Тень императора - Молитвин Павел Вячеславович - Страница 67

• Предыдущая
• 67/90
• Следующая

Между тем руки арранта помимо воли вновь принялись блуждать по телу Ильяс, поглаживая его, пощипывая. Сперва они двигались словно бы рассеянно, прикосновения были легкими, как дуновение ветерка, как касание крыльев бабочки. Но по мере того как росло возбуждение и желание арранта, руки его и губы становились все увереннее и настойчивее. Груди молодой женщины вновь напряглись под его пальцами, выровнявшееся было дыхание сделалось бурным. Обхватив арранта за шею, она подставила ему раскрытый рот, языки их сплелись в любовной схватке, а потом губы её скользнули по его телу.

Ильяс не понимала, почему она так остро чувствует прикосновения арранта, доставлявшие ей неизмеримо большее наслаждение, чем ласки других мужчин. Он делал, в общем-то, то же самое, что и они, но пламя, охватившее её ныне, ничуть не напоминало то приятное, но поверхностное удовольствие, которое испытывала она в объятиях своих прежних любовников. Ей казалось, что тело её тает, плавится под руками и губами арранта, лепящего из неё что-то новое, изнывающее от любовного томления, от желания стать частью Эвриха и в то же время вобрать его в себя целиком, без остатка. И когда оказавшаяся меж бедер Ильяс рука его начала нетерпеливыми поглаживаниями высекать из её глаз искры, она, не в силах дольше терпеть эту сладкую муку, оседлала арранта, и они вновь пустились в сумасшедшую скачку. Руки Эвриха стискивали и ласкали её груди, дразнили отвердевшие соски, а каменная плоть пришпоривала изнутри, так что оба они ощущали себя всадниками, и оба были скакунами, несущимися ко все новым и новым вершинам наслаждения.

На этот раз невозможно прекрасная скачка продолжалась так долго, что солнце сгорело и снова вспыхнуло над умершим и воскресшим из праха миром. Реки высохли и родились заново, моря и горы поменялись местами и, прожив тысячелетия и возжаждав перемен, опять приняли прежний облик. Многие поколения людей появились на свет, состарились и умерли, а двое любовников, словно созданные Богами по единой мерке, все продолжали счастливый бег, кончившийся, как и положено, стонами и всхлипами невыразимого счастья. После короткого отдыха они сызнова потянулись друг к другу, будто впервые очутились рядом, и почувствовали, что должны слиться воедино, как две капли воды. И вновь умирали и рождались миры, гасли и вспыхивали солнца, ибо Время не смело тревожить влюбленных, и даже завистливые Боги, решив, в порядке исключения, не мешать им, отложили до поры заготовленные для них каверзы, испытания и невзгоды…

Эврих потер лицо ладонями и с тоской подумал о том, что все нынче, как назло, складывается из рук вон плохо. Голова была тяжелой, словно с похмелья, хотя на давешней пирушке он лишь делал вид, что пьет. Куда-то исчезла Афарга. Один из колдунов, которых посланные Тарагатой гушкавары намеревались доставить в «Дом Шайала», был убит ими по дороге при попытке превратиться в какое-то омерзительное чудище. Кроме того, сама Тарагата взирала на него как на отъявленного негодяя, и Тартунг не зря, надобно думать, посоветовал ему держать ухо востро. Да и с Ильяс… Напрасно он, наверно, дал волю чувствам. И что это на него нашло? Столько сдерживался, и нате вам — прорвало плотину…

Он хмуро взглянул на Тохмола, пришедшего сообщить, что Аль-Чориль желает видеть его. Она хочет, чтобы аррант присутствовал при разговоре предводительниц гушкаваров с колдуном и взял с собой необходимые снадобья.

— Вот ведь неугомонные! Говоришь с ними, убеждаешь, а все без толку. Норовят, упрямицы, на своем настоять, и в результате — ещё один труп. Снадобья им, видишь ли, понадобились! — проворчал Эврих, проверяя содержимое своей незаменимой сумки. — Скажи, что все возьму и сейчас приду.

Тохмол вышел из комнаты, а Эврих повесил сумку на плечо и замер, чувствуя смутное беспокойство и недовольство собой. Что-то он упустил, недодумал, что-то сделал не так…

И куда, хотелось бы знать, Афарга запропастилась? Что ей в городе понадобилось? Дождь как из ведра льет, а она… Тартунг говорит: ревела вчера вечером, потом куда-то ушла, и вот уже полдня её нет. Обидеть её парень не мог, а когда сам он видел девчонку в последний раз, она выглядела весьма довольной собой. Погодите-ка, а не из-за него ли она удрала? Если ей стало известно, что он провел ночь с Ильяс… Вместо того чтобы…

Ему вспомнился торжествующий блеск её глаз, томная, зовущая улыбка и собственные, ни с чем не сообразные порывы. А ведь она ожидала, что он набросится на нее, как голодающий на теплую лепешку… И значить это могло только одно: Афарга накормила его каким-то любовным снадобьем, но он не оправдал её надежд!

— Клянусь Эрентатой-искусницей, это становится забавно! — пробормотал Эврих с кривой ухмылкой на устах. — Девчонка не зря копалась в моих тюках и заглядывала в манускрипты!

Левая рука его потянулась к шраму, избороздившему левую щеку. Похоже, он верно угадал, и все становится на свои места! Ай-ай-ай, как скверно получилось… Ну чем, спрашивается, пришелся Афарге не по нраву Тартунг? И где её теперь искать? Вот ведь не было печали…

Направляясь в комнату, где Ильяс с Тарагатой собирались испытать способности пленного колдуна, он размышлял о том, надобно ли говорить предводительницам гушкаваров о бегстве Афарги, и не мог прийти ни к какому решению. Если сказать, они пожелают узнать причину её исчезновения, а признаться Ильяс в том, что вчера вечером он находился под воздействием любовного снадобья, значило безмерно усложнять и без того их не слишком-то простые отношения. С другой стороны, он может воспользоваться помощью колдуна для поисков Афарги. Для этого надобно послать Тартунга принести что-нибудь из её одежды… Не любит он врать, ох, не любит, но на этот раз придется, и хорошо бы, чтобы его не поймали на лжи.

Колдун оказался щуплым, невзрачным мужичком лет сорока — сорока пяти. Звали его Искамар, и был он — аррант понял это с первого взгляда — ничем не в состоянии помочь Аль-Чориль, ибо взирал на коралловую бусину с нескрываемым ужасом. Кому она принадлежала, он уже вызнал и сообразил скорее всего, что живым его из «Дома Шайала» не выпустят. Или, в лучшем случае, выпустят, когда Ульчи будет найден.

Когда Эврих вошел, Искамар как раз заканчивал косноязычно втолковывать предводительницам гушкаваров, что те требуют от него невозможного. Аль-Чориль с Тарагатой разглядывали полумага с брезгливым недоумением — трус в их глазах никак не мог быть чародеем, а этот, будучи несомненным трусом, ухитрялся, если верить слухам, творить кое-какие чудеса. Дыма без огня не бывает — на чем-то эти слухи были основаны, и потому за стулом, на котором сидел Искамар, стоял Яргай с обнаженным мечом в руке. В комнате находилось ещё пятеро гушкаваров, включая Тохмола, но Ильяс уже поняла, что помощь их не понадобится, и при появлении Эвриха велела им выйти.

Прерванный на полуслове Искамар уставился на арранта, как кролик на удава, полагая, видимо, что пришел палач. Тарагата взирала на Эвриха с нескрываемой ненавистью, причины которой были очевидны. Во-первых, сладкоречивый чужеземец совратил-таки её подругу, а во-вторых, оказался прав, предсказывая, что толку от схваченных колдунов будет не много. В-третьих же, она знала, что сострадательный чужеземец будет всячески мешать ей прирезать этого горе-чародея, с появлением коего в «Доме Шайала» одной заботой у неё становилось больше. И конечно же, не преминет упрекнуть её в излишней жестокости и обвинить в бессмысленном убийстве второго колдуна, многозначительно напомнив:

«А ведь я предупреждал, что этого вряд ли удастся избежать!»

Ничего подобного Эврих говорить не собирался, ибо давно уже понял: словами Тарагату не проймешь. Винить посланных ею за колдуном в убийстве тоже не имело смысла — у них просто не было иного выхода. Если бы они не прикончили начавшего превращаться в чудовище мага, тот-порешил бы их всех до единого и перебил немало безвинных людей, прежде чем покинуть Город Тысячи Храмов. Рассказы об ужасных превращениях чародеев ему доводилось слышать неоднократно, и у него не было оснований им не верить, тем паче что свидетелями их были не только горожане, но и сельские жители, а гушкаварам несколько раз приходилось сталкиваться с шайками зверолюдей. Да если уж на то пошло, он сам видел, как Волкодав когда-то превращался в огромного серого пса…

• Предыдущая
• 67/90
• Следующая