Наследники империи - Молитвин Павел Вячеславович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/109
• Следующая

Протиснувшись в комнату старшего сына следом за Лагаширом, старик во все глаза уставился на обнаженную спину Нунжа, левый бок которого, изуродованный ножевой раной, побагровел и вздулся. С замиранием сердца смотрел он на то, как руки девушки то оглаживали тело его сына, то, зависая над почерневшей, дурно пахнущей раной, начинали делать тянущие, хватательные движения. Нжиг видел, как вздымался и опадал вспученный бок Нунжа, как тело его покрывалось потом и вздрагивало от невидимых усилий ведьмы. Он догадывался, что она пытается очистить рану, хотя по нависшей в комнате тишине, застывшему словно изваяние Крарасубу и напряженной позе Лагашира не мог судить о том, насколько успешно продвигается врачевание.

Ему казалось, что длится оно бесконечно долго и ничего путного у девки не выходит, но вот почерневшие края раны начали расходиться, красно-коричневые струпья стали трескаться и ломаться. Знахарь, подхватив миску, сделанную из половинки сушеной тыквы, поспешно поднес ее к боку Нунжа, и из лопнувшей, обнажившейся раны хлынул смрадный желто-зеленый гной. Из груди раненого вырвался протяжный стон, Мисаурэнь охнула — ей, как видно, тоже приходилось нелегко. Лагашир, шагнув вперед, возложил ладони ей на плечи, а незаметно появившийся в комнате Эмрик подался было к целительнице, но та запела что-то протяжное и снова склонилась над Нунжем. Пальцы ее опять заскользили по спине, по рукам распростертого на ложе скорби юноши. Из раны выступила сукровица, которую Крарасуб тщательно промокнул чистой тряпицей. Прерывистое, со свистом и хрипом вырывавшееся из груди сына старосты дыхание выровнялось, зато пение ведьмы сделалось отрывистым, запинающимся, на осунувшемся лице залегли зеленоватые тени…

— Отличная работа! — промолвил наконец Лагашир, единственный из всех понимавший, что же именно совершила несостоявшаяся жрица Двуполой Ульши и скольких сил ей это стоило. — Пусти-ка, дальше я сам. Довольно ты уже поистратилась на этого молодчика.

Он мягко отстранил Мисаурэнь от ложа раненого, и тут же выросший за ее спиной Эмрик подхватил девушку на руки и унес в отведенную ей комнату. А Лагашир, в свой черед, опустил пальцы на спину Нунжа и заворчал-зарокотал что-то успокаивающее, похожее на шум прибоя. Он не был врачевателем, но, как любой Магистр, умел оказывать необходимую помощь раненым и чувствовал себя в состоянии завершить начатое ведьмой исцеление. Все необходимые процедуры были уже совершены ею, и ему оставалось только влить в юношу, бывшего совсем недавно на пороге Вечности, некоторое количество жизненной энергии, после чего отваров и компрессов Крарасуба будет достаточно для окончательного выздоровления. Все было бы значительно проще, если бы перед ранением старшему сыну старосты не пришлось пережить дрожницу и организм его не был истощен этой распространенной среди южан болезнью. Впрочем, тогда бы чужаков вряд ли встретили здесь столь радушно…

Мысль о том, что небольшое избиение местных драчунов, учиненное Мгалом и его спутниками, пришлось как нельзя более вовремя, вновь посетила Магистра, когда он, оставив Нунжа на попечение знахаря, спустился в трапезную, дабы подкрепить силы вином и стребовать со старосты выполнения второй части их уговора. Усевшись за стол и без аппетита ознакомившись с содержимым поставленных перед ним старостихой мисок, маг узнал от нее, что Эмрик велел принести пищу и питье к Ми-саурэни в комнату и сам из нее до сих пор не выходил, а Нжиг, убедившись, что жизнь его сына вне опасности, ушел в деревню, чтобы распорядиться о сменных лошадях для дорогих гостей, намеревавшихся поутру пуститься в путь, и привести Жужунару, жившую некогда среди Дев Ночи.

— Шустрый старикан… — пробурчал Лагашир, ничуть не удивляясь расторопности старосты. Получив от чужаков желаемое и уверовав в их могущество, тот, конечно же, постарается как можно быстрее спровадить незваных гостей со двора. Что же касается Эмрика и Мисаурэни… По тем взглядам и прикосновениям, которыми они обменивались, Магистр давно понял, что рано или поздно эти двое захотят уединиться, и был даже рад, что произошло это именно сейчас. У девчонки будет время восстановить затраченные на врачевание Нунжа силы, а Эмрик поможет ей в этом лучше самых мудреных снадобий… Хорошо бы еще эта Жужунара действительно поведала что-нибудь полезное о Девах Ночи, ибо чем больше он будет знать о них, тем легче сумеет отыскать Мгала и кристалл Калиместиара. Кстати, о кристалле…

Припоминая разговор с городским судьей, Лагашир начинал склоняться к мысли, что Мартог знал и о Мгале, и о ключе к сокровищнице Маронды значительно больше, чем счел нужным рассказать ему. И это Магистру очень не нравилось, поскольку Мартог явно был подкуплен имперцами, а те обычно не совали нос в дела живущих на берегах Жемчужного моря народов. Если же они тоже решили принять участие в охоте за кристаллом, это могло сильно осложнить жизнь как Мгалу, так и самому Лагаширу… Надо было ему потрясти Мартога как следует, знал он что-то этакое о кристалле. Знал и не зря повернул разговор так, что собеседнику не оставалось ничего иного, как спешно сбираться в погоню за северянином. М-да-а-а… Не оказалось бы впоследствии, что умолчал бай-баланский голова о самом главном. Хотя о чем он мог умолчать. Магистр, сколько ни размышлял на эту тему, догадаться не мог…

— Лошади готовы, а это вот Жужунара, — радостно сообщил Нжиг, появляясь на пороге и подталкивая к Лагаширу дряхлую старушенцию с острыми маленькими глазками. — Она тебе все что хочешь о нгайях расскажет. Ее только спроси о них, весь вечер языком молоть будет.

Усадив старуху подле Магистра, Нжиг, прихватив с собой жену, выскользнул из трапезной, сославшись на то, что должен позаботиться об обещанных припасах, которые понадобятся путешественникам. Жужунара, окинув заставленный всевозможной снедью стол, одобрительно закивала головой, покрытой редкими, похожими на птичий пух, совершенно седыми волосами, и принялась запихивать в беззубый рот вымоченный в винном уксусе бухмат, соленые ортилы, начиненные песочными грибами, и сладкие стебли турнара. У Лагашира создалось впечатление, что вкуса этих отменно приготовленных кушаний старуха не различает и движет ею не голод, а жадность, сознание того, что, быть может, и не придется ей больше никогда в жизни полакомиться столь изысканными блюдами.

Ожидая, пока Жужунара насытится, Магистр задумчиво крутил на пальце кольцо Тальога, оживление которого едва не погубило его. Ловец Душ сделал свое дело:

в черном, оправленном в серебро камне вспыхивали и гасли похожие на далекие звезды искорки. Лагашир сумел совершить то, что давно уже не удавалось ни Черным магам, ни волшебникам и колдунам, не пожелавшим служить Черному Магистрату. Но удастся ли ему довести задуманное до конца? Стоило ли задействовать Ловца Душ и брать на себя такую страшную ответственность, если путешествию их не видно конца и несть числа опасностям, подстерегающим его на пути к сокровищнице Маронды? И ежели даже удастся ему завершить начатое, будет ли результат соответствовать его чаяниям?..

— Нжиг велел мне ответить на все твои вопросы, — прервала затянувшееся молчание насытившаяся старуха и ткнула пальцем в сторону Лагашира. — Спрашивай, чужеземец, и если байки сумасшедшей Жужунары смогут доставить тебе удовольствие, я буду болтать хоть до утра.

— До утра — это, пожалуй, слишком долго. — Магистр взглянул в окно: небо затянули низкие серые тучи, но до вечера было еще далеко. Подумал, что хорошо было бы как следует выспаться — когда-то теперь посчастливится увидеть крышу над головой, — и попросил: — Расскажи мне про нгайй. Говорят, ты жила среди них и знаешь привычки и обычаи Дев Ночи.

— Знаю, — подтвердила старуха, оторвала от пышной лепешки кусочек и опустила в кружку с вином. — Около двадцати лет я жила в их шатрах, и хотя было это давным-давно, едва ли обычаи нгайй сильно изменились с тех пор. Время течет медленно, это люди стареют слишком быстро. Нгайй захватили меня, когда мне было двенадцать или тринадцать лет. Тогда еще не все деревни платили им дань и набеги их были делом обычным. Они захватывали мужчин, женщин и детей, надеясь, что рабы будут ковать для них оружие, изготовлять ткани и посуду, не задумываясь о том, что в голой степи не устроишь кузницу и не поставишь гончарную печь. А прясть бычью шерсть, так же как и выделывать шкуры, их собственные мужчины были большими искусниками… Да, от захваченных рабов нгайй получали мало пользы. Непривычные к кочевой жизни селяне часто болели и умирали. Кое-кому удавалось сбежать от кочевниц и вернуться в Бай-Балан, и лишь немногие, подобно мне, сумели приспособиться к обычаям нгайй, в большинстве своем не таким уж диким, какими их пытаются представить Нжиг и все остальные,

• Предыдущая
• 42/109
• Следующая