Тень императора - Молитвин Павел Вячеславович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/90
• Следующая

Ничто в лагере не указывало на то, что он подвергся нападению разбойников. Люди Аль-Чориль хорошо знали, что им надлежало делать, и, связав сопровождавших Газахлара воинов, занялись перетряхиванием многочисленных тюков. Отобрав все, что могло представлять для них хоть какую-то ценность, они старательно увязывали добычу, размещая на спинах захваченных осликов и лошадей. Основной целью Ильяс, как догадывался Эврих, было переговорить со своим отцом и, быть может, рассчитаться с ним за прежние обиды. Предводительница шайки не забыла, однако, и о том, что соратники её должны быть щедро вознаграждены за труды, и, вероятно, поэтому напала на отряд Газахлара, когда тот возвращался в столицу, превратясь после ряда удачных сделок в подобие каравана обремененного товарами купца. На занятых сборами караванщиков, готовящихся продолжать путь после длительного привала, разбойники сейчас больше всего и походили, хотя, ежели приглядеться, то обилие оружия, слишком уж отчаянные рожи и сверкавшие злым весельем глаза мигом развеяли бы ощущение мирной суеты.

Двое мужчин, сидевших на корточках подле входа в шатер Газахлара, тоже выглядели безмятежными и ленивыми лишь на первый взгляд. Узкие, хищно изогнутые мечи их были изготовлены либо в восточных провинциях Мавуно, либо вообще в Кидоте или Афираэну, а яркие короткие халаты и шелковые шаровары навели арранта на мысль, что перед ним особо приближенные Аль-Чориль. «Не простые хрюшки, а из свиней свиньи!» — как сказал бы Тартунг, совершенно справедливо не ожидавший ничего хорошего от людей, кормившихся грабежами и убийствами. Не ожидал ничего хорошего от встречи с Аль-Чориль, бывшей некогда Ильяс, и Эврих, но уж коль скоро он решил вернуться в захваченный разбойниками лагерь, избежать этого было никак нельзя.

Между тем сам он ещё до конца не понял, что же заставило его вернуться. Сказав Афарге, что он беспокоится о своих лекарских принадлежностях, аррант говорил только часть правды. Корешки, порошки и склянки его представляли собой немалую ценность для тех, кто умел исцелять, но разбойники едва ли позарились бы на них. Могли, конечно, все раскидать и потоптать, отыскивая в тюках Дакки, цванги и бруски соли, так ведь и его присутствие не спасло их от досмотра. Он предполагал, что помощь лекаря понадобится раненым, и оказался прав, однако стремление облегчить страдания своим товарищам по путешествию тоже было лишь одной из причин его возвращения в лагерь. Главным побудительным мотивом являлось все же любопытство, желание увидеть знаменитую разбойницу, наводящую ужас на оксаров и тщетно разыскиваемую подчиненными Душегуба с тех пор, как Кешо провозгласил себя императором Мавуно. И даже, пожалуй, не просто любопытство, а чувство несоответствия слухов об Аль-Чориль с тем запавшим ему в душу взглядом невинной жертвы, который и заставил его некогда броситься на её защиту.

Дожидаясь, пока приведший его бородач выйдет из шатра, аррант, как это часто с ним бывало, уже начал раскаиваться в своем опрометчивом поступке. Желание увидеть знаменитую разбойницу было понятно и легко объяснимо, но вот то, что она приказала привести его к себе, ему совсем не понравилось. Причин отделять ему голову от туловища у неё вроде бы нет, но и самые благие намерения тех, в чьей власти он волей судеб оказывался, скорее пугали, чем радовали Эвриха. Ибо то, что по нраву рыбе, очень даже может не порадовать птицу или лесную зверушку. А быть счастливым на чужой манер он не желал: до сих пор из попыток осчастливить его таким образом ничего путного не получалось и, ежели рассудить здраво, получиться не могло…

— Входи, Аль-Чориль хочет видеть тебя немедленно. Бородач откинул входной полог, пропуская заморского лекаря в шатер, где предводительница отряда уединилась с Газахларом для секретной беседы.

Сидящие на корточках стражи проводили арранта и его спутника безучастными взглядами, как будто им было все равно, кто входит или выходит из шатра, подле которого они присели отдохнуть и почесать языками.

Одно из полотнищ, образовывавших стены шатра, было поднято, открывая вид на Мирулле, благодаря чему в нем не было ни душно, ни темно, и Эвриху не пришлось приспосабливаться к изменившемуся освещению. Не пришлось ему дожидаться и окончания разговора Ильяс с отцом: судя по выражению лица сидевшего в любимом своем складном кресле Газахлара, они уже сказали друг другу все, что хотели. Владелец «Мраморного логова», и без того смахивавший из-за отсутствия волос на вырезанную из черного дерева статую, словно окаменел, превратившись в ослепшего и оглохшего истукана с заострившимся лицом и скрюченными пальцами, вкогтившимися в гнутые подлокотники. Дочь его, напротив, выглядела восхитительно. Подвижное лицо её было полно жизни, глаза сияли, на губах цвела улыбка, ставшая ещё шире при появлении арранта. Маленький пепельный шрам, приподнимавший правый угол чувственного рта, делал её несколько зловещей, а коротко стриженные, слегка вьющиеся волосы образовывали некое подобие шлема, придавая молодой женщине воинственный вид, но это не лишало Аль-Чориль своеобразного очарования. Мрачноватый наряд её, состоящий из широких темно-синих шаровар, свободной ярко-рыжей рубашки и черной шелковой безрукавки дополнял узкий меч в изукрашенных драгоценными каменьями ножнах.

— Так вот ты каков: чудо-лекарь, колдун и наглец, посмевший завладеть изумрудом Амаши… — низким, хрипловатым голосом протянула предводительница разбойников.

— Так вот какова знаменитая Аль-Чориль, голову которой Кешо оценил в полтысячи цвангов! — пробормотал аррант.

Они разглядывали друг друга с нескрываемым любопытством, и Эврих не сразу заметил, что помимо них и Газахлара в шатре находится ещё один человек. Сначала он принял его за юношу, но, всмотревшись пристальнее в холодное, непроницаемое лицо, понял, что перед ним женщина, нарядившаяся в белые одежды воина.

— Это Тарагата, — сообщила, перехватив его взгляд, Аль-Чориль. — За её голову тоже обещано немалое вознаграждение. Ты попал в компанию людей, высоко ценимых ныне здравствующим императором. А впрочем, ты тоже скоро удостоишься этой чести, так что у нас нет особых причин задирать перед тобой нос.

«Тарагата — значит Бессердечная, — сообразил Эврих. — Ну что ж, вид у неё вполне под стать прозвищу!»

— Мои заслуги не так уж велики… — начал было он, но был остановлен жестом Аль-Чориль. Приняв из рук Тарагаты свиток, она протянула его ар-ранту:

— Неподалеку отсюда нам повстречалось несколько подчиненных Амаши. Они искали Газахлара, чтобы передать ему этот приказ. Тебе будет небезынтересно с ним ознакомиться.

Эврих развернул свиток, пробежал глазами его содержимое и поежился. Адресованное Газахлару предписание передать лекаря-арранта предъявителям сего пергамента, дабы те могли немедленно доставить его в Город Тысячи Храмов, подразумевало, несмотря на учтивый тон, беспрекословное повиновение, ибо скреплено было императорской подписью и печатью. Стало быть, охота за ним началась, и желание увидеть слонов едва не стоило ему жизни…

— На твое счастье, у нас с посланцами Амаши имелись свои счеты. Один из них, однако, сумел улизнуть от расправы, и полученная им рана не помешает ему, надобно думать, добраться до Мванааке, — произнесла Аль-Чориль, убедившись, что аррант прочел свиток. — Тебе незачем возвращаться в столицу. Во всяком случае, ты не можешь вернуться туда открыто. Тебя будут разыскивать не только в ней, но и во всех приморских городах, и вряд ли тебе удастся покинуть Мавуно… без чьей-либо помощи.

«Вай-ваг! Уж не собирается ли она предложить мне эту самую помощь? — подумал Эврих. — Интересно, в обмен на что? Какую пользу рассчитывает извлечь из лекаря-чужеземца предводительница разбойничьей шайки?»

— Но я вовсе не собираюсь спешно бежать из империи. Я, видишь ли, люблю путешествовать и даже веду путевые заметки, которыми надеюсь дополнить труд достославного Салегрина, написавшего в свое время весьма интересную и полезную книгу. Она называется «Описание стран и земель», и повествуется в ней о…

• Предыдущая
• 37/90
• Следующая