Фридрих Ницше. Трагедия неприкаянной души - Холлингдейл Р. Дж. - Страница 6

Школьные годы в Наумбурге протекали без особых приключений. Весной 1851 г. Ницше и его два друга были переведены из городской школы в частную подготовительную школу, где они проучились вплоть до 1954 г. и где Ницше получил первые знания в латыни и греческом. Затем они продолжили обучение в школе более высокой ступени, Domgymnasium. По прошествии четырех лет обучения в гимназии Ницше наградили бесплатным местом в Пфорташуле. Он покинул гимназию по окончании летнего семестра в 1858 г. и 5 октября приступил к занятиям в Пфорташуле. Он не испытывал трудностей в обучении. Будучи очень прилежным учеником, он отнюдь не был книжным червем. Судя по характеру его поведения в последующие годы, можно предположить, что он старался избегать неровностей улицы, боясь споткнуться и упасть, так как уже тогда давала о себе знать его близорукость[6]; она же стала препятствием к участию мальчика в спортивной жизни школы, но он всегда с удовольствием занимался любыми упражнениями на свежем воздухе, которые, как он чувствовал, были ему по силам. Еще в раннем возрасте он научился плавать и всегда оставался пловцом незаурядных способностей. Также он превосходно катался на коньках и в своих длительных поездках по стране отмечал, что немцы всех возрастов имеют особое пристрастие к этому виду упражнений. Он был крепкого сложения и отнюдь не слабым физически. Эти внутренние резервы помогали ему год за годом бороться с болезнью, которая уже сказывалась в его юношеском организме.

Слабым местом его здоровья было зрение. Уже поступив в школу, он был вынужден носить очки, которые затем не снимал всю жизнь. Несмотря на то что его не постигла полная слепота, он всегда жил под угрозой полной потери зрения. Чтение и письмо в том объеме, который он выполнял, будучи еще мальчиком, конечно же отрицательно сказались на его здоровье и стали одной из причин мучительных головных болей, которые тогда начали донимать его и от которых он уже никогда полностью не избавился. Летом 1856 г. из-за проблем со зрением и постоянных головных болей его даже на время освободили от школьных занятий.

Хотя Пфорташуле находилась всего в часе ходьбы от Наумбурга, переезд туда Ницше знаменовал конец целой эпохи его жизни и начало новой. До 14 лет он жил уединенной жизнью: защищенный любовью своей нежной матери, поначалу в крошечной деревушке, потом в городке побольше, но столь же тихом и спокойном, он мало что знал о реальности большого мира, и спартанская дисциплина в Пфорташуле составила резкий контраст той уютной домашней свободе, в которой он до сих пор рос. Но прежде чем мы последуем за ним в Пфорташуле, давайте посмотрим, чем в эти ранние годы жил нарождающийся в нем художник и философ.

Многие философы писали стихи, и многие поэты философствовали, но только в Платоне интеллектуальные и художнические способности сочетались на столь же высоком уровне, на каком они сказались в Ницше. Однако этот двойной талант повредил его репутации философа, поэтому его и поныне порой приходится отстаивать прежде всего как философа, а не поэта и сочинителя афоризмов, обуреваемого несколькими навязчивыми идеями. Его великолепная память обернулась против него же: мозг удерживает краткие выдержки, но вне контекста они иногда кажутся почти бессмысленными и всегда подвергаются опасности быть неверно истолкованными. Он обладал несомненным художническим темпераментом, и потому его философские труды лишены определенной чистоты в том смысле, что они суть сплав разума и чувства, логики и риторики, а порой и Dichtung und Wahrheit (поэзии и правды. – Примеч. пер.). Это приводит в замешательство заурядный ум, которому непременно нужно уточнять, «что же Ницше имеет в виду». Если Ницше-философ за столь долгий срок обучения не поддался обработке стандартами наших университетов, то ответственность за это лежит именно на Ницше-художнике. Ибо когда философ в нем диктовал содержание, художник диктовал форму, которая отстаивала правду искусства вопреки предрассудкам логической ясности. Таким образом, он создавал лишние сложности для тех, кому неймется «разрешить» проблемы произведений Ницше (а попутно, видимо, и «порешить» самого автора).

На самом деле эти минусы были одновременно плюсами, художник в Ницше был его прибежищем. И именно потому, что он был столь же художник, сколь и мыслитель, ему удалось избежать пороков немецкой философии. А поскольку он постоянно общался с тем лучшим, что в этой философии было ценного и глубинного, то сумел избежать неряшества мысли и не скатился до уровня остряка-афориста. Если перебрать и перечислить все недостатки, присущие этим двум противоположным классам мыслителей, то станет ясно, на каком острие балансировал Ницше.

Минусы немецкой философии связаны с ее профессионализмом: замкнутая атмосфера, книги вместо жизни, неспособность увязывать открытия с миром как таковым, презрение к хорошему стилю, инбридинг, недостаток общей культуры, серьезность до отвращения. Дефекты культурного philosophe лежат, напротив, в области непрофессионализма, дилетантизма: слишком обширные интересы, поверхностность, культивация хорошего стиля как предела достижений, принесение истины в жертву остроумию, отсутствие интеллектуальной честности, философствование вместо философии, непоследовательность, противоречивость. Ницше удается балансировать между этими двумя типами мышления и двумя способами выражения: он глубок, но не заумен; он оттачивает стиль, но сочетает его с хорошей мыслью; он серьезен, но не зануден; он тонкий – но не эстетствующий – искусствовед и культуролог; он афористичен и склонен к эпиграмме, но основанием его афоризмов и эпиграмм является твердая философская позиция; самый остроумный из философов, он редко поддается соблазну пожертвовать правдой ради красивой фразы; он очень многосторонен, но никогда не упускает из поля зрения свои основные интересы. Он достигает, особенно в последних работах, точности и ясности, редко встречающейся в немецкой письменной культуре: ни один мыслитель подобной глубины не владел столь совершенно инструментом выражения.

Ницше был не по годам интеллектуален, но до поры до времени не оригинален, и ему было уже 34 года, когда появилась первая из его значительных работ – «Человеческое, слишком человеческое». Самое раннее его творчество – стихи и другие сочинения наумбургского периода вплоть до 1858 г. – на редкость неоригинально: темы и их разработка банальны и совершенно лишены той спонтанности, которая присуща даже гораздо менее талантливому ребенку в его первых творческих попытках. В автобиографических записках «Из моей жизни» (1858) Ницше делит свое прежнее поэтическое творчество на три периода. Самые ранние стихи в основном представляют собой описание природы и драматические сценки, изложенные в форме неупорядоченного и часто нерифмованного стиха («Шторм на море», «Спасение», «Кораблекрушение», «Буря»); потом он попытался привнести форму и метр в этот хаос, но добился лишь скуки («Андромеда», «Аргонавты», «Дриопа»); наконец, он предпринял осознанную попытку объединить формальные качества второго периода со страстностью первого («Куда?», «Жаворонок», «Жалоба соловья», «Прощание Гектора», «Барбаросса»). В 1857 г. он написал стихотворение на осаду Севастополя: вместе с Пиндером и Кругом он разыгрывал Крымскую войну в саду за домом, испытывая при этом глубокое сочувствие к русским. Он перечисляет сорок шесть стихотворений, написанных с 1855-го по и оговаривает особо, что это только выборка; всего же он написал, видимо, около сотни стихов, однако они не отмечены знаком врожденного писательского дара. В записках «Из моей жизни», повествуя о своих ранних поэтических усилиях, он замечает: «Так или иначе, но в мои планы всегда входило написать маленькую книжку и потом читать ее самому» – детское выражение нарциссизма подлинного художника, который создает что-то, чтобы потом любоваться созданным. Другие юношеские произведения – это две короткие пьесы на классические сюжеты, написанные в содружестве с Пиндером, а в 1856 г. он начинает роман под названием «Смерть и разрушение». Наиболее убедительным творением было уже не раз упоминавшееся «Из моей жизни», написанное простой, бесхитростной прозой, когда говорится то, что хочется сказать, и ничего более, оно представляет довольно успешный опыт для подростка, не достигшего еще 14 лет.