Древнерусская игра: Много шума из никогда - Миронов Арсений Станиславович - Страница 89
- Предыдущая
- 89/130
- Следующая
— Но… любезный Леванид! — Я не выдержал и перебил старца. — Ведь я — князь, у меня есть армия, вотчина и крестьяне… Я делаю все, чтобы утвердить в этих местах власть Креста! Более того: как ты говоришь, я наследник Императорского трона… И что же… ты призываешь меня отринуть княжеское призвание и переодеться в одежды странника?
— Ты еще молод, старец Алексий, — почти ласково сказал Леванид. — Пройдет какое-то время, и дорога сама позовет тебя. Ты никогда не сделаешься Императором Базилики — потому что Империя Креста разрушена. Я скажу тебе: забудь о троне. Придется сменить княжеский жезл на посох бродяги. И дорога твоя — это путь молитв о ближних твоих, о твоем народе.
— А эта цепь… ее суждено нести именно мне? Возможно, она попала ко мне по ошибке?
— Это твой крест, старец Алексий.
— Но… подожди минуту! — Я вскочил со стула. — Что, если это ошибка?! — Отступил на шаг. — Ты слышишь: простая ошибка, недоразумение! — Зачем-то вновь сбросил с плеч связку золотых звеньев. — Я почти уверен, что это не моя цепь! Не могу объяснить тебе этого… но убежден!
— Ты можешь снять ее. — Леванид склонил голову. — Можешь опустить ее в землю или бросить в море. Но невозможно забыть о ней. Ты все равно будешь молящимся старцем — и когда-нибудь вернешься забрать свою цепь обратно. Тогда ты вновь возложишь на рамена свои тягостное, но сладостное бремя.
— Помоги мне, Леванид! — Я бросился к нему, охватил за плечи. — Помоги найти истинного владельца Цепи! Это необходимо ради справедливости! Я не могу присваивать чужого, это тоже грех!
Леванид молчал. Будь ты проклят, старый фанатик!
— А как же ты? — Я даже дернул его за рукав халата. — Как ты умудряешься носить такую же цепь и — оставаться при этом царем алыберов? Почему не сменишь тиару власти на венец мученика? Ведь ты не торопишься выйти на дорогу странничества!
— Я уже в пути, — быстро сказал Леванид и как-то смутился своих слов: снова я увидел его раненый взгляд. — Я уже выступил на мою дорогу, старец Алексий. Я знаю, что никогда более не вернусь на родину, в горы. Это мое последнее путешествие… Я видел свою смерть во сне, и она уже вышла навстречу.
Мои локти больно ударились о тяжелую столешницу, и я заплакал, охватив голову руками. Слез не было — плакал быстро, горячо и болезненно, как осужденный на смерть. Плакал от страха: я понял главное — наша затея с серебряным колоколом зашла ужасно далеко. Такими вещами не играют. Не играют! Господи! неужели и здесь, в игрушечном мире, в царстве бабушкиной сказки начинаются какие-то цепи, и старцы, и грехи! Почему нельзя без этого?
И вдруг я почувствовал: нельзя. Без этого не бывает. У настоящего, искреннего творчества есть свои законы, и выдуманный мир обязательно чем-то похож на привычную, «первичную» реальность… Как бы ни кривилась авторская фантазия, повсюду — в виртуальной плоскости книги, кинофильма, видеоигры — всегда у героя будет его Бог и его ближний… Иначе нельзя — только в этом силовом треугольнике зарождается жизнь…
Я не стал пока надевать моей цепи. Просто откинулся на стуле и прислонился к бревенчатым перильцам на краю крыши. Тяжелую роль ты предложил мне, царь Леванид… Но я не привык отказываться от игры.
— Поименуй мне старцев, — повторил я совершенно твердым голосом.
Это был удивительный рассказ: где-то за моей спиной регулярно бухали железные камнеметы, и над головой проносилась очередная порция камней, предназначенная защитникам Опорья. А Леванид не торопясь рассказывал про каждого из старцев в отдельности — словно читал жития святых: с любовью проговаривал имена, тщательно вспоминал названия иноземных городов… Я слушал его, не отводя взгляда. Поначалу мозг напряженно работал, мгновенно ассоциируя сказочные названия с реальными топонимами, имена мифических царей — с именами реальных исторических лиц. Уже через полчаса я не пытался рассовать его слова по логическим ячейкам памяти: просто слушал как необычную сказку, как дедушкин рассказ перед сном…
Старцев было не сорок, а всего двенадцать. Леванид сказал: в полном составе сорок калик появятся на земле лишь однажды, в далеком будущем, чтобы подготовить возрождение Империи Креста, новой Базилики. Сегодня старцев значительно меньше. Их число, должно быть, зависит от тяжести человеческого беззакония. Еще Леванид сказал: лет пятьсот назад, когда христианское человечество было совсем молодо и грехов не накопилось так много — нищих бродяжников было всего четверо… Сегодня их уже насчитывалась четная дюжина:
Белун-отшельник, бывший волхв и кудесник, известный прежде под именем Световита, ныне живет в северных лесах за Новградом и молится Богу за грехи языческого славянства.
Всеволод-отшельник, бывший князь Властовский, бежавший в леса и принявший христианство после захвата Властова престольцами.
Посух-калика, живущий в дебрях Муромского леса и часто странствующий по дальним сторонам земли.
Свенальд-варяг, отмаливающий в Престоле грех убийства князя Олега.
Леванид Зиждитель, царь алыберский.
Саул Росх, пастух из села Бад в роксоланской Овсетии.
Обила Серп, воевода града Прилепа в землях србов, ныне возглавляет борьбу тамошних крещеных славян против войск Арапина и Дойчина-воеводы.
Симеон-отшельник, живущий в пещере недалеко от Сердце-града.
Венозар-богатырь, в Карпатских горах юродивый.
Старец Давыд Евсеич, хранитель горы Фавор в Святой земле.
Касьян-долгожитель, монах с Афона.
Алексиос Геурон, Наследник Императора, он же князь Лисей Вышградский.
Я спросил его, как старцы собираются вместе — ведь они разбросаны по всей земле! Леванид сказал: хранители цепи могут чудесным образом общаться друг с другом, чувствовать помыслы на расстоянии… Если в душе кого-либо из старцев возникает сильное чувство, об этом немедленно узнают остальные: несказанное зрение дается им в этот миг, и они видят за многие поприща… Бывает это редко, только в самые напряженные моменты духовной жизни тех людей, что скованы золотой цепью в единый чувствующий организм.
— Совсем недавно я видел одного из нас… — Леванид поднял лицо, и голос его изменился; исчез привычный тон рассказчика, в интонации шевельнулось живое воспоминание. — Совсем недавно я увидел человека, стоявшего на крутом берегу какой-то реки… Этот человек был разгневан, и лицо его искажено. Я уверен, что это был один из незнакомых мне хранителей цепи! В душе незнакомца творилась настоящая буря. Настолько сильная, что духовное возмущение тут же передалось другим старцам…
Я вздрогнул.
Леванид продолжал:
— Это было вчера, во время разбойничьего нападения на караван. Неуловимое изображение на миг возникло перед моим мысленным взором — я увидел разгневанного человека и тут же позабыл о нем: началась битва… — Он задумался на секунду. — Нет, я не знаю имени этого старца.
— Ты ошибаешься, царь Леванид. — Я приблизил лицо и медленно повторил: — Ты знаешь имя этого разгневанного человека, и тебе знакома река, на берегу которой он стоял. Эта река — Керженец, а человека зовут Берубоем.
Сомнений нет: я тоже видел его незадолго до битвы с разбойниками — хотя он был у меня за спиной… Значит, кроме меня, в тот миг его увидели и остальные одиннадцать странников. Этот Берубой, и правда, обладает золотой цепью… но должно ли считать его старцем? Разве может христианин прибегать к демонскому колдовству? Разве вправе так легко убивать — ведь несчастный Травень чудом выжил после схватки с этим «странничком»! Чего стоит одна лишь хитрость с почтовым голубем! А как он пытался заговорить речную воду… Наконец, никогда не забуду зверского взгляда этой собачьей морды — клянусь, что давеча на берегу Берубоевы глаза горели злобным зеленым огнем! Не-е-ет, это непростой персонаж. Неужели — тринадцатый старец? Или вор, похитивший цепь у кого-то из законных владельцев? Слабое, предательское звено в золотой цепи!
- Предыдущая
- 89/130
- Следующая
