Наследники империи - Молитвин Павел Вячеславович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/109
• Следующая

— Стало быть, уроборы эти Девам Ночи не по зубам и приходится им от сыновей Оцулаго откупаться, подобно тому как от них самих селяне откупаются. А где эти жертвоприношения происходят? И на что крылатым мужам бескрылые Девы надобны?

— Ох, шутник! Ну шутни-ик! Зачем, спрашиваешь, мужикам, хоть у них крылья к спине, хоть плавники приставлены, девки надобны? Ай да вопрос! Старуха открыла рот, словно собираясь разразиться неудержимым хохотом, разок на пробу — хихикнула, потом лицо ее сморщилось, пальцы судорожно забегали по вороту бесформенной мешковатой хламиды, и она, не глядя на мага, торопливо зашептала: — Я почем знаю — зачем? Может, для этого самого, для чего и всем? Может, чтобы жрать бедняжек или по потрохам их ворожить, судьбу свою угадывать?.. А может, с горных круч скидывать, глядеть, как они оземь шмякаться будут?.. Украшения из их зубов делать, кожей ихней крылья свои вампириные латать или еще для чего? То мне неведомо. О чем знаю, о том и сказываю. А о чем не ведаю…

— Твоя правда, — махнул рукой Лагашир. — Сказывай, о чем ведаешь. Страсти да глупости всякие оставь тем придумывать, кто ни нгайй, ни уроборов этих и в глаза не видывал.

Дождь лил не переставая три дня кряду, и все это время нгайи почти безвылазно просидели в своих шатрах. Бар-вар был великим бедствием и великим праздником, справлять который нгайи привыкли испокон веку. Ливень был бедствием для тех, кого он застал посреди степи, и праздником для всех остальных, знавших, что после дождей голая, выжженная солнцем, пыльная и местами потрескавшаяся земля превратится в огромный цветущий луг, на котором вволю порезвится и разнообразное зверье и охотники.

Три дня и три ночи провели Батигар и Шигуб в, большом шатре, обитательницы которого лишь ненадолго прерывали их уединение. Обменявшись с соплеменницей несколькими фразами, они, смеясь и понимающе переглядываясь, исчезали в дожде так же стремительно, как и появлялись. Казалось, они не видят ничего противоестественного в том, чем занимается их подруга со светлокожей девушкой, и так оно, по словам Шигуб, и было на самом деле. Девы Ночи прекрасно обходились без мужчин и были твердо убеждены, что изготовленные из тщательно отполированного дерева и кости жезлы могут доставить им несравнимо большее удовольствие, чем те орудия, которыми меньшая половина их племени была наделена природой от рождения. В том, что мужчин в племени действительно немного, Батигар убедилась, когда нгайи, пользуясь тем, что дождь временно прекратился, свернув шатры, двинулись к Флатарагским горам.

Две сотни единорогов, на каждом из которых восседало по две, а то и по три всадницы, представляли собой внушительное зрелище, и сотня быков с грязной и мокрой, напоминавшей нищенские лохмотья шерстью выглядела рядом с ними куда как неказисто. Полтора десятка затравленно поглядывавших на нгайй пастухов произвели на Батигар еще более жалкое впечатление, чем быки, и породили у девушки самые скверные подозрения.

— Это что же, все мужчины вашего племени? — обратилась она к Шигуб, которая, сидя перед принцессой на длинном седле, легонько почесывала древком копья за ухом несшего их по морю грязи гвейра.

— Нет. Еще полсотни дармоедов пасут быков в предгорьях под присмотром рода Агропы.

Со слов Шигуб Батигар знала, что основным богатством нгайй являются мохнатые быки, стада которых еще до начала сезона дождей Девы Ночи отгоняют к подножию Флатарагских гор — единственному месту, где те могут отыскать корм в это время года. На вопрос, почему вместе со стадами не откочевывает все племя, охотница отвечала весьма уклончиво, и принцесса поняла лишь, что все племена нгайй раз в год в строго установленном порядке должны подойти к слиянию двух рек, Сурмамбилы и Ситиали, для совершения некоего священного обряда. Что это за обряд, чернокожая дева говорить не пожелала, а принцесса не стала настаивать, решив, что и так замучила Шигуб расспросами и со временем все прояснится само собой.

— Всего, стало быть, шестьдесят-семьдесят мужчин? Но почему так мало? И куда делись все остальные? — Батигар приготовилась услышать что-нибудь ужасное, памятуя слова Нжига о том, что мужчин своих Девы Ночи за людей не считают, и была приятно удивлена, когда Шигуб ответила:

— Никуда не делись. Куда им деваться в степи? И вовсе их не мало. Дармоедов сколько ни родится — всегда много!

За время, проведенное наедине, девушки стали значительно лучше понимать друг друга, и все же порой ответы чернокожей охотницы ставили принцессу в тупик.

— Я не знаю, куда они могут деться, но мальчиков и девочек рождается обычно поровну. Одинаковое количество тех и других, — Батигар жестами постаралась пояснить свою мысль. — И если у вас на десять женщин приходится примерно один мужчина, значит, с остальными что-то случилось?

— У вас поровну! — Шигуб обернулась и ткнула пальцем в грудь принцессы. — Я слышала — глупый обычай. Мы не хотим поровну, — ндийя! — зачем нам дармоеды? Нужны красивые, сильные женщины. Так? Женщина берет мужчину, поит тридцать дней настоем ойры-тайи. Потом делает с ним, что должно. Потом Мать рода говорит над женщиной завещанные Омамунгой слова. Потом женщина рожает девочку. Та, кого не любит Омамунга, рожает дармоеда. Все указывают на нее пальцем. Кто-то жалеет. Ужасно глупо рожать дармоеда. Женщину, родившую двух дармоедов, отдают Сынам Оцулаго. Или мужчинам. Сильно виновата перед Матерью Всего Сущего. Поняла?

— Поняла, — растерянно пробормотала Батигар, едва веря ушам своим. — А кто такие Сыновья Оцулаго?

— Да-да, расскажи ей, кто такие Сыновья Оцулаго! И какая участь ожидает ее, когда мы придем к скале Исполненного Обета! — неожиданно вмешалась в разговор девушек скакавшая бок о бок с ними Очивара.

— Кондовиву! Старехе це-це джуа! Кто ждал твоих советов, кабиса? Шигуб смерила Очивару гневным взглядом. — Следи за тем, что делается под пологом твоего шатра, и оставь меня в покое!

— Гай! Ты хочешь сделать рабыне сюрприз и потому не говоришь об уготованной ей участи? Заботливая, добрая Шигуб! Но, может быть, ты забыла, что эта смазливая рабыня принадлежит всему племени, а не тебе одной? — Очивара говорила на языке жителей Края Дивных Городов, желая, по-видимому, чтобы Батигар понимала, о чем идет речь. — Я хочу, чтобы эту ночь она провела в моем шатре. Мои маджичо желают знать, чем она приворожила тебя? Белая дева научит нас любви белых женщин, а мы… Мы тоже ее кое-чему научим! Мы устроим для нее сасаа кууме, пусть все племя услышит, как она кричит от счастья!

— Учави! До скалы Исполненного Обета она моя! Если хочешь взять ее в свой шатер, мы будем биться — маеша! Тендуноно ники нийоте! Мванамуке усики хата, кабиса! Оцулаго намна, вачави унемпо! — яростно прошипела Шигуб, и тут Батигар, и без того испуганная перепалкой, к которой с интересом прислушивались скакавшие поблизости Девы Ночи, поняла, что в самом недалеком будущем ее ждут крупные неприятности.

В объятиях Шигуб она как-то не задумывалась о завтрашнем дне, потрясенная неистовой страстью чернокожей Девы, но теперь грядущее рисовалось ей в самых мрачных тонах. Как бы ни относилась к ней Шигуб, она была и остается рабыней, собственностью этих чернокожих кочевниц, которые, судя по всему, намерены принести ее на скале Исполненного Обета в жертву каким-то Сынам Оцулаго. А до этого Очивара желает сделать с ней в своем шатре то же самое, что учинили некогда «жеребцы» в подземной тюрьме чиларского торговца людьми…

От этой мысли и вызванных ею кошмарных воспоминаний принцесса содрогнулась и что было сил вцепилась в Шигуб.

— Ты… ты ведь не отдашь меня этой гадине? Чернокожая Дева промолчала, и Батигар с ужасом поняла, что надеяться не на что и, что бы Шигуб ни говорила, едва ли она станет портить из-за нее отношения со своими соплеменницами. Если им нужна рабыня для совершения какого-то жуткого ритуала, то какая резница, в чьем шатре она проведет следующую ночь?..

Не отвечая принцессе, Шигуб в бешенстве ударила древком копья по брюху гвейра, прикрикнула не него и погнала подальше от Очивары. Батигар же, сознавая, что у нее есть лишь один выход не превратиться в игрушку всего этого племени чернокожих развратниц, наклонилась к Шигуб и, ловко выхватив из висящих на поясе охотницы ножен широкий обоюдоострый нож, примерившись, со всей силы вонзила его себе под левую грудь. То есть ей показалось, что вонзила, потому что на самом-то деле свет у нее в глазах померк от точного удара, которым Шигуб выбила принцессу из седла.

• Предыдущая
• 44/109
• Следующая