Ведьма - Мишле Жюль - Страница 35

• Предыдущая
• 35/60
• Следующая

Как преклоняются серафимы, херувимы перед Господом?

Трудно это представить, заметила Луиза, они ведь бестелесны. Так как приказ был повторен, то она сделала усилие повиноваться и стала подражать полету одних, горячему пылу других и наконец, склонив голову, пала ниц перед судьями, воспроизводя акт боготворения. Луиза, гордая и несокрушимая Луиза, унижалась, целовала пол, упала с распростертыми руками ниц. Этим странным, легкомысленным и непристойным представлением хотели заставить ее искупить свою страшную популярность. И она завоевала расположение собрания жестоким ударом, который она нанесла Гоффриди, стоявшему тут же со связанными руками и ногами.

«Где теперь Вельзевул, дьявол, покинувший Мадлену?» – спросили ее.

«Я вижу его явственно около уха Гоффриди»,– ответила Луиза

Не довольно ли позора и ужаса? Остается только узнать, что ответил несчастный под пыткой: обыкновенной и чрезвычайной. Все его разоблачения, вероятно, бросали яркий свет на любопытную историю женских монастырей. Члены парламента жадно внимали этим разоблачениям, которые могли послужить им оружием, но хранили их «под секретом».

Инквизитор Микаэлис, на которого в публике сильно нападали за его злобу, походившую на ревность, был отозван орденом, собравшимся в Париже, и не присутствовал при казни Гоффриди, сожженного четыре дня спустя в Эксе (20 апреля 1611 г.).

Пострадавшая в этом процессе репутация доминиканцев не повысилась и от другого процесса по поводу одержимости, устроенного ими (в ноябре) в Бове. Все военные почести они присвоили в данном случае себе, напечатали о нем в Париже. Так как на дьявола Луизы посыпались обвинения, что он не умеет говорить по латыни, то новая одержимая – Дениза Лакайль, оказалось, умела говорить несколько слов на этом языке. Доминиканцы подняли по этому поводу большой шум, часто устраивали процессии с ней, даже повели ее из Вове в Нотр-Дам де Льесс. Дело это, однако, успеха не имело. Паломничество не произвело драматического эффекта, не вызвало того же ужаса, как разыгравшаяся в Сен-Боме трагедия. Несмотря на свою латынь, Лакайль не обладала ни горячим красноречием провансалки, ни ее страстностью, ни ее яростью. Доминиканцы добились только одного, а именно: позабавили гугенотов.

Что сталось с обеими соперницами – Мадленой и Луизой? Первая или, лучше, ее тень, была задержана в Папской области из страха, что ее заставят говорить о зловещем деле. Публично ее показывали лишь как образец кающейся. Ее водили с другими бедными женщинами колоть дрова, деньги от продажи которых шли на милостыню. Ее родители, стыдясь ее, отказались от нее и бросили ее на произвол судьбы. Что же касается Луизы, то она заявила во время процесса: «Я не буду им гордиться. Как только он кончится, я умру».

Этого, однако, не случилось. Она не умерла, а продолжала убивать. Убийца-дьявол, сидевший в ней, обнаруживал большую, чем когда-либо, ярость. Она называла инквизиторам имена, фамилии и клички всех, кто, по ее убеждению, был связан с колдовством, донесла, между прочим, и на бедную девушку Оноре, слепую на оба глаза, которая и была живьем сожжена.

«Будем благодарить Господа,– этими словами заключает отец Микаэлис свою книгу,– что все совершилось к Его славе и к славе Его церкви».

В своих «Memoires d'Etat», известных только по выдержкам, уничтоженных благоразумно ввиду их чрезмерной назидательности, отец Жозеф указывал, что ему посчастливилось открыть в 1633 г. ересь, страшно распространенную, в которой участвовало бесконечное число исповедников и духовных отцов. Капуцины, этот удивительный легион церковных стражников, эти верные псы святого стада, выследили, и притом не в пустыне, а во Франции, в самом центре, в Шартре, в Пикардии, повсюду, опасную дичь, испанских aluirmrados (иллюминатов, или квиетистов), спасшихся от преследований на родине у нас и отравлявших женский мир, в особенности же женские монастыри, сладким ядом, впоследствии окрещенным именем Молипоса.

Странно было то, что тайна обнаружилась так поздно. При ее распространенности было нелегко ее скрыть. Капуцины клялись, что в одной Пикардии (где девушки слабы, а кровь горячее, чем на юге) этим безумием мистической любви страдало 60 000 человек. Включали ли они сюда только духовенство, исповедников и духовников? Нужно думать, что к официальным духовникам присоединилось значительное число мирян, горевших тем же рвением спасения женских душ. В их числе находился и обнаруживший потом столько таланта и смелости автор «Духовных наслаждений» Демаре де Сен-Сорлен.

Трудно получить правильное представление о всемогуществе над душами монахинь духовного отца, стократ более хозяина над ними, чем в прежние века, если не вспомнить ряд вновь определившихся обстоятельств.

Реформа монастырской жизни, предпринятая Тридентским собором, мало действенная в эпоху Генриха IV, когда монахини принимали бомонд, устраивали балы, танцевали и т. д., стала серьезно осуществляться при Людовике XIII. Кардинал Ларошфуко или, вернее, иезуиты, под влиянием которых он находился, настояли на строгом сохранении внешних приличий. Значит ли это, что никто больше не посещал монастыри? Нет! Один человек входил ежедневно, и не только в самый монастырь, но по желанию в каждую келью (как видно из целого ряда процессов, в особенности на примере Давида из Лувье).

Каковы же были результаты? Здесь увидят проблему не практики, не медики, а мыслители. Уже в XVI в. врач Вейер освещает этот вопрос рядом ярких примеров. В четвертой книге своего труда он ссылается на многих монахинь, страдавших безумием любви. А в третьей книге он говорит об испанском священнике, очень уважаемом, который случайно в Риме зашел в женский монастырь и вышел оттуда сумасшедшим, заявляя, что раз монахини – невесты Христа, то они тем самым и его невесты, его – викария Христа. Он служил мессы, умоляя Бога даровать ему милость жениться в ближайшем будущем на всех обитательницах монастыря.

Если уже мимолетное посещение монастыря могло иметь такие последствия, то каково же должно было быть состояние духовного отца, который бывал один с монахинями, который, пользуясь правилами монастырского общежития, проводил с ними целый день, ежечасно выслушивая опасную исповедь об их томлении, их слабостях.

Не одна чувственность была замешана в подобном состоянии девушек. Необходимо считаться в особенности со скукой, с властной потребностью разнообразить жизнь, победить однообразие каким-нибудь уклонением в сторону или мечтой. А сколько в эту эпоху было нового! Путешествия, Индия, открытие Америки, книгопечатание, и в особенности появление романа. Когда вокруг, волнуя умы, кипела такая разнообразная жизнь, как снести гнетущее однообразие монастырского житья-бытья, скуку продолжительных служб, причем единственным развлечением была какая-нибудь гнусавая проповедь!

Среди стольких развлечений сами миряне требуют, чтобы исповедники отпускали им грех непостоянства.

Священник все более увлекается волнами потока. Огромная разнообразная ученая литература занимается казуистикой, искусством все позволять. Литература чрезвычайно прогрессивная, завтра уже осуждающая как строгость, что еще сегодня считалась снисходительностью. Казуистика была для мирян, как мистика для монастырей.

Уничтожение личности, смерть воли – таков великий принцип мистики. Демаре очень хорошо вскрывает истинное моральное значение этого принципа. Религиозный человек, говорит он, отрекаясь от себя, уничтожая себя, существует только в Боге. Поэтому он не может грешить. Его дух настолько божественен, что не знает, что делает тело.

Можно было бы подумать, что объятый рвением отец Жозеф, поднявший такой громкий крик против совратителей, встретит поддержку, что начнется серьезное расследование, которое бросит свет на это движение, подвергнет изучению эту огромную толпу, насчитывающую в одной только провинции 60 000 сторонников! Ничего подобного! Они исчезают, и о них ничего больше не слышно. Говорят, некоторые были брошены в тюрьму. Но не было ни одного процесса. Царило глубочайшее молчание. По всей видимости, Ришелье мало заботился о том, чтобы осветить это дело. Его нежность к капуцинам не настолько ослепляла его, чтобы он последовал за ними в дебри дела, которое отдало бы в их руки инквизиционную власть над всеми исповедниками.

• Предыдущая
• 35/60
• Следующая