Операция «Цицерон» - Мойзиш Людвиг Карл - Страница 12

• Предыдущая
• 12/37
• Следующая

Я выпил за его здоровье, и он очень любезно ответил на мой тост.

– Вчера ночью я был просто поражен техническим совершенством вашей работы, – сказал я, переходя на тон непринужденной беседы. – Вы работаете один или у вас есть помощник? Но как бы вы ни работали, совершенно очевидно, что вы прекрасный фотограф.

– Я уже много лет занимаюсь фотографией. Мне никто не помогает. Я делаю все сам.

– Где вы это делаете – в посольстве или где-нибудь ещё?

– В посольстве, конечно…

– Меня очень интересует, как вы фотографируете и когда?

– Разве недостаточно того, что я доставляю вам документы? – спросил он, внезапно раздражаясь. – Может быть, я расскажу вам когда-нибудь об этом, только не сейчас.

Было ясно, что сегодня я ничего больше от него не добьюсь. Уходя, он попросил меня достать ему новый фотоаппарат.

– Я фотографировал немецкой «Лейкой», – сказал он, – которую взял у одного приятеля. Но скоро я должен буду её вернуть. Достаньте мне другую, самую обыкновенную. Хорошо, если бы её прислали из Берлина, потому что кто-нибудь, возможно, ведёт учёт фотоаппаратов, продаваемых здесь, в Анкаре.

Очевидно, он все продумал. Но его рассказ не удовлетворил меня – я так и не узнал, как именно он работает. Но пока оставалось только поверить, что он работает один и что никто ничего об этом не знает.

Он пробыл у меня почти до полуночи.

– Когда мы снова увидимся? – спросил я.

– Я позвоню вам, когда у меня будет что-нибудь новенькое, но в посольство больше не приду. Это слишком рискованно. Мы встретимся в старой части города на какой-нибудь темной улице. У вас, конечно, есть своя машина?

Я утвердительно кивнул головой.

– Лучше было бы установить место встречи сегодня же вечером. Надо выбрать такое место, где вам не нужно будет останавливаться. Вы просто будете ехать потихоньку, с потушенными фарами. Доехав до условленного места, откроете дверцу машины, а я вскочу в нее. Если на улице будет ещё кто-нибудь, сделайте вид, что не замечаете меня, обогните квартал и захватите меня, когда улица будет пуста. Хорошо бы прямо сейчас поехать в город и установить место нашей встречи.

– Вот ещё что, – продолжал он, когда я уже хотел отправиться за машиной. – На случай, если наш разговор по телефону будет подслушан (всякое случается в наши дни), я всегда буду называть время на двадцать четыре часа позже того, которое действительно имею в виду. Если, например, я говорю, что ожидаю вас на игру в бридж в такое-то время восьмого числа, то это будет означать, что я жду вас в это же время седьмого. Так я буду чувствовать себя в большей безопасности.

Да, кажется, он в самом деле все продумал. Я пошел за машиной, а Цицерон остался в кабинете. Случилось так, что мой собственный старый «Мерседес» находился в это время в ремонте и я попросил машину на время у своего друга. Это был большой новый «Опель», похожий на многочисленные американские автомобили, на которых ездили члены дипломатического корпуса. Через несколько дней я купил эту машину – для наших целей она оказалась очень удобной. Днем же я продолжал ездить на своем стареньком «Мерседесе», который хорошо знали в Анкаре.

Когда в эту ночь я подъехал на «Опеле» к посольству, Цицерон сел на заднее сиденье и тщательно занавесил окна. Следуя его указаниям, я вел машину по темным улицам старой части города. Наконец, он велел остановиться у пустыря между двумя домами.

– Здесь будет пока место наших встреч, – сказал он.

Я постарался запомнить это место. Оно находилось недалеко от перекрестка, и его легко было найти. Цицерон снова проявил большую проницательность.

– А теперь не отвезете ли вы меня в английское посольство?

– Куда? – переспросил я.

– В английское посольство, в Канкайя.

Я решил, что неправильно его понял.

– Вы хотите, чтобы я отвез вас в английское посольство?

– Почему бы и нет? Я там живу.

«Рискованно», – подумал я, но ничего не сказал и поехал дальше. Машина была в прекрасном состоянии и легко шла по крутому подъему в направлении к новой части города, где находилось большинство посольств.

На темном фоне неба уже можно было ясно различить силуэты двух больших зданий английского посольства. Еще короткий прямой пролет, затем крутой поворот, и через несколько секунд я буду у главных ворот посольства. Вдруг у меня мелькнула мысль, что это ловушка, но раньше, чем мы доехали до угла, я услышал позади себя голос Цицерона:

– Теперь поезжайте медленно, но не останавливайтесь.

Я снял ногу с педали газа. Мы огибали угол, и надо было внимательно смотреть на дорогу. Я слышал, как слабо щелкнула, а затем почти бесшумно захлопнулась задняя дверь. Я оглянулся. Цицерона уже не было.

Через несколько минут я остановил машину у ворот германского посольства. По-видимому, все спали. Здание посольства было погружено в полный мрак, лишь в квартире Йенке всё ещё горел свет. Я знал, что они устраивали небольшую вечеринку. Это было очень кстати: привратник-турок, открывший ворота, несомненно, принял меня за одного из гостей.

Я пробрался вниз, в фотолабораторию, неся в руках новые катушки фотопленки.

«Практическое руководство для фотографа-любителя» оказалось полезным. Через час на веревочке между электрическим нагревателем и вентилятором уже сушились две мокрые пленки.

И на этот раз фотографии были выполнены безукоризненно. Сгорая от любопытства и волнуясь, я взял увеличительное стекло и попытался хоть что-нибудь прочесть на совсем ещё мокрой пленке. Но почти ничего не было видно – приходилось ждать, пока пленки просохнут. Я закрыл комнату на ключ и вышел в темный сад.

В квартире Йенке горел свет, хотя было уже почти два часа ночи. Я пошел к ним и попросил дать мне крепкого кофе. За двумя столами шла игра в покер. Йенке, желая узнать новости, отвел меня в тихий уголок гостиной.

Я рассказал ему, что Цицерон опять был у меня и что в фотолаборатории сушатся две новые пленки. Он хотел знать содержание новых документов, но я мог сказать ему лишь то, что они помечены грифом «Совершенно секретно». Узнать о них подробнее можно было только утром.

Поскольку японский посол уходил домой, а гости, игравшие за его столом, не хотели прекращать игру, мне пришлось занять его место, но я никак не мог сосредоточиться на игре и все думал о тех новых тайнах, которые ожидают меня в фотолаборатории. Да и как мог я думать о картах моего партнера, если меня занимала куда более интересная игра.

К трем часам ночи вечер окончился. Мне пора было возвращаться к своей работе. Попрощавшись с гостями, я ушел. Никто не заметил, что я остался в здании посольства, а не вышел со всеми.

Вернувшись в фотолабораторию, я увидел, что обе пленки вполне просохли, и тотчас же занялся печатанием. Часам к шести утра на моем письменном столе уже лежало сорок снимков с английских секретных документов.

К восьми часам я бегло ознакомился с их содержанием.

Затем я запер документы в сейф и через заднюю дверь, ведущую в сад, вышел из посольства. После двух бессонных ночей приятно было подышать бодрящим утренним воздухом.

Когда я пришел домой, жена только что встала. Она встретила меня вопрошающим взглядом. Нетрудно было угадать направление её мыслей.

– Работа, дорогая, только работа! Я всю ночь работал в посольстве, если не считать нескольких партий в покер, которые мы сыграли у Йенке. Ты удовлетворена?

Я думаю, она все поняла. Что касается меня, то я хотел только спать. Я лег и попросил разбудить меня в одиннадцать часов. Поспав два с половиной часа, я почувствовал себя вполне отдохнувшим.

Не было ещё двенадцати часов, когда я вошел в кабинет посла. В моем портфеле лежало сорок новых документов. Среди них были первые протоколы Московской конференции, на которой присутствовали Иден и Корделл Хэлл.

Вопросы, обсуждавшиеся на конференции, носили такой секретный характер, что Уинстон Черчилль мог бы говорить о них лишь на закрытом заседании палаты общин.

• Предыдущая
• 12/37
• Следующая