Пешие прогулки - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович - Страница 58
- Предыдущая
- 58/67
- Следующая
Сидели, как на больших приёмах, свободно – громадный стол позволял, и от этого создавалось ощущение вроде бы официальности, строгости – впрочем, как давно заметил прокурор, некая чопорность была в духе Шубарина, а он и правил бал. Имел Артур Александрович слабость, может, опять же наследственную или скорее русскую: любил он застолья, любил угощать, принимать гостей, хотя бражником не был.
Адику сегодня помогали ещё два официанта, и по какому-то неуловимому знаку Артура Александровича они быстро разлили водку и коньяк – вероятно, знали, кто чему отдаёт предпочтение.
Шубарин встал и попросил минутой молчания почтить память той, ради которой они сегодня здесь собрались. Потом он стал говорить о Ларисе Павловне, наверное, адресуясь прежде всего к тем нескольким мужчинам за столом, что были незнакомы прокурору. Говорил долго – он действительно знал о ней немало… Упомянул события, подзабытые и самим прокурором. Память незаметно унесла Амирхана Даутовича в минувшие счастливые дни, и он перестал слушать Артура Александровича. Он не отрывал глаз от портрета жены, висевшего прямо над головой Коста… Мелькнула мысль, что ведь это первые многолюдные поминки Ларисы – все прошлые годы он поминал её один, и годы выпадали один безрадостнее другого, единственным утешением ему служило то, что хоть успел, не оставил её могилу безымянной.
Амирхан Даутович благодарным взглядом потянулся к братьям Григорянам, поставившим памятник Ларисе, – братья, не сводя глаз с Артура Александровича, внимательно слушали взволнованную речь. И когда все подняли рюмки, Амирхан Даутович тоже выпил коньяку. Потом слово взял прокурор Хаитов – он говорил о трагической судьбе Ларисы, которую хорошо знал, говорил о доле, выпавшей Амирхану Даутовичу, о том, с каким мужским достоинством нёс он свой крест. Слушая выступавших одного за другим Икрама Махмудовича, братьев Григорянов, старого бухгалтера Кима, прокурор вдруг ощутил, какой волшебной магией обладает целенаправленное, страстное слово… Скажи сейчас Артур Александрович, что нужно тут же встать и пойти врукопашную на Бекходжаевых, вряд ли кто уклонился бы, не говоря уже о том, чтобы усомниться душой в необходимости такого шага. Какой дух братства, единства, жертвенности витал над столом! И создал эту атмосферу Шубарин.
Собираясь на поминки, Амирхан Даутович никак не предполагал, что увидит такое сострадание своему горю, услышит столько искренних слов сочувствия, взволнованные заверения в том, что он всегда может положиться на них, сидящих за столом, в борьбе со своими недругами, сгубившими его жену. Не рассчитывал он и пить более одной-двух рюмок армянского коньяка «Ахтамар», любимого Икрамом Махмудовичем, главным администратором по части достать – столы были тесно уставлены бутылками, но как можно было отказаться, если обращались к тебе с такими трогательными словами и заверениями.
Взволнованные речи не мешали бесшумным официантам без устали сновать взад-вперёд, меняя холодные закуски на горячие, одни деликатесы на другие, выставлять все новые и новые батареи охлаждённого «Боржоми». Принесли и первое горячее – плов из перепёлок, который, как объявил Файзиев, он приготовил по такому случаю сам. Постепенно в банкетном зале становилось все более шумно, как и в большом, к плову появились за столом новые лица, в основном люди, близкие Артуру Александровичу и Икраму Махмудовичу. Шубарин, державший все под контролем, глазами отдавал распоряжения все понимающему Адику, не забывал ухаживать за Амирханом Даутовичем, замечая, что тот время от времени как будто выпадает из компании, проваливаясь памятью в прошлое. Подкладывал прокурору закуски, потчевал, как хлебосольный хозяин: попробуйте – это миноги, или вот этот особый салат из молодого папоротника, его регулярно присылают бухгалтеру с Камчатки, или шампиньоны, приготовленные по давнему греческому рецепту, хранящемуся в семье Георгади.
На улице давно стемнело, и в распахнутые настежь окна банкетного зала врывался свежий ветерок. Наступало время его каждодневной прогулки, но уйти из-за стола было неудобно, хотя прокурор ощущал потребность побыть одному. И вдруг, в который уже раз словно читая его мысли, Артур Александрович, наклонившись, тихо предложил:
– Не хотите ли выйти на свежий воздух – здесь уже накурили не меньше, чем в зале?
Не дожидаясь ответа, Шубарин встал, и Амирхан Даутович последовал за ним.
– Давайте пройдёмся обычным вашим маршрутом, – посоветовал Артур Александрович, – подышим. Может, нагуляем аппетит – ещё предстоит отведать какие-то особенные манты и самсу, начинённую рублеными рёбрышками из баранины. Икрам Махмудович привёз из кишлака какого-то чародея по этой части – вы ведь знаете, Файзиев у нас гурман, и вкус у него отменный. Ему бы ещё такой вкус в делах проявлять, цены бы не было.
Амирхан Даутович понимал, нужно как-то поблагодарить Шубарина и за цветы на могиле Ларисы, и за вечер памяти, так прекрасно организованный, и за добрые слова о ней, но что-то сдерживало его.
Шубарин сам прервал затянувшееся молчание.
– Амирхан Даутович, я знаю, что на поминки не принято делать подарки, сюрпризы, но все же не удержусь от возможности сообщить одну приятную для вас новость именно в этот горестный день. Я буду рад, если известие утешит вас и отчасти вернёт утерянный душевный покой.
Азларханов почувствовал, что сейчас Шубарин скажет что-то важное, и не ошибся.
– Сегодня, в день памяти Ларисы Павловны, хоронили убийцу вашей жены, прокурора Анвара Бекходжаева…
– Вы не ошиблись? – спросил Амирхан Даутович.
– Разве я до сих пор давал вам повод сомневаться в своих словах? – в свою очередь спросил Шубарин. – Его убили вчера вечером, и я даже знаю – кто.
– И кто же? – Голос прокурора дрогнул, хотя он и попытался скрыть своё волнение и охвативший его неожиданно страх.
– Вот этот молодой человек. – И Артур Александрович протянул снимок побледневшему Азларханову.
На черно-белой фотографии крупным планом был заснят он сам, а рядом прилепился невзрачного вида молодой человек с короткой стрижкой. Сколько Азларханов ни вглядывался в снимок, сделанный в зале «Лидо», человек с раскосыми глазами на тонком бледном лице с крупным ртом, портившим симметрию лица, был ему незнаком. Он не мог припомнить его, а фотография была настоящая, не монтаж, скорее всего незнакомец присел рядом с ним на секунду по сценарию и по приказу Японца в один из вечеров, когда прокурор спускался в разгар веселья выпить свой чайничек чая.
– И кто же это? – спросил уже спокойнее Амирхан Даутович.
– Не узнали? Странно. Это ваш знакомый, Азат Худайкулов, отбывающий срок за убийство вашей жены, а точнее за своего дружка, Анвара Бекходжаева, убившего Ларису Павловну.
Амирхан Даутович ещё раз внимательно посмотрел на фотографию.
– Возмужал, не узнать… Хищный какой-то, я запомнил его почти мальчишкой…
– Пять лет все-таки прошло, выжил, заматерел, настоящий волк, он ещё дел натворит. Я ведь уже говорил вам: зло рождает только зло… – прокомментировал Шубарин.
Слушая шефа, Амирхан Даутович вдруг вздрогнул от неожиданной догадки: он понял ход Японца – оттого и фотография на всякий случай. Вот оно, дело, которым тот решил повязать его на всю жизнь. Теперь Шубарин не сомневается, что прокурор у него на привязи, и крепко – даже мысли вильнуть в сторону не может возникнуть – вместе до гробовой доски. Старый, как мир, приём уголовников – привязать кровью, мокрым делом, то есть убийством. И если что, Азат Худайкулов, приведись ему отвечать за содеянное, скажет, что нанял его прокурор, чтобы отомстить за свою жену.
– За что же он своего дружка так?.. Ведь росли вместе, говорят, он у того в адъютантах ходил чуть не с пелёнок?
– Было, да быльём поросло. Разошлись далеко детские дорожки, в разные стороны, оттого и месть крутая. Не сдержали Бекходжаевы своё слово… На первых порах помогали, посылки регулярно присылали, наведывались, матери его больной оказывали всяческое содействие. А потом внимание иссякать стало – мало кто выдерживает испытание временем – в обузу стали Худайкуловы. Мать умерла, а перед смертью написала горестное письмо Азату и обвинила в своей смерти Бекходжаевых. Каково в тюрьме получить такое письмо от матери, зная, что ты отбываешь срок за них? И стал он жить одной мыслью, одной-единственной надеждой: отомстить своему вероломному другу – других желаний, насколько мне известно, у него в жизни нет. И подогревали его, конечно, дружки по тюрьме, тем более узнав, что вероломный товарищ к тому же прокурор, злобный, невежественный, свирепствующий, задушивший поборами всех вокруг. Ведь в тюрьму, как ни парадоксально, сведения доходят быстро и в большом объёме, и о реальной изнанке жизни здесь имеют представление получше, чем в райкоме. Так что он жил, моля аллаха, чтобы не убили его врага другие, потому что год назад узнал, что есть люди, и весьма серьёзные, которые уже приговорили к смерти прокурора Бекходжаева. А в той среде, где это было сказано и в которой Азат теперь не последний человек, словами не бросаются – это не профсоюзное собрание, отвечать приходится, репутация в уголовной среде дороже жизни.
- Предыдущая
- 58/67
- Следующая
