Острова пряностей - Северин Тим - Страница 44

• Предыдущая
• 44/70
• Следующая

Выравнивание корпуса прау «Альфред Уоллес» с помощью тесел на острове Варбал

Эта скудная диета подорвала его здоровье; он страдал от лихорадки и головной боли — небольшой участок возле правого виска временами немилосердно ныл, доставляя страдания не меньшие, чем самая жуткая зубная боль. Приступы начинались каждое утро сразу же после завтрака и продолжались в течение двух часов. В какой-то момент боль сделалась такой сильной, что ему уже стало казаться, будто он умирает. Он открыл последнюю банку консервированного супа, которую держал на крайний случай, и, по его словам, это спасло ему жизнь. Однако он не желал уезжать отсюда, зная, что это единственный шанс пополнить коллекцию образцами птиц, обитающих в столь удаленных и непосещаемых местах.

Наконец дальнейшее пребывание в Бессире стало невозможным, так как необходимо было с последними восточными муссонами возвращаться назад на «маленькой прау». Уоллесу удалось собрать образцы семидесяти трех видов птиц — не так много, на первый взгляд, но 12 из них не были описаны ранее; кроме того, он увозил с собой 24 отличных чучела красных райских птиц. «Я не жалею о том времени, что провел на этом острове, — заключал он, — хотя мои надежды и ожидания ни в коей мере не оправдались».

Его последний день на Вайгео был ознаменован весьма радостным событием.

Он уже заплатил местным охотникам вперед — раздал топоры, зеркала и бусы в обмен на обещания принести определенное количество птиц, в зависимости от того, сколько каждый из них мог, по собственному мнению, добыть. Большинство охотников принесли свой улов до того, как Уоллесу пришла пора уезжать. Один из них, которому так и не удалось поймать ни одной птицы, честно вернул топор, взятый в качестве предоплаты. Другой охотник, пообещавший поймать шесть птиц, принес всего пять и сразу же побежал обратно в лес — ловить шестую; но ему долго не везло. В последний день, когда Уоллес уже загрузил все пожитки в лодку и был готов отчалить, этот охотник прибежал на пляж с шестой птицей в руках. Уоллес писал: «Он протянул ее мне и с огромным облегчением сказал: „Теперь я тебе ничего не должен“. Это отрадные и довольно неожиданные примеры честности среди дикарей, которым ничего не стоило обмануть меня без какой-либо опасности наказания или преследования».

Уплывая из Кабея, мы уносили с собой такое же благоприятное впечатление о местных жителях, какое Уоллес вынес из общения с населением Бессара. Все они были очень внимательны к нам и терпеливо отвечали на наши расспросы, не возражали, когда Джо фотографировал их, а Леонард делал свои зарисовки. Юноша из деревни по имени Корнелиус всегда делился с нами своим уловом, а когда мы отправились дальше, вызвался помочь нам в качестве лоцмана и показал, как пройти по каналу Кабея. Корнелиус встал у руля и провел наше судно по тайным протокам среди коралловых рифов в заливе — как нас и предупреждала лоция адмиралтейства, подводные препятствия невозможно определить по цвету воды. Когда же просвет в зарослях деревьев, указывающий на протоку, стал хорошо виден, он без лишних слов вернулся в свою лодку, которая была привязана к борту, и погреб обратно, чтобы заняться привычным делом — ловлей райских птиц, на которых он ставил силки.

Канал Кабея произвел на нас гораздо более сильное впечатление, чем мы могли ожидать по описанию Уоллеса. Возможно, натуралист проходил здесь по низкой воде или во время пика прилива или отлива — по стоячей воде, так как по его описанию никак нельзя было судить о мощности потока и великолепии зрелища. Мы проходили по каналу 2 мая и по совету Корнелиуса шли по высокой воде, чтобы глубина была максимальной. Кроме того, мы шли против приливного течения, чтобы было удобнее управлять судном на поворотах. В начале канал — или «straat», как его называли местные жители, пользуясь голландским словом, — был около пятидесяти метров в ширину, по обоим берегам тянулся мангровый лес. После того как канал сузился почти вдвое, мангровые заросли уступили место коралловым рифам, русло стало петлять, упираясь в крутые скальные выступы. Приливное течение, против которого мы двигались, ударялось о скалы и образовывало глубокие воронки и водовороты. Канал прорезал высокий скальный массив, и мы двигались фактически в каньоне, видя лишь широкую полоску голубого неба меж берегов. На ее фоне над нами пролетали птицы всевозможных видов, которых редко можно увидеть в одном и том же месте: здесь были и морские — чайки, скопы и крачки, но вместе с тем попадались птицы, обитающие в джунглях — лори, длиннохвостые попугаи и какаду; они перепархивали с одного покрытого лесом склона на другой.

По каналу Кабея

В самой узкой точке канал поворачивал почти под прямым углом между отвесными стенами. Здесь скорость течения достигала пяти или шести узлов, поток отражался от одной стены, ударяясь о другую. Справа чернел вход в глубокую пещеру у подножия скалы. Согласно местным верованиям, из этой пещеры появились люди, ставшие предками народа, населяющего Кабей. Напротив пещеры из бушующей воды вертикально вверх поднималась скала. Это место считалось священным; в метре над поверхностью воды к скале были прикреплены разнообразные приношения духам — несколько рыболовных крючков с зазубренными концами, кусок сетки и несколько пластиковых бутылок.

Мы около получаса пробирались по извивам и поворотам канала, после чего оказались среди россыпи маленьких островков — по словам Уоллеса, «каждый из них покрыт странного вида кустарниками и деревьями, над которыми, как правило, возвышаются изящные силуэты пальм. Они же усеивают скальные уступы берегов; все вместе это образует один из самых необычных и живописных пейзажей, который я когда-либо видел».

Это был сам залив Кабей, на дальнем берегу которого раскинулись характерные невысокие скругленные холмы. Повернув к югу от устья залива, мы направились к поселку Саонек, расположенному на маленьком островке и состоящему из серых, потускневших от времени домишек; единственным новым сооружением была бетонная пристань. Саонек является административным центром обширного района — Западного Вайгео; здесь находится единственная на весь район средняя школа. В течение учебного года ученики вынуждены жить здесь же, так как ездить очень далеко; по этой причине большинство детей из отдаленных уголков Вайгео остаются лишь с начальным образованием, полученным в местных деревенских школах. Высокая водонапорная башня в Саонеке служила также и маяком, который показывал дорогу паромам, шедшим через пролив из Соронга — главного города северо-западной части Ириан Джайи, транспортного центра, связывающего этот район с остальными частями Индонезии.

Уоллес так и не добрался до Соронга, решив возвращаться прямо с Вайгео к своей экспедиционной базе в Тернате. Но он узнал, что в Соронге можно приобрести редких птиц, обитающих во внутренних районах Новой Гвинеи, и отправил туда на разведку Чарльза Аллена — молодого человека, который стремился, как и Уоллес, стать коллекционером, — поручив ему разузнать все, что можно, о райских птицах.

Уоллес нанял Чарльза Аллена еще в Лондоне в качестве помощника для полевых работ — починки сеток для ловли бабочек, прикалывания насекомых и выполнения других мелких поручений. Во время первых месяцев в Индонезии он пытался обучить Аллена практическим навыкам, но вскоре выяснилось, что у его ученика нет необходимых данных для работы натуралистом-исследователем. Он был очень молод — всего 16 лет — и так неуклюж, что постоянно все ронял и разбивал и всюду оставлял беспорядок. Бедолага, будучи сыном плотника, не мог даже ровно отпилить кусок древесины и вообще был неспособен выполнить какую-либо работу аккуратно. «Каждый день, — в отчаянии писал Уоллес сестре, — у нас происходит такой диалог:

• Предыдущая
• 44/70
• Следующая