Гладиаторы «Спартака» - Миронов Георгий Ефимович - Страница 30
- Предыдущая
- 30/133
- Следующая
Барончик нажал кнопку, включавшую механизм замка тайника, устроенного в письменном столе. Массивная, величиной с кулак ребенка бронзовая львиная голова на тумбе стола повернулась вокруг своей оси, и с мелодичным звоном открылся тайник размером с небольшую шкатулку.
Лев Борисович был мерзавцем. Но сентиментальным мерзавцем. Он мог без раздумий отдать приказ убить ни в чем не повинного человека. Но после этого (или перед этим, зависело от ситуации) мог пролить две-три хрустальные слезинки над бережно сохраняемым уже много лет письмом матери. Или над этой вещицей — золотые мужские часы, на крышке которых прелестная миниатюра, изображающая пчелу, собирающую взяток с цветов.
Барончик переложил часы с ладони на ладонь, и на тыльной части, на крышке, на ровном золотом фоне с удовольствием прошелся глазами по латинским инициалам «J. de P.».
Длинный выдался путь между Левой Арнольдовым и бароном де Понсе.
Он оплатил молодой парочке из дворянского собрания геральдические розыски и еще до отъезда из СССР собрал документы, подтверждавшие его дворянское, и не просто дворянское — французское, баронское происхождение.
— Впрочем, — тут же поправил он свою память, — Дворянского собрания тогда в России не было, как не было и Союза потомков русских дворян. Было какое-то геральдическое общество, вполне невинное, при Краеведческом обществе города Львова. За скромное вознаграждение молодые краеведы рылись в львовских, киевских, московских и ленинградских архивах и выстраивали желающим их родословную. Деньги брали. Но родословные были настоящие. Даже за большие деньги не делали фальшаков, как это стало повсеместно распространяться позднее.
Лев Борисович перебирал тонкими изящными пальчиками вещицы в тайнике. Свое прошлое. Крошечная фотография из паспорта. Некрасивая еврейская девочка лет восемнадцати. Его первая жена.
Доказать еврейское происхождение семьи Арнольдовых он, как ни странно, не сумел. А попасть в Париж тогда можно было только через Израиль. Пусть вначале были Вена, Рим... Но место приписки — все равно Израиль.
Ему не стоило труда влюбить в себя дочь старого врача Абрама Розенфельда, собиравшегося на историческую родину. Известный во Львове врач-окулист знал семью Арнольдовых: вместе с отцом Левы он проходил по делу «еврейских врачей», или как это, кажется, официально называлось, «врачей-отравителей». В Москве и Питере дело было покрупнее, но и во Львове среди служителей Фемиды нашлось немало космополитов, изменников и шпионов. Конечно же их вскоре выпустили и реабилитировали. Тех, кто остался в живых. Абрам Розенфельд остался. Но был так напуган, что когда появилась возможность без опасности для жизни выехать на «землю обетованную», стал торопить родных и близких. Евочка уезжать не хотела. Пришлось поженить ее с Левой Арнольдовым. И всей большой семьей Розенфельды выехали в Хайфу.
Принял их уже натурализовавшийся там брат Абрама, преуспевающий ювелир. Используя связи в СССР, он наладил поступление в Израиль по нелегальным каналам драгоценных камней и неплохо зарабатывал. Многие еврейские семьи пытались тогда, до своего выезда, переправить в Израиль драгоценности. И когда они туда приезжали, у них было немного припасов на хлеб с маслом.
И все же одна небольшая нравственная проблема перед Левой стояла. Паша и Нюра, поступившие вместе с ним в Институт стали и сплавов и пять лет делавшие все его курсовые, лабораторные, готовившие его к зачетам и экзаменам, чертившие его чертежи, варившие ему в общежитии супы и каши, почти одновременно родили от него двух прелестных малышей — мальчиков, названных одинаково: Левой. Но браки эти, естественно, так и не были зарегистрированы. Потом, правда, сентиментальный подлец пытался разыскать своих Лёвушек в СССР, затем России, но, видимо, Паша и Нюра удачно вышли замуж, и концов Льву Борисовичу не удалось найти, несмотря на вложенные в поиск приличные средства.
А потом слезливый мерзавец просто забыл про них. Вычеркнул из памяти.
Но Евочку помнил.
Она была чудо как нехороша собой. Но Париж стоил не только мессы. В Израиле Лева пробыл недолго. Иврита он не знал, а металлургов в этой не самой металлургической стране Европы было предостаточно, в основном его бывших сокурсников. Впрочем, Лев Борисович и не собирался варить сталь. Ему хотелось быть очень богатым, знатным и знаменитым. И по возможности, не прикладывая к этому особого труда.
Паши и Нюры рядом не было, и нужно было что-то делать самому.
Разумеется, по дому все делала Евочка. Дядя, ювелир Шлема Розенфельд, безропотно кормил и поил вновь обретенных родственников, чувствуя за них определенную ответственность, — это он позвал брата на родину предков.
Естественно, он доверял Леве, мужу своей племянницы.
И совершенно напрасно.
Войдя в «дело», освоив азы профессии торговца драгоценностями, Лева однажды выехал с партией бриллиантов и сырых алмазов в Амстердам. Там он сдал за бесценок конкуренту Розенфельда всю партию и за крупную взятку получил вид на жительство в Голландии.
Его искали и как Арнольдова, и как Розенфельда. А он был уже де Понсе. Документы, собранные молодыми дворянчиками из Львова, сослужили свою службу. Лева переехал в Париж.
Если бы кому-то пришло в голову написать историю барона де Понсе со дня прибытия в Париж и до той минуты, когда он, раздосадованный победой «Спартака», с умилением рассматривал старые черно-белые фотографии и семейные реликвии в своем роскошном особняке, ему пришлось бы описать кражи, грабежи, убийства, которые стояли за нынешним богатством генеральского правнучка. Фирма «Диамант», известная сегодня во всем мире, была выстроена Барончиком буквально на крови и костях.
Причем сам он никого никогда не убивал. Но конкуренты, свидетели, просто люди, встававшие на его пути, умирали в муках — от пули, ножа, яда, в автомобильных катастрофах, от неожиданных инфарктов и инсультов, кончали самоубийством и т.д.
И ни разу следствие, старательно шедшее по следу в процессе оперативно-следственных действий по факту смерти того или иного несимпатичного де Понсе человека, даже близко не подошло к Барончику.
А потом, когда у того уже сложилась зловещая репутация, и не пыталось.
Сегодня у долларового миллиардера барона де Понсе, благородного и уважаемого члена общества, кавалера ордена Почетного легиона, были десятки фабрик для огранки сырых алмазов, ювелирных фабрик, алмазных и золотых приисков. Но еще больше было таких приисков и фабрик нелегальных — в странах бывшего СССР: в России, на Украине, в Казахстане. А также в странах бывшего социалистического содружества — в Польше, в Словакии, Болгарии, Венгрии.
Все знали, что ссориться с бароном де Понсе себе дороже. Хотя сам он, как уже говорилось, никого не убил, все же впервые Барончик убил человека в тот день, когда «Спартак» выиграл в Риме первый матч на Кубок «ЕвроТОТО».
...Встреча со старым ювелиром Пьером Жерюмо в ресторанчике «Сан-Тропез» на рю Грантье была назначена на шесть вечера.
Немного успокоившись, Барончик ко времени встречи вновь ощутил прилив ненависти к окружающим, словно виня в выигрыше «Спартака» и своего водителя, и охранников, и швейцара ресторанчика, и официантов. Впрочем, ко времени прихода Льва Борисовича в ресторан там оставался лишь один официант и швейцар. Барончик не любил многолюдья, — естественно, в единственном зале ресторана не было и посетителей. Повара, сварив суп с морепродуктами и приготовив паэлью — острый рис с креветками, мидиями и прочими дарами Средиземного моря, были отпущены по домам. Прислуживал старый официант Жак. Охранники, когда Барончик вошел в ресторан, отпустили домой и старого швейцара.
В зале было тихо. Играла музыка. Какая-то полузнакомая испанская мелодия. Салат из креветок с рисом и майонезом собственного Пьера Фейрака, владельца ресторана, приготовления был нежен и ароматен; суп, за которым до того, как уйти домой, также присматривал сам месье Пьер, был в меру горяч, в меру остер и, что важно для Барончика, — не пересолен.
- Предыдущая
- 30/133
- Следующая
