Наследники империи - Молитвин Павел Вячеславович - Страница 63

• Предыдущая
• 63/109
• Следующая

Золотая раковина представляла собой сильно сплюснутый куб, стены которого прорезали узкие зарешеченные оконца, исключавшие всякую возможность проникнуть во дворец иначе, чем через два тщательно охраняемых входа. Мрачная и неприступная на вид, изнутри Золотая раковина поражала великолепием. В квадратном внутреннем дворике был устроен бассейн с фонтаном, вокруг него росли карликовые пальмы, но самое восхитительное заключалось в том, что двор этот продолжался на террасах, образованных плоскими крышами первого, второго и третьего этажей дворца, ступенями поднимавшихся к наружным стенам и связанных между собой открытыми беломраморными лестницами. Изящные арки и колоннады, многочисленные скульптуры, цветники и лужайки с ухоженной травой и аккуратно подрезанными кустиками производили незабываемое впечатление на гостей Золотой раковины, и высокородные не упускали малейшей возможности посетить дворец яр-данов, по праву считавшийся чудом совершенства. Разумеется, Большой дворец Повелителя империи, в котором росла и воспитывалась ай-дана, превосходил Золотую раковину размерами и богатством убранства, но, по мнению ценителей прекрасного, отличался от нее так же, как тяжелый слиток золота от сделанного искусным ювелиром колечка, радующего глаз и удобно сидящего на пальце.

Ярунд Уагадар умел наслаждаться произведениями искусства и к тому же, подобно многим другим приглашенным Баржурмалом на пир гостям, попал в Золотую раковину первый раз в жизни, хотя ему давно уже перевалило за сорок. По издавна заведенной традиции празднества здесь устраивались лишь по случаю событий совершенно исключительных, и весьма немногие высокородные, не входившие в число друзей или наставников яр-дана, могли похвастаться тем, что переступали порог этого дворца. Однако на пир, устроенный Баржурмалом, были приглашены едва ли не все знатные семейства столицы, равно как и ярунды во главе с Хранителем веры. Базурут, Тимилата и кое-кто из наиболее ярых сторонников их, успевших так или иначе досадить яр-дану, от посещения Золотой раковины уклонились, сославшись на нездоровье, скверное расположение звезд и прочие уважительные причины, опасаясь, как бы Баржурмал не воспользовался удобным случаем, дабы свести счеты с прогневавшими его людьми, что было бы вполне в духе императорского двора. В связи с этим Уагадар удостоился ныне великой чести представлять Хранителя веры и встречен был соответствующим образом. То есть соответствующим этикету, но никак не тем чувствам, которые испытывал яр-дан к Хранителю веры, мысленно уточнил толстый жрец, останавливаясь перед большой, изваянной из нефрита лягушкой, задумчиво сидевшей на серых каменных плитах, которыми вымощен был пол второй открытой террасы, являвшейся в то же время крышей выступающей части второго этажа.

Не бывавший никогда прежде в Золотой раковине, Уагадар, тем не менее, был прекрасно знаком с ней по чертежам, рисункам и описаниям, хранившимся в архиве храма Обретения Истины. За хранение этих собранных по крупицам сведений служители святилища могли поплатиться головой, но ярунды, старательно оберегая собственные секреты, были в то же время неравнодушны к чужим тайнам, и знание их, случалось, помогало им влиять на судьбы не только людей, но и целых стран и народов.

Рисунок этой пучеглазой очаровательной лягушки Уагадар хорошо помнил, поскольку называлась она почему-то «Вопрошающей Небеса». О чем и зачем вопрошала Небеса нефритовая тварь, ярдун понял лишь теперь, разглядев, что в плиты перед лягушкой были искусно врезаны крохотные муравьи с медными лапками и рубиновыми туловищами. Судя по выщербинам на сером камне, юные яр-даны приложили немало сил, чтобы добраться до драгоценных насекомых, и жрец не мог не оценить возможностей, которые открывала эта скульптурная композиция перед наставниками наследников престола, для произнесения поучительных сентенций о тщете неразумных усилий, о том, что богатство нелегко дается в руки, что близкая цель может оказаться недоступнее далекой, и так далее и тому подобное…

Самого же Уагадара лягушка эта, вопрошавшая Небеса о том, что произошло с муравьями, а также о многом другом — у наставников и маленьких яр-данов возникало, наверно, множество версий по поводу волнующих ее вопросов, — навела, среди прочих мыслей, на одно неприятное и довольно важное соображение. На рисунке из архива муравьи, вмурованные в камень, не были изображены, а без них композиция теряла всякий смысл, превращаясь в обыкновенную фигурку из нефрита. Но не была ли подобная утрата содержания присуща и другим архивным документам, посвященным Золотой раковине?

Уагадар погладил нагретую солнцем лягушку по отполированной тысячами прикосновений спинке и нахмурился. Ему, как никому другому, было известно, что самые незначительные, на первый взгляд, мелочи могут свести на нет усилия многих сотен людей, а план Хранителя веры разом избавиться от всех своих противников, да не где-нибудь, а в Золотой раковине, дабы обвинить потом покойников в заговоре и начале резни, и без того имел несколько уязвимых мест и чем дальше, тем меньше нравился ярунду. Его не смущали два соглядатая Вокама, одетые в полосатые серебристо-голубые туники дворцовых слуг, следовавшие за ним по пятам и взиравшие теперь на нефритовую лягушку как на пособницу Базурута и ай-даны. Он знал, что за каждым его шагом будут следить, иного и ожидать было трудно. Знал, что всех входящих во дворец люди Вокама подвергнут строгому досмотру и это приведет заговорщиков в смущение…

Подойдя к краю террасы, Уагадар облокотился на изящное ограждение и некоторое время наблюдал за усаживающимися за столы гостями. Люди, пришедшие на пир, чтобы пролить кровь наследника престола, должны волноваться, но все они высокородные и привыкли лицемерить, а предстоящее убийство рвущегося к власти сына рабыни не может являться причиной душевных терзаний. Нет, по поведению достойных форов, великовозрастных чад их и разодетых жен никто не догадается о том, что добрая половина гостей приняла приглашение Баржурмала в надежде прикончить зарвавшегося выскочку и заслужить благоволение ай-даны и Хранителя веры. Тревожили Уагадара вовсе не они. Его беспокоил сам яр-дан, неузнаваемо изменившийся за время похода, успевший превратиться из мальчика в мужчину. Пока ярунд не взглянул собственными глазами в это упрямое, обветренное лицо с высокими скулами и твердым подбородком, неприятно напомнившее ему Мананга, он склонен был видеть в его внезапном возвращении в столицу мальчишескую дерзость, ничем не оправданную браваду, однако теперь в душу его начали закрадываться сомнения.

Видя, как спокойно и уважительно беседует яр-дан со старшим Иреппи, которого прежде терпеть не мог, как ласково улыбается Челвасу и его раскосой дочери, — как дружелюбно разговаривает с пустомелей Бронгом, жрец чувствовал, что они с Хранителем веры недооценили этого юношу. Они не разглядели вмурованных в камень муравьев, а вот Вокам из донесений своих соглядатаев смог понять, что Баржурмал возмужал и стал достаточно сильным и осмотрительным, чтобы даже без войска суметь склонить кое-кого из высокородных на свою сторону. И хорошо, если только кое-кого. О, от Уагадара не укрылось, каким сочувствующим, прямо-таки нежным взором смотрел на яр-дана Пананат. Бешеный казначей, отец которого был обвинен в воровстве и перерезал себе вены в тот самый миг, когда оболгавшие его форы начали, не вынеся пыток, давать показания, несколько раз слышавший о себе из уст юнца самые нелестные и оскорбительные отзывы, казалось, все забыл и простил Баржурмалу. Это он-то забыл? Да никогда! Но простить мог. И если он с проклятыми своими чиновниками присоединится к Вокаму и всерьез поддержит сына рабыни…

— Высокочтимый, вы, верно, задумались и забыли, что пир вот-вот начнется? Вам, конечно, жаль будет пропустить приветственное слово яр-дана, обращенное к гостям? Позвольте, я провожу вас. — Речь слуги была учтива, манеры обходительны, и все же Уагадар ощутил неприятное чувство беззащитности. В конце концов что стоило этому молодцу кольнуть его, например, отравленной иглой и сообщить уважаемым гостям яр-дана, что ярунд скоропостижно скончался? «Как, не испив вина и не откушав ни одного блюда? — воскликнет какой-нибудь болван вроде Хенерадо. — Вот это и называется несчастным случаем, когда сам умер и винить некого». И остальные гости его поддержат…

• Предыдущая
• 63/109
• Следующая