Масть пиковая - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович - Страница 72

• Предыдущая
• 72/101
• Следующая

Лютый подумал, что их прихватила милиция, хотя солид­ные и вальяжные дяди никак не напоминали ему привычных оперов. А в зале кутеж, казалось, достиг высшей точки, оркестр так наяривал еврейское «семь сорок», что весь пьяный люд со­рвался в пляс.

Лютый, видимо, чтобы поднять дух у своих подельщиков, вдруг грязно выругался и выкрикнул истерично:

– Ну, сука подлая, ты еще ответишь за свое предательст­во!

Ашот, стоявший рядом, словно взбеленился, он с большой симпатией относился к Наргиз.

– А ты еще оскорбляешь и унижаешь порядочную жен­щину? – И ударил так сильно, что казалось, у Лютого отлетит голова, одновременно раздался какой-то неприятный хруст и судорожный всхлип, но Ашоту было ясно, что главарь прогло­тил сразу несколько своих передних зубов. Стоявший рядом здоровенный детина, тот, что сидел напротив Миршаба, попы­тался вдруг ударить Ашота ногой в пах, но Коста опередил его. Тыльной стороной ладони, которой он разрубал любой кир­пич, резко ударил прямо по кадыку «бычьей» шеи, и гигант рухнул столбом, и из угла его рта на усы потекла тонкая струй­ка крови.

Лютый, мотая головой, вдруг шепеляво сказал с ненави­стью, обращаясь к Ашоту:

– А ты, армяшка поганый, еще попомнишь меня. – И Ашот моментально нокаутировал его и стал избивать ногами, но Артур Александрович тут же оттащил своего телохранителя, сказав при этом:

– Я думаю, хватит, они люди неглупые, и думаю, что осознали свою ошибку.

И вдруг третий рванулся к окну, видимо желая вызвать подмогу, но тут начеку оказался Беспалый, подставивший ножку, и тут же упавшего кинулись зверски избивать ногами.

Хозяева «Лидо» вернулись за стол, налили себе, «официан­там» и Карену тоже. Продолжая прерванный ужин, Шубарин сказал, обращаясь к Коста:

– Подведи, пожалуйста, Лютого к окну и объясни ситуа­цию, пусть выбросит из головы всякие глупости. Мы отпу­стим его живым при одном условии…

Коста подвел обмякшего главаря к окну и показал на два «джипа», готовых сорваться к белым «Жигулям», где дожида­лись своих еще трое из банды. После этого всех повели в ван­ную, привести себя в божеский вид, там с них сняли наручни­ки, теперь они уже не представляли угрозы никому.

Когда Лютого вновь подвели к столу, Шубарин сказал:

– А условия мои, дорогой, такие. Сейчас мы позовем из зала метрдотеля, он знает в округе всех кооператоров. Он сядет за телефон и будет приглашать всех, у кого вы сегодня собира­ли налоги, и ты каждому из них, с извинениями, запомни, с извинениями, вернешь деньги и пообещаешь впредь их не беспокоить. А сейчас ты пойдешь к своей машине без всяких фокусов, предупреждаю, ибо сопровождать тебя на стоянку бу­дет Ашот. Любое твое неверное движение, и он с удовольстви­ем пустит тебя в расход, в таком случае под огонь попадут и твои друзья в машине, у людей в «джипах» в руках настоящие автоматы, они никогда не раздумывают, проверено. А эти два орла у нас останутся в заложниках, ты сегодня проиграл по всем статьям. Ну как, договорились?

Лютый ответил отказом.

– Ну ладно, бог тебе судья, – спокойно воспринял Япо­нец, – я отдаю тебя в руки Ашота, пусть как хочет, так и посту­пает, я знаю, что еще никто так прилюдно не оскорблял его.

Ашот сгреб Лютого за шиворот и поволок в ванную, но в последний момент главарь задушевно прохрипел:

– Согласен, ваша взяла.

– Ну вот, другое дело, а теперь ступайте за деньгами, а ты, Ашот, будь внимателен, он любую подлость может выкинуть.

Прежде чем выйти, в комнате на секунду погасили свет, это послужило сигналом «джипам», чтобы они вплотную подъ­ехали к белым «Жигулям» и были начеку.

Минут через десять Лютый вернулся с улицы со спортив­ной сумкой, полной денег, и Шубарин засадил Файзиева за те­лефон, и через некоторое время к «Лидо» начали съезжаться недоумевающие кооператоры. Каждому потерпевшему Лю­тый, с извинениями, возвращал отнятое два-три часа назад. Не оказалось на месте только трех «налогоплательщиков», чья сумма и осталась в сумке, и Лютый назвал у кого сколько взя­то – все совпало как в бухгалтерии.

Пока раздавали деньги, у совладельцев «Лидо» вышло принципиальное разногласие по поводу того, как поступать дальше с бандой Лютого. Сенатор и человек из Верховного су­да утверждали, что нужно вызвать милицию и оформить дело, а дальше они возьмут ситуацию под контроль, и каждому из них за вооруженный разбой по пятнадцать лет гарантировано. Шубарин категорически был против вызова милиции, он ска­зал, что его не поймут ни Коста, ни Ашот, ни Беспалый. В кон­це концов выслушали и «официантов», они тоже взяли сторону Японца, негоже, мол, защищаться руками милиции, это шло вразрез с их идеологией.

О сложившейся спорной ситуации без обиняков рассказа­ли Лютому, и только тут он понял, что имеет дело не с мили­цией, а со своими, более удачливыми и сильными коллегами. Взяв с банды, по воровскому ритуалу, честное слово, что они оставят район в покое, рэкетиров отпустили с миром.

Прошел месяц со дня проведения «круглого стола» с рэке­тирами, и история стала забываться. В штат ресторана зачис­лили людей по рекомендации Ашота и приняли строгие меры по безопасности. Время от времени к Шубарину поступали и данные о Лютом, банда зализывала раны и не выходила на охоту, видимо, награбленного до января им хватило для дол­гой и безбедной жизни. Впрочем, как сказали Коста с Ашотом, Лютому оставался один путь – сняться с бандой из Ташкента и приглядеть себе другой город, тут уже давно все поделено, и свое никто так просто не уступит, да и с подмоченной репута­цией в Узбекистане больше не подняться. Еще через месяц Японцу доложили, что Лютый ставит себе золотые зубы и со­бирается перебраться в Ашхабад, там кто-то из его лагерных дружков высоко взлетел и держал столицу Туркмении в руках, как некогда Нарик Каграмян Ташкент.

Правда, теперь они чаще стали наезжать в город, в район вокзала и переквалифицировались в «наперсточников», оказы­вается, Лютый был в этом деле ас. Непонятно, почему он сме­нил столь выгодную профессию на рискованное дело рэкетира, наверное, легкий заработок на первых порах вскружил голову. В те дни они не выезжали на «работу», часами напролет играли в карты по-крупному, все в том же загородном доме на Чим­кентском тракте, купленном на шальные рэкетирские деньги. Но все же иногда играть к ним приезжали и люди со стороны, и у Лютого появилась мысль, а не открыть ли солидный кат­ран. И об этих планах Лютого знали в «Лидо».

К весне история с рэкетирами стала забываться, дела у «Лидо» по-прежнему шли в гору, но и забот хватало, один про­курор Камалов требовал к себе какого внимания, и тут нельзя было пускать дело на самотек, слишком глубоко начал копать Хуршид Азизович.

Досье на Камалова, наконец-то поступившее из Москвы, не обещало покоя, прокурор имел серьезную школу жизни, и опыта борьбы с преступностью ему не занимать. Миршаб с Сенатором понимали, что в республике появился человек с серьезными намерениями и особыми полномочиями, о том, чтобы его запугать или купить, не могло быть и речи. Тщательно собранные данные о прокуроре, которого они тут же, в целях конспирации, назвали «Ферганец», запали в память, и Салим Хасанович и особенно Сухроб Ахмедович могли, слов­но абитуриенты, без запинки, рассказать его биографию: …Хуршид Азизович Камалов родился в 1940 году в Фергане. В 1963 году с отличием заканчивает юридический факультет Московского государственного университета, ему предлагают остаться на кафедре, но он рвется на родину. По распределе­нию попадает работать в Прокуратуру республики и уже через два года становится прокурором одного из районов Ташкента. На посту районного прокурора у него происходит серьезный конфликт с одним родовым кланом в столице. Конфликт имел такую огласку, что в дело вмешался сам Рашидов, и только яв­ная молодость Камалова спасла его от суровой расправы. Строптивого прокурора, чтобы одумался, отправляют подаль­ше – в Москву, в очную аспирантуру, на три года. Аспирантом он пробыл год, работая над необычной для того времени темой «Преступление против правосудия», то есть преступление в среде самих правоохранительных органов, потом неожиданно перешел на работу в уголовный розыск, где прослужил до 1971 года, и ушел из органов в звании подполковника. Милицию он покинул в результате серьезных ранений, полученных во вре­мя операции по задержанию вооруженной банды на столич­ном ипподроме, стрелял в него коллега, капитан милиции. К этому времени заинтересованным лицам стало известно, что подполковник Камалов и есть тот самый тайный охотник, ко­торый выслеживал оборотней и предателей в милицейской среде. В конце семидесятых годов благодаря ему произошла основательная чистка милицейских рядов в Москве, особенно в высших ее эшелонах. Оттого в него и стрелял капитан мили­ции. В 1972 году, провалявшись одиннадцать месяцев по гос­питалям и чудом оставшись живым, Камалов, уже в звании полковника, защищает в закрытом заседании свою давнюю диссертацию. Научная работа с самого начала имеет гриф «Со­вершенно секретно», ибо касается изъянов всей структуры правовых органов страны. Кроме нескольких экземпляров диссертации, попавших в высокие инстанции, работа остается засекреченной до сегодняшнего дня.

• Предыдущая
• 72/101
• Следующая