стал целовать ее стройные ноги, поднимаясь все выше, она бы тихо стонала или молча терпела, пока он занимался бы с ней любовью... Хотя нет, решил Цирцен. Лиза Стоун вела бы себя, как львица во время брачного сезона. И это хорошо. Ему нравились такие женщины.

Она заставила его почувствовать себя зверем, который находится в клетке из собственных правил и потому еще более опасен. На мгновение Цирцен ощутил такое неистовое желание, что едва не подмял девушку под себя, не задумываясь о том, что чувствует она. Но вместо этого он только убрал дрожащие руки за спину и постарался думать о матери. Морганна прокляла бы его даже за мысль взять силой то, что должно быть подарено. Никогда еще желание, которое испытывал Цирцен, не требовало насилия. Лиза пробудила в нем первобытные инстинкты и чувства: желание обладать, дикую ревность при мысли о том, что кто-то еще может увидеть ее одетой вот так, потребность слышать, как она шепчет его имя, видеть любовь и желание в ее глазах.

Цирцен глубоко вдохнул и задержал дыхание, чтобы успокоиться. Теперь, когда он знал, как она выглядит под одеждой, какое платье он может найти для нее, чтобы смотреть на Лизу и не видеть этой нежной атласной кожи, этой восхитительной груди и длинных стройных ног?

Неудовлетворенное желание переросло в ярость. Цирцен направился в кухню, чтобы найти Флорию или Элисон и приказать им как следует прислуживать Лизе. Потом он пошлет одного из братьев Дугласов рассказать ей об их времени. Конечно, это следовало сделать самому Цирцену, но он просто был еще не готов снова увидеть ее. Он отправится тренировать своих людей и даст выход ярости в простом и понятном удовольствии скрестить меч с другим мечом и закрутиться в бешеной схватке, рыча и ругаясь. И больше никаких эротических мыслей...

Тряхнув головой, Цирцен вломился в кухню и через секунду понял, что сегодня не его день. Похоже, все каким-то дьявольским образом сговорились дразнить его.

Он встал как вкопанный и поспешно отвел взгляд от круглой раскрасневшейся женской попки, сжимаемой руками Дункана Дугласа.

Длинная нога Элисон обвивала талию Дункана, а ее платье сбилось вверх до плеч. Тело ее выгнулось, подчиняясь ритмичным движениям Дункана. Оба сладко постанывали.

– Ради Дагды, только не это! – взревел Цирцен, заставляя себя смотреть куда угодно – на стены, в пол, в потолок, только не на голый аппетитный задок Элисон. – Дункан! Элисон! А ну проваливайте с кухни! Вам что, мало комнат наверху? Вы же знаете, что есть правила...

– Ах да, легендарные правила Броуди, – сухо отозвался Дункан, но не сразу перестал раскачивать служанку. – И среди них – не чпокаться в кухне, когда рыцари находятся в замке.

Элисон тоже что-то недовольно проворчала.

– Я здесь ем! – прогремел Цирцен.

– Дункан, между прочим, тоже, – промурлыкала Элисон.

Она медленно убрала ногу с бедра Дункана и бросила на Цирцена долгий многозначительный взгляд. Потом Элисон с хитрой улыбкой закрыла крышкой горшок с медом, стоявший на столе рядом с Дунканом.

Цирцен боялся даже подумать о том, что они здесь делали с медом, и это так явно отразилось у него на лице, что Дункан рассмеялся.

– Извини нас, Син. – Он быстрым движением одернул платье Элисон, обнял ее и вывел из кухни.

Цирцен сел за стол и уронил голову на руки. Воображение тут же нарисовало ему самого себя, вот также сжимающего другую голую попку.

Может, все-таки стоило убить девчонку, просто для того, чтобы избавиться от этого наваждения?

Перескакивая через две ступеньки, Руби взбежала по лестнице на третий этаж и прошла по тускло освещенному коридору к двери с металлической табличкой, висевшей на одном шурупе – «кварт. G-3». Яркий разноцветный коврик у облупившейся двери выдавал оптимистическую натуру Лизы. Руби собралась было постучать, но ее рука непроизвольно опустилась. Руби боялась этого визита. Но Лиза всегда встречала проблемы лицом к лицу, и самое меньшее, что могла сделать Руби, это постараться вести себя так же. Она решительно постучала. Дверь открыла Элизабет, дневная сиделка, и впустила ее.

– Лиза? Это ты, дорогая? – раздался голос Кэтрин, в котором прозвучала надежда.

– Нет, миссис Стоун. Это я, Руби, – отозвалась гостья, проходя по коридору из крохотной гостиной в спальню.

Руби опустилась в кресло у постели Кэтрин, не зная, с чего начать. Машинально поправив наполовину законченный килт, висевший на подлокотнике кресла, она не могла представить, как сообщит маме Лизы последние новости. Кэтрин и так смертельно больна, и вдруг у нее исчезла дочь. Как же сообщить ей такую ужасную новость?

– Что сказал директор музея? – нетерпеливо спросила Кэтрин.

Руби поправила волосы и поерзала в кресле.

– Хотите чаю, миссис Стоун? – предложила она. Кэтрин взглянула на нее изумрудными глазами, такими же выразительными, как и у дочери, напоминая Руби, что она еще не умерла и не сошла с ума.

– Что ты узнала, Руби? И не отвлекай меня чаем. Кто-нибудь видел мою дочь?

Руби осторожно, чтобы не испортить косметику, потерла усталые глаза. Она не спала почти всю ночь и в десятый раз спрашивала себя, как Лиза умудрялась работать на двух работах так долго. Клуб уже закрывался, когда Руби получила сообщение от миссис Стоун о том, что Лиза исчезла вчера ночью. Руби немедленно позвонила в полицию и пошла в музей, чтобы узнать, выходила ли Лиза на работу этой ночью, – оказалось, что нет, – и потом, поговорив с этим ослом Штейманном, направилась прямо в полицейский участок.

Там быстро заполнили заявление об исчезновении Лизы Стоун, которое через несколько часов заменили ордером на ее арест.

– Никто не видел ее со вчерашней ночи. Последний раз камеры видеонаблюдения зафиксировали Лизу у кабинета Штейманна.

– Значит, мы хотя бы знаем, что вчера ночью она была на работе. А чуть раньше ты видела ее на автобусной остановке. А камеры сняли, как Лиза выходила из музея?

– В том то и дело, что нет, и это очень странно. Ее плащ остался на вешалке, и ни на одной записи не видно, как и когда Лиза ушла. В кабинете директора камер нет, по Штейманн заявил, что Лиза могла вылезти в окно.

Он заявил еще кое-что, обвинив Лизу в том, чего она (и в этом Руби была абсолютно уверена) никогда бы не сделала. Но как это доказать, и куда подевалась Лиза? Руби не сказала Кэтрин, что второй раз ходила в полицию и обзвонила все больницы и морги в радиусе шестидесяти миль, искренне надеясь, что неизвестные женщины к ним не поступали. И действительно, таких не было.

– Но ведь кабинет директора находится на третьем этаже, – удивилась Кэтрин.

– Да, но Штейманн вспомнил, что Лиза в свое время занималась скалолазанием. Она, наверное, писала об этом в анкете, – Руби собралась с духом. – Миссис Стоун, из музея пропал ценный экспонат...

– И они обвиняют в этом мою дочь, – закончила за нее Кэтрин. – Ты это хотела мне сказать?

– Ее... исчезновение подлило масла в огонь. Если верить Штейнманну и его пленкам, они с коллегой зашли в кабинет через несколько часов после Лизы. Дверь была незаперта, и сначала он подумал, что она просто не смогла закрыть ее. Но теперь директор музея полагает, что Лиза пряталась в кабинете во время его беседы с коллегой, а потом взяла экспонат и вылезла в окно.

– А что за экспонат?

– Они не говорят. Похоже, они и сами не уверены, что именно это было.

– Моя дочь не воровка, – твердо сказала Кэтрин. – Я пойду и поговорю с ними.

– Кэтрин, давайте это сделаю я. Вам нельзя вставать...

– У меня есть кресло-каталка. – Кэтрин вцепилась в края кровати худыми руками и попыталась встать.

– Кэтрин, дорогая, мы найдем ее, я обещаю. – Сердце Руби просто разрывалось от жалости к матери Лизы. – И добьемся, чтобы с нее сняли это нелепое обвинение. Мы ведь обе знаем, что Лиза на такое не способна, и мы найдем способ доказать это. – Руби попыталась осторожно разжать руки Кэтрин, вцепившиеся в простыни.

• Предыдущая
• 17/52
• Следующая