Проклятый город - Молитвин Павел Вячеславович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/105
- Следующая
— Ну тогда смотри на стакан, — велела Оторва с усмешкой.
Стоящий подле Тертого стакан плавно взмыл на фут над столом, подплыл к Эвридике и опрокинулся. Остатки кофе вылились на брезент, раскатились по нему нерастекшимися шариками, словно капельки ртути.
— В метабиотов легче превращать тех, у кого есть зачатки паранормальных способностей. Потому они меня в свою контору и доставили, — донесся до молодой женщины голос Оторвы, и она поняла, что дальше изображать из себя Фому Неверующего не стоит, если не хочет она, чтобы ее приняли за непроходимую дуру. Но что же ей теперь делать? Одна, в чужой стране, обвиненная в употреблении и торговле наркотиками, а также пособничестве террористам, среди людей, объявленных вне закона…
Эвридика уже готова была разрыдаться от страха перед будущим и жалости к себе, когда спавший среди ящиков Травленый издал горестный стон, сполз со своего убогого ложа и заковылял к столу, лопоча что-то невнятное. Сильно смахивавшие на бездомных бродяг курсанты начали тревожно переглядываться. Оторва сунула Травленому стакан остывшего кофе и резко о чем-то спросила. Медведеподобный парень с осоловевшими ото сна глазами заговорил быстрее, уверенней. Ворона отложила газету, Сыч с Гвоздем бросили прибор с вывороченными внутренностями и принялись вытаскивать на середину комнаты распиханные по углам нагрудные и наспинные водонепроницаемые рюкзаки.
— Что происходит? — Напуганная непонятной суетой, Эвридика устремила умоляющий взгляд на Генку, хмуро кусавшего губы с видом человека, поставленного перед нелегким выбором.
— Надо уходить, — ответила вместо него Оторва. — Травленый чует, что охота за нами началась и времени в обрез.
— Он же спал! Откуда он может знать?..
— Потому и знает, что спал. Он, как и я, мутант. Врожденный. Матушка его сильно хотела плод вытравить, а вместо этого ясновидящего миру подарила. Если б не он, фиг бы ребята узнали, что меня мцимовцы сграбастали, — торопливо пояснила Оторва, извлекая из накрытого брезентом ящика гидрокостюм. — Не стой ты, ради Христа, как чучело! Твоя «гидра» где-то здесь, напяливай ее и старайся от меня не отставать, коли жизнь дорога!
Тертый недовольно спросил ее о чем-то по-русски, указывая глазами на Эвридику, но Оторва злобно ощерилась и, судя по всему, велела ему заткнуться и не лезть с советами, пока не спрашивают.
«Решают, как со мной быть!» — догадалась молодая женщина, но тут Оторва сунула ей в руки рыжую «гидру», и стало не до переживаний. Сыч с Гвоздем уже прилаживали «жабры», и Эвридика заторопилась, не желая заставлять курсантов ждать себя, поскольку в отсутствие Радова они явно не намерены были цацкаться с докучливой гостьей.
Ввиду «Юбилейного» Юрий Афанасьевич ощутил странную тревогу, заставившую его несколько подкорректировать свои планы. Прежде чем навестить Ольгу и проверить, уютно ли чувствует она себя в бывшем логове Хитреца Яна, он решил заглянуть в Укрывище. Полиция Санкт-Петербурга особой расторопностью не отличалась, и до завтрашнего дня ребята могли бы без особого риска побыть тут, тем более что Травленого они наверняка уложили спать и в случае чего он предупредит их о приближении опасности. Однако интуиции своей Радов доверял, а вовремя подстеленная в нужном месте соломка не раз выручала его из беды. Раз уж все равно им к Сан Ванычу перебираться, так незачем дело в долгий ящик откладывать. Негоже, конечно, светить это место Эвридике, но за полдня другого он ей так и так не подыщет. Ни к Ольге же ее тащить. А, собственно, почему бы и нет? Два человека там со всеми удобствами разместятся, ему-то все равно надо ребятам «мост» для переброски за кордон организовать, да и о себе позаботиться.
Неожиданно пришедшая в голову мысль относительно дальнейшего места пребывания Эвридики настолько понравилась Юрию Афанасьевичу, что, натягивая гидрокостюм, он даже начал легкомысленно что-то насвистывать и под воду ушел в самом благостном расположении духа. Об Укрывище знало десятка два курсантов, и, не считая его достаточно надежным, Радов не собирался им больше пользоваться, а потому, не приняв никаких конспиративных мер, подогнал лодку прямо к старинному заводскому зданию из красного кирпича. Теперь ему надо было спуститься ко входу в подвал, набрать код на стандартном шлюзовом замке и…
Таблички с надписью «Посторонним вход воспрещен», висевшей с незапамятных времен на проржавевшей двери в цех, расположенной слева от входа в подвал, на месте не было. Юрий Афанасьевич замер, осмотрелся по сторонам и принялся медленно выгребать наверх. Подъем с глубины 18 метров предусматривает время декомпрессии 2 минуты, дабы пузырьки растворенного в крови азота не закупорили кровеносные сосуды. Правила эти писаны, разумеется, не для шаркменов. но спешить в данном случае необходимости не было, а вот обдумать увиденное очень даже стоило.
Исчезновение таблички могло означать только одно — Травленый почуял опасность и ребята рванули к Сан Ванычу. Будем надеяться, они сделали это своевременно. Но каким образом копы сумели так быстро пронюхать об Укрывище? Отпущенные на месячные каникулы курсанты официально еще не уведомлены о том. что Радов с осколками его «дюжины» находятся в розыске. Чернов постарается замять это дело — на допросы таскать никого не будут, и, уж во всяком случае, их не успели бы провести за сутки, истекшие с момента налета на филиал МЦИМа. Стало быть, Илья Михайлович знал о существовании Укрывища и, дабы снять с себя подозрение в пособничестве преступникам, сообщил о нем кому следует. Либо кто-то из курсантов успел информировать куратора об Укрывище уже после налета. То есть кто-то из его «дюжины» знал о замыслах товарищей и заложил их в чаянии грядущих благ, не дожидаясь начала дознания. Вот это было бы уже из рук вон плохо. Надо предупредить ребят, чтобы не вступали в контакты с бывшими сокурсниками, иначе вычислят их и повяжут с быстротой прямо-таки изумительной.
Вынырнув на поверхность, Юрий Афанасьевич вскарабкался в лодку и, избавившись от «жабр», велел парню доставить его на угол Косой линии и Большого проспекта. Его не заботило, устроили полицейские засаду в Укрывище или нет, даже если гидрофоны их засекли появление моторной лодки в непосредственной близости от взятого под наблюдение объекта, отследить они ее без «вертушки» не сумеют, а небо на редкость чистое — экскурсионные дирижабли и геликоптеры не в счет.
Городская жизнь между тем шла своим чередом. Над едва угадываемыми ныне магистралями проносились рейсовые аквабасы; стараясь избегать туристских маршрутов, пересекали затопленную часть Питера грузовые боты; парусные и моторные катамараны и тримараны скользили между погрузившимися в воду по пояс домами, в большей части которых располагались фешенебельные магазины, салоны, кафе, рестораны, дома терпимости, студии и арт-клубы. Высокопоставленные чиновники спешили по своим делам на глиссерах и блистающих никелем и хромом катерах; люди менее зажиточные и таксисты бороздили воды Финского залива на пластиковых лодках с цельнолитыми корпусами; молодежь гоняла на слиперах, подобно бабочкам порхала на виндсерфингах; а неимущий люд появлялся в акватории преимущественно на весельных развалюхах или допотопных моторках с вечно чихающими и кашляющими двигателями. Делать здесь, впрочем, бедноте было нечего: затопленная часть города являлась вотчиной людей богатых и очень богатых, остальное население работало и проживало на периферии, в районах: Лигово — Дачное — Пулково — Шушары; Щемиловка — Веселый поселок — Оккервиль — Ржевка — Пороховые — Ручьи — Мурино; Гражданка — Парнас — Шувалово — Озерки — Озеро Долгое — Каменка — Парголово.
Мысленно выстроив полумесяцем окружавшие старый город районы, Радов попытался вызвать в памяти характеризующие их места и постройки, но, кроме рек Охты и Оккервиль, северной обоймы озер и затопленных карьеров, в голову ничего не шло. Окраины неуклонно ветшали, и лишь буферные зоны, отделявшие их от центра, продолжали жить более или менее полноценной жизнью, обслуживая стекавшихся со всего мира туристов, слетавшихся сюда, словно стервятники на мертвечину.
- Предыдущая
- 21/105
- Следующая
