Судить буду я - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/81
• Следующая

Но дело это оказывалось непростым. Сабир-бобо понимал, что мечеть должна приобрести имя до возвращения хана Акма­ля, ибо тот мог называть мечеть своим именем, поскольку все вокруг, включая и людей, считал собственностью, дарованной ему свыше. Теперь возвращение хана Акмаля зависело вовсе не от того, виноват он или не виноват, и не от показаний потерпев­ших и свидетелей из шестисоттомного уголовного дела, скрупу­лезно собранного следователями главной прокуратуры страны. Ныне все решалось в плоскости политики, зависело от полити­ки. И тут намечалось два варианта, при которых хан Акмаль мог выйти на свободу.

Если Горбачеву в новой его подмосковной резиденции Ново-Огарево не удастся сохранить целостность государства, у хана Акмаля появлялся первый шанс. Об этом Сабир-бобо не нагадал на кофейной гуще: даже без хана Акмаля не стал Аксай захолу­стьем, горным кишлаком, как считали многие недальновидные люди. Зачастил сюда, в Аксай, в последнее время старый приятель хана Акмаля Тулкун Назирович из ЦК, уж он-то, прожженный политикан, знал, откуда ветер дует, чувствовал, наверное, что хозяин Аксая вернется домой на белом коне. Тулкун Назирович, крутившийся в самых верхах, сомневался в итоге новоогаревских встреч, говорил, вряд ли отныне быть единому государству, Горбачев, мол, упустил момент, республи­ки увидели перед собой иную перспективу и не хотят иметь над собой никакой центральной власти, чего явно и тайно добивает­ся президент. Хотя Тулкун Назирович приезжал, как всегда, за деньгами и жаловался на дороговизну жизни – это верный признак того, что Аксай и его хозяин возвращают себе утрачен­ное положение, уж этот никогда не промахнется, ни при каких властях, проверено временем. Старая лиса чует погоду лучше любого барометра.

Но если бы красноречивый президент и уговорил республики подписать соглашение о едином государстве, оставался и дру­гой шанс, о котором весьма тонко намекнул Тулкун Назирович. Суверенитет, независимость, которых добились республики Прибалтики, теперь казались реальными и для других. Москва, судя по всему, смирилась с потерей прибалтов, нет прежней силы и мощи, а значит… Но тут не следовало спешить, как говорят русские: не лезть вперед батьки в пекло, Восток в этом деле собаку съел, не зря же тут в ходу другая поговорка: сиди спокойно, жди, и мимо пронесут труп твоего врага. На амбразуру уже кинулись нетерпеливые: Молдавия, Грузия, Армения… Нуж­но подождать, как пойдут у них дела, учесть их промахи и ошиб­ки, рассуждал опытный интриган из ЦК, а там, на финише, можно нетерпеливых и обогнать. Вот это был второй шанс свободы хана Акмаля. Отделится ли Узбекистан, останется ли в составе обновленного государства – власть Москвы над республиками потеряна навсегда, это Сабир-бобо ощущал вокруг с каждым днем. Влияние центра таяло на глазах, местные партийные боссы вдруг дружно заговорили на родном языке, а ведь еще вчера кичились знанием русского. Как оказался прав Сухроб Ахмедович Акрамходжаев, Сенатор, увезший из Аксая пять миллионов наличными, когда вразумлял хана Акмаля, что только перестройка ведет к суверенности, независимости рес­публик. Он говорил: доедем на трамвае перестройки до нужной остановки, а там сорвем стоп-кран или соскочим на ходу. Какой прозорливостью обладал Сухроб Ахмедович! Действительно в трамвае, считай, один водитель-Горбачев и остался.

Независимость, суверенитет… Еще вчера это казалось не­сбыточным, невероятным, а теперь с каждым днем все четче обозначались черты новой реальности. Готовы ли мы к ней? Как это будет выглядеть на самом деле? Об этом задумывался все чаще Сабир-бобо, не в пример иным государственным мужам, понимал, как вросли мы в друг друга, как нелегко будет рвать связи, отлаженные десятилетиями. А сама государственность Узбекистана – в каких формах, каких границах будет существо­вать? Хороши ли, плохи коммунисты, хороша ли идея социализма, но только в рамках этой системы, идеологии появились государственность, границы республики. Не раздробится ли, как прежде, на Хивинское, Бухарское, Кокандское и прочие карли­ковые ханства Узбекистан, скроенный большевиками при лич­ном участии Ленина. Желающих стать удельными князьками хоть отбавляй, а выиграет ли от этого нация, найдет ли свое место в новом мировом порядке? Вот о чем все чаще и чаще сокрушался Сабир-бобо, уж он-то знал, что сегодня нет такого сильного, дальновидного и авторитетного политика, как Рашидов. Он бы лучше всех воспользовался историческим моментом, о котором и мечтать не смел, нашел бы для узбекского народа достойную нишу в мировом сообществе. В свое время, если уж объективно, Узбекистан и был витриной советской Средней Азии, и сам лидер не последним человеком в руководстве страны. Возможно, чтобы сдерживать его влияние, столько лет и держали его в предбаннике Политбюро. Как нужен был бы сегодня человек подобного масштаба!

Но из всех тех, кого он знал, никто не тянул на лидера, больше того, в первые годы перестройки, когда следственные органы страны взяли Узбекистан под микроскоп, многие руково­дители республики повели себя недостойно, спасали свое крес­ло. Мало кто выдержал испытание, многим нынче стыдно смо­треть людям в глаза. Тут хану Акмалю нет равных, ему не откажешь в мужестве, хотя на его долю выпали самые трудные испытания, им персонально занимались опытнейшие следовате­ли КГБ, на него пытались свалить все свои грехи секретари ЦК и обкомов, признавшие свою вину и покаявшиеся. А хан Акмаль – следствие по его делу велось почти семь лет – все обвинения отвергал, говоря на блатном жаргоне, никого не «сдал» и своим многомиллионным состоянием с государством не поделился.

Вот почему, наверное, прожженный политикан Тулкун Назирович вновь зачастил в опальный Аксай, чувствовал, что хан Акмаль, и раньше смотревший на других свысока, теперь по возвращении станет чуть ли не героем. Но, как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай, и Сабир-бобо не сидел сложа руки, готовил час освобождения хозяина Аксая. Это по его настоянию трижды меняли адвокатов, пока не вышли на тех, кто согласился, что отныне защита хана Акмаля станет для них единственным делом, чтобы не распылялись силы, и они были обязаны раз в месяц посещать Аксай, чтобы с документами на руках отчитываться перед Сабиром-бобо. А тот, в свою очередь, имел не менее ушлого юрисконсульта из местных, чтобы адво­каты из белокаменной не создавали видимость активности, а работали на совесть. За те деньги, что платили им в Аксае, можно было защищать обладателя двух Гертруд, не щадя живо­та своего, такому заработку позавидовал бы и сам президент страны. А чтобы ежемесячная командировка из столицы в гор­ный Аксай сделалась необходимой, Сабир-бобо выплачивал содержание только на месте, он любил пословицу: хлеб за брюхом не ходит.

Прокуратура страны, чувствуя развал государства, неожи­данно решила ускорить суд над Ариповым и стала спешно выделять завершенные материалы в отдельное производство. Такой поворот событий грозил обвиняемому суровым пригово­ром, вплоть до высшей меры. И тут в Аксае адвокаты выработа­ли тактику – сорвать процесс во что бы то ни стало. А для этого годился только скандал, самый что ни есть базарный, вульгарный, не исключающий оскорбления самого суда и госу­дарства, хану Акмалю терять было нечего. Но Сабир-бобо не был бы духовным наставником хана Акмаля, если бы не попы­тался использовать ситуацию. Это он подал идею выступить на суде с резкой критикой Сухроба Ахмедовича, Сенатора, адвока­ты зацепились за нее сразу и довели ее до совершенства. Как и рассчитывали, судебный процесс был сорван на неопределен­ное время, увенчалась успехом и коварная задумка Сабира-бобо. Освобождение Сенатора из «Матросской Тишины», как уверяли столичные адвокаты, теперь дело трех-четырех не­дель.

Сухроб Ахмедович, невероятно выросший в глазах Сабира-бобо, из-за своих сбывшихся пророчеств о судьбе перестройки, независимости республики, ох как нужен был старику в белом. В его планах Сенатор теперь стоял даже выше хана Акмаля, только вдвоем, как единомышленники, они представляли бы реальную силу. Сабир-бобо знал не только планы, но и мечты своего воспитанника, и в них никогда серьезно не обсуждалась идея самостоятельности, суверенности Узбекистана. Республи­ка, судя по всему, неминуемо становилась самостоятельным государством, так складывалась политическая обстановка, а к такому повороту хан Акмаль готов не был, да к тому же выпал из жизни на целых семь лет – да каких, иной день равнялся году. Ему позарез был нужен молодой политик, гросс­мейстер, ориентирующийся не только в сегодняшней сложней­шей ситуации, но и видящий на много ходов вперед. Таким человеком Сабиру-бобо представлялся только Сухроб Ахмедо­вич. И как был прав и дальновиден Сенатор, когда говорил хану Акмалю, что в случае успеха перестройки мы будем подлинны­ми хозяевами Узбекистана, а не как сейчас, тайными и времен­ными, зависящими от каждого окрика из Кремля. В такое не мог поверить даже хан Акмаль, крепко державшийся за свое депу­татство в Верховном Совете страны, за своих влиятельных друзей и покровителей из Москвы, без которых власть даже на месте, в Аксае, казалась ему невозможной.

• Предыдущая
• 27/81
• Следующая