Христианство: Античность, Византия, Древняя Русь - Фроянов Игорь Яковлевич - Страница 40

В 726 году император Лев III (717–741) обнародовал эдикт, объявлявший почитание икон и мощей идолопоклонством. Началась эпоха иконоборчества, продолжавшаяся с небольшими перерывами до 843 года. Почему эта проблема выдвинулась на первый план? Почему борьба вокруг нее стала характерной именно для истории византийского общества?

Иногда иконоборчество пытаются рассматривать как политику государства, а не как острый внутрицерковный конфликт. Это неверно. Было бы упрощением считать, что Лев III, которого привела к власти в 717 году угроза захвата Константинополя арабами, развязал иконоборческую политику только потому, что нуждался в средствах для продолжения борьбы, рассчитывая получить их путем присвоения церковно-монастырских ценностей. Нет здесь и предлога для наделения рождавшейся фемной знати землями за счет церкви и монастырей[44]. Конфликт был значительно глубже. Сама проблема почитания икон приобрела немаловажное значение.

Иконопочитание начало распространяться в ранней Византии в IV–VI веках. Его стремительный расцвет приходится на VII столетие. Несториане, монофизиты вообще не признавали возможности изображения божества. Ортодоксальное направление оправдывало возможность человеческого изображения Христа. Сыграла роль и давняя античная традиция антропоморфного изображения богов. Проблема иконы, иконопочитания еще не получила в ранневизантийской церкви никакого соборного определения.

Западное христианство отличалось особой христологичностью. Здесь наибольшее распространение получили скульптурное изображение Христа и распятие. Церковь признавала полезность иконы как средства христианского воспитания, но не особенно поощряла ее распространение. К тому же и материальные возможности подъема иконописания были ограниченны. Святые признавались таковыми только по решению церкви, в результате канонизации.

В Византии святыми становились уже при жизни, считалось, что праведники могут как-то влиять на текущие события. Здесь было много художников. Вообще портрет широко распространился в светском искусстве ранней Византии, особенно изображения императоров. Традиция создания иконы во многом восходит к императорскому портрету, от изображения императоров-богов с их нимбом был один шаг до икон богов-императоров. Нельзя не учитывать и характерного для поздней античности своеобразия восприятия иконы как символа.

VII век не только стал временем массового распространения культа святых, локальных защитников и покровителей, но и способствовал распространению веры в — чудотворные иконы, чудодейственную силу мощей и реликвий. Это было выгодно церкви и монастырям и приносило им дополнительные доходы. Существовала и общественно-политическая сторона проблемы. Культ икон и мощей необычайно увеличивал авторитет церкви и монастырей, использовался ими для формирования общественного мнения. Неудивительно, что самыми ярыми сторонниками иконопочитания стали городское монашество и духовенство. Иконопочитание облегчало им борьбу за свои интересы: ведь монастырь являлся учреждением, которое присваивало крестьянские земли, издавна эксплуатировало рабов и колонов. Богатая городская церковь с ее пышным культом, множеством реликвий и икон была одновременно и своеобразным символом угнетения в глазах крестьянства. Эти идеи нашли отражение в его идеологии, в частности в павликианстве, которое начинает распространяться в византийской деревне в VII веке.

Картину развития павликианского движения, особенно на ранних его этапах, воссоздать трудно, а тем более выявить его конкретные связи с иконоборчеством. Основным источником сведений о павликианстве является «История павликиан» Петра Сицилийского (вторая половина IX века), который был послом императора Василия I к павликианам. Собственно павликианские произведения до нас не дошли. Если они и существовали, то, скорее всего, были уничтожены иконопочитателями. Вероятно, их было не так много, поскольку павликиане ограничивались устной пропагандой своих взглядов — проповедью, толкованием обычных текстов Евангелия. Более ранние сведения о них также принадлежат перу сторонников иконопочитания. Заклеймив павликианство как «манихейскую ересь» и продемонстрировав свое крайне отрицательное отношение к ней, они чаще всего отвергали ее с порога, не считая нужным опускаться до полемики. Они просто клеймили павликиан как еретиков, тем более что силы их были довольно быстро отвлечены на борьбу с иконоборцами. Можно говорить о несомненном влиянии на павликианство манихейства, но развивалось оно в Византии на собственной основе.

Павликианство возрождало идеи и практику раннехристианских общин. Название свое они получили, поскольку считали себя прямыми последователями и исполнителями заповедей апостола Павла. В качестве священных книг павликиане признавали только Евангелия, освящавшие, по их мнению, идеи всеобщего равенства. Они проповедовали аскетизм, но не в таких крайних формах, как мессалиане. Как и большинство народных, демократических ересей, павликианское учение было дуалистическим. Их дуализм основывался на глубокой вере в извечную противоположность добра и зла, царства бога и царства сатаны, духа и плоти. Павликиане различали «отца небесного», которому в будущем будет принадлежать власть, и сатану, созданием которого является земной, материальный мир. Христа они признавали как проповедника и смелого борца, ставшего сыном божьим после своей мученической смерти. Таинств крещения и причащения, культа святых, поклонения иконам и кресту для них не существовало. Земные порядки представлялись им царством зла, сатаны, в том числе государство и церковь. Монашество, монастыри они рассматривали как «порождение дьявола».

Существен активный характер учения павликиан. Оно не просто призывало к самоизоляции общин, пассивному отстранению от мира зла, фактическому самоуничтожению себя аскетизмом и полным отказом от земных радостей, но обязывало их принимать активное участие в борьбе с сатаной и ускорять победу над ним. Таким образом, павликианское учение, с его отрицанием земных порядков, несло заряд оптимизма верой в конечную победу царства добра.

В павликианском учении нашли свое выражение взгляды и чаяния византийского свободного крестьянства, его общинный дух. Это — уважение к труду, признание его обязательности: «Если кто не хочет трудиться — то и не ешь!» (по заповеди Павла), призыв к скромной трудовой жизни и презрение к богатству, идеи взаимоподдержки и взаимопомощи. Идея всеобщего равенства выражалась в признании ими равенства мужчин и женщин. Павликиане отрицали существование духовенства как особого сословия. Их духовными наставниками были проповедники из их же собственной среды, которые своим примером воздержания и соблюдения требований учения завоевывали авторитет. Как правило, они пользовались огромным уважением.

О реальных отношениях с государством на ранних этапах развития павликианского движения говорить трудно. Однако ясно, что широкое распространение такие идеи могли получить только в условиях реального ослабления жесткого контроля церкви над сельским населением. Сильное общинное самоуправление могло оказывать немалое влияние и на местную религиозную жизнь. Мы не убеждены в том, что первоначально крестьянское недовольство было более направлено против государства, чем против церкви. Городская церковь, монастыри были давним эксплуататором деревни, существовавшим за счет богатых подношений и доходов с монастырских земель и крестьян. Если раньше крестьянство просто вынуждено было терпеть этот гнет и навязанные ему городом нормы и религиозные обряды, то сильная свободная община могла занять свою позицию по отношению к городской церкви. Требования павликиан, которые сводились к уничтожению монастырей и монашества как института, социально и материально привилегированного положения священного сословия, дорогостоящей иерархии и культа, имели весомые основания не только в интересах крестьянства, но и в реальном состоянии экономики страны. Павликиане в наиболее радикальной форме отражали общие настроения крестьян, их недовольство.