Судить буду я - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/81
• Следующая

Сухроб Ахмедович поставил даже себе срок – если в тече­ние месяца он не получит долгожданных вестей из Ташкента, то попросит Миршаба связаться с Артуром Александровичем в Мюнхене, медлить не следовало. В последнее время он был настолько в курсе событий, происходящих в стране, что пора­жал «постояльцев» «Матросской Тишины», особенно земляков. Его информированность отчасти и была причиной его особого положения за решеткой. Но этим он был обязан только Мирша­бу. Владыка Ночи, искавший наиболее короткую связь со своим другом и шефом, придумал гениальный ход. Гласность, которую раньше всеми силами зажимали почти все нынешние обитатели «Матросской Тишины», обернулась для них несказанным бла­гом: газеты, например, читали любые. Этим и воспользовался Миршаб. Вместе с передачами Сенатору регулярно носили газе­ты, в основном из республики, и на русском, и на узбекском языках. Трюк заключался в следующем: в одной из газет на узбекском языке вместо какой-нибудь статьи набиралось все, что адресовалось сказать Сенатору, вплоть до подробных писем из дома и от родни. Первую такую газету Сухроб Ахмедович получил в день рождения и был поражен сказочностью подарка, а еще больше возможностями человеческого ума – действи­тельно, безвыходных ситуаций не бывает, нужно только думать, искать. В камере, где сидел Акрамходжаев, его земляков не было, и на газеты никто внимания не обращал.

Когда до срока вызова Шубарина из Мюнхена оставалось чуть меньше недели, Сенатор получил долгожданную весть из Ташкента. Новость умещалась в одну строку передовицы газеты «Голос Востока»: «Умер Артем Парсегян, мир праху его».

Забрезжил реальный шанс свободы, и Сухроб Ахмедович день и ночь строчил жалобы. Высокооплачиваемые адвокаты, поднаторевшие в скандальных и политических процессах, тут же доставляли их по назначению на самые верха, и бумаги немедленно получали ход, ведь Сенатор абы кому и зря деньги не платил, да и дорожка была хорошо проторена в коридорах власти ушлыми людьми. Шли жалобы на ставленника Москвы прокурора Камалова и в Верховный суд республики на имя Миршаба, и Салим Хасанович сразу закрутил дома карусель, требуя вернуть всех подсудимых для расследования их дел на месте. Идея человека из Верховного суда находила поддержку и в прессе, и в правительстве, в новых партиях, рвущихся к власти, и даже у представителей духовенства. Не исключено, что каждый разыгрывал свою карту, решал свой интерес, ведь сидели сотни казнокрадов, партбаи всех уровней, путавшие свой карман с государственным, а у каждого из них есть родня, каждый чиновник, схваченный следствием за руку, принадле­жит к какому-нибудь клану, так что призыв Владыки Ночи упал на подготовленную почву.

Но Сухроб Ахмедович получил неожиданную поддержку, ока­завшуюся решающей в его судьбе. Но что она может прийти отсюда, не предполагал ни Сенатор, отличавшийся изощренным умом, ни Миршаб, поднаторевший в темных делах.

А выручил… хан Акмаль – да, аксайский Крез, сам находя­щийся под следствием в подвалах Лубянки уже который год. Опять же под давлением прессы Прокуратура СССР вынуждена была передать часть законченных материалов по Арипову в суд, хотя за ханом Акмалем дел стояло невпроворот, разбираться годы и годы. У обывателя, читавшего газетные статьи, склады­валась мысль: что же это за дело, если подследственного без суда держат столько лет? Мысль вроде верная, но вряд ли нормальный человек мог представить масштаб навороченного ханом Акмалем. Один перечень предъявленных ему обвинений составлял тома и тома, а свидетелей – тысячи. Такого уголов­ного дела страна еще не знала, и оттого процесс ожидался скандальный. Могли выплыть такие фамилии, такие факты, такие суммы, что народ, узнавший за годы перестройки о мно­гом, мог содрогнуться еще раз.

Процесс действительно начался с сенсации, с громкого скан­дала, когда хан Акмаль попытался дать отвод суду, якобы неправомочному судить его, не скрывая при этом желания придать процессу политическую окраску. Подсудимый демон­стративно отказался отвечать суду по-русски, хотя то и дело поправлял своих московских и ташкентских адвокатов на блестящем русском языке, затем три дня подряд с утра до вечера зачитывали ту часть обвинения, что была выделена в отдель­ное уголовное дело. Но спасительным для Сенатора оказался четвертый день процесса.

Как только хану Акмалю представилась возможность сказать слово, он закатил на русском языке яркую, эмоциональную речь на целый час. Речь имела дальнюю цель, и хан Акмаль не промахнулся. Бывший Герой Соцтруда, бессменный парламента­рий, верный ленинец, претворявший железной рукой его заветы в Аксае, газеты читал регулярно и знал, что творится и в стране в целом, и в Узбекистане, в частности, не хуже Сенатора. Хотя в подвалы Лубянки вряд ли могли попадать специально изданные газеты, как придумал Миршаб. Но у хана Акмаля друзья – не чета друзьям Сенатора и Миршаба, и финансовые возможности иные, ведь не самые бедные люди в крае называли Арипова аксайским Крезом, а сила денег в перестройку, несмотря на дикую инфля­цию, возросла стремительнее их обесценивания. Да на Лубянке, судя по всему, произошел раскол, как и повсюду в обществе, а уж хану Акмапю просвет, трещину только покажи…

Переполненный зал, судьи, прокурор внимательно слушали эмоциональную, но тщательно выверенную речь хана Акмаля. Судя по всему, его мало интересовала их реакция, ну, может быть, пресса и входила в его планы, но ей адвокаты еще до начала судебного заседания раздали грядущую речь подзащит­ного, чтобы они в отчетах далеко не уходили от сути излагаемо­го аксайским Крезом. Речь, артистично зачитываемая с мело­ванных листов финской бумаги, явно предназначалась для дру­гих ушей, она была, так сказать, для внешнего пользования. Конечно, бывший дважды Герой Соцтруда ни словом не обмол­вился о своих преступлениях, возможно, считая их в такой исторический момент пробуждения национального самосозна­ния несущественными, не стоящими внимания. С места в карьер он кинулся осуждать командно-административную систему, ве­ликодержавный шовинизм центра, жертвой которого он стал.

Разве справедливо, вопрошал он затихший зал, что за по­следние пять лет в республике второй прокурор, назначенный из Москвы, и разве мог, по его словам, ставленник Кремля знать народ, его обычаи, чтобы верно ориентироваться, кто есть кто, а не сводить счеты с людьми, желающими Узбекистану искрен­не счастья и процветания? Особенно зло он честил прокурора республики Камалова, которого Москва отыскала аж в самом Вашингтоне. Намекнув на его связь с КГБ, естественно, как явно порочащую, он обвинил его чуть ли не в геноциде собственного народа. О том, что прокурор Камалов лично сам его арестовал, хан Акмаль не упомянул, уж очень ему хотелось быть объектив­ным, беспристрастным, выглядеть пострадавшим только за же­лание избавиться от железной руки центра. Но когда хан Ак­маль от прокурора Камалова перешел к другому, по его словам, выродку, заведующему отделом административных органов ЦК партии Сухробу Ахмедовичу Акрамходжаеву, обвинения против прокурора республики показались цветочками. Вот кто, оказы­вается, является в республике истинным дирижером и режиссе­ром геноцида, развязанного против лучших сынов Узбекистана! Это он подкладывал Манкурту Камалову списки новых и новых жертв. Это под его давлением суды выносили только обвини­тельные приговоры. Приводились такие дикие примеры произ­вола, чинимого Сухробом Ахмедовичем, что ставленник Москвы Камалов в сравнении с ним казался мальчиком на побегушках, тупым исполнителем указаний темных сил из ЦК партии комму­нистов.

Заканчивая пылкую речь, хан Акмаль уверял присутствовав­ших, что его родина рано или поздно получит независимость и что первый суд суверенного государства будет над предателем собственного народа, лизоблюдом Москвы – Сухробом Акрамходжаевым и его покровителями и приспешниками.

Конечно, хан Акмаль давно знал, что человек по кличке Сенатор, которому он незадолго до своего ареста передал в Аксае пять миллионов наличными, находится в «Матросской Тишине». Но до невероятного трюка с речью на суде догадался все-таки не он, а адвокаты. Таких людей, как хан Акмаль и Сенатор, защищают если не одни и те же люди, то компания одних и тех же юристов, вот они-то рассчитали выигрышный ход в защиту человека из «Матросской Тишины». Не зря говорят в народе: за хорошие деньги всегда есть хорошие адвокаты.

• Предыдущая
• 18/81
• Следующая