Судьбы и сердца - Асадов Эдуард Аркадьевич - Страница 41
- Предыдущая
- 41/68
- Следующая
Люди, думайте так же, как вы говорите.
А иначе ведь жить на земле нельзя!»
СТИХИ О МАЛЕНЬКОЙ ЗЕЛЕНЩИЦЕ
С утра, в рассветном пожаре,
В грохоте шумной столицы.
Стоит на Тверском бульваре
Маленькая зеленщица.
Еще полудетское личико,
Халат, паучок-булавка.
Стоит она на кирпичиках,
Чтоб доставать до прилавка.
Слева — лимоны, финики,
Бананы горою круто.
Справа — учебник физики
За первый курс института.
Сияют фрукты восточные
Своей пестротою сочной.
Фрукты — покуда — очные,
А институт — заочный.
В пальцах мелькает сдача,
В мозгу же закон Ньютона,
А в сердце — солнечный зайчик
Прыгает окрыленно.
Кружит слова и лица
Шумный водоворот,
А солнце в груди стучится:
«Придет он! Придет, придет!»
Летним зноем поджарен,
С ямками на щеках,
Смешной угловатый парень
В больших роговых очках.
Щурясь, нагнется низко,
Щелкнет пальцем арбуз:
— Давайте менять редиску
На мой многодумный картуз?
Смеется, словно мальчишка,
Как лупы, очки блестят,
И вечно горой из-под мышки
Толстенные книги торчат.
И вряд ли когда-нибудь знал он,
Что, сердцем летя ему вслед,
Она бы весь мир променяла
На взгляд его и привет.
Почти что с ним незнакома,
Она, мечтая о нем,
Звала его Астрономом,
Но лишь про себя, тайком.
И снились ей звезды ночные
Близко, хоть тронь рукой.
И все они, как живые,
Шептали: «Он твой, он твой…»
Все расцветало утром,
И все улыбалось днем,
До той, до горькой минуты,
Ударившей, точно гром!
Однажды, когда, темнея,
Город зажег огни,
Явился он, а точнее —
Уже не «он», а «они»…
Он — будто сейчас готовый
Разом обнять весь свет,
Какой-то весь яркий, новый
От шляпы и до штиблет,
А с ним окрыленно-смелая,
Глаза — огоньки углей,
Девушка загорелая
С крылатым взлетом бровей,
От горя столбы качались,
Проваливались во тьму!
А эти двое смеялись,
Смеялись… невесть чему!
Друг друга, шутя, дразнили
И, очень довольны собой,
Дать ананас попросили,
И самый притом большой!
Великий закон Ньютона!
Где же он был сейчас?
Наверно, не меньше тонны
Весил тот ананас!
Навстречу целому миру
Открыты сейчас их лица.
Им нынче приснится квартира,
И парк за окном приснится,
Приснятся им океаны,
Перроны и поезда,
Приснятся дальние страны
И пестрые города.
Калькутта, Багдад, Тулуза…
И только одно не приснятся —
Как плачет, припав к арбузу,
Маленькая зеленщица…
«САТАНА»
Ей было двенадцать, тринадцать — ему,
Им бы дружить всегда.
Но люди понять не могли, почему
Такая у них вражда?!
Он звал ее «бомбою» и весной
Обстреливал снегом талым.
Она в ответ его «сатаной»,
«Скелетом» и «зубоскалом».
Когда он стекло мячом разбивал,
Она его уличала.
А он ей на косы жуков сажал,
Совал ей лягушек и хохотал,
Когда она верещала.
Ей было пятнадцать, шестнадцать — ему,
Но он не менялся никак.
И все уже знали давно, почему
Он ей не сосед, а враг.
Он «бомбой» ее по-прежнему звал,
Вгонял насмешками в дрожь.
И только снегом уже не швырял,
И диких не корчил рож.
Выйдет порой из подъезда она,
Привычно глянет на крышу,
Где свист, где турманов кружит волна,
И даже сморщится: — У, сатана!
Как я тебя ненавижу!
А если праздник приходит в дом,
Она нет-нет и шепнет за столом:
— Ах, как это славно, право, что он
К нам в гости не приглашен!
И мама, ставя на стол пироги,
Скажет дочке своей:
— Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,
Зачем нам твои враги!
Ей — девятнадцать. Двадцать — ему.
Они студенты уже.
Но тот же холод на их этаже,
Недругам мир ни к чему.
Теперь он «бомбой» ее не звал,
Не корчил, как в детстве, рожи.
А «тетей Химией» величал
И «тетей Колбою» тоже.
Она же, гневом своим полна,
Привычкам не изменяла:
И так же сердилась: — У, сатана! —
И так же его презирала.
Был вечер, и пахло в садах весной.
Дрожала звезда, мигая…
Шел паренек с девчонкой одной,
Домой ее провожая.
Он не был с ней даже знаком почти,
Просто шумел карнавал,
Просто было им по пути,
Девчонка боялась домой идти,
И он ее провожал.
Потом, когда в полночь взошла луна,
Свистя, возвращался назад.
И вдруг возле дома: — Стой, сатана!
Стой, тебе говорят!
Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?!
Значит, встречаешься с ней?!
С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!
Не смей! Ты слышишь? Не смей!
Даже не спрашивай почему! —
Сердито шагнула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась к нему:
— Мой! Не отдам, не отдам никому!
Как я тебя ненавижу!
СТУДЕНТЫ
Проехав все моря и континенты,
Пускай этнограф в книгу занесет,
Что есть такая нация — студенты,
Веселый и особенный народ!
Понять и изучить их очень сложно.
Ну что, к примеру, скажете, когда
Все то, что прочим людям невозможно,
Студенту — наплевать и ерунда!
Вот сколько в силах человек не спать?
Ну день, ну два… и кончено! Ломается!
Студент же может сессию сдавать,
Не спать неделю, шахмат не бросать
Да плюс еще влюбиться ухитряется.
А сколько спать способен человек
Ну, пусть проспит он сутки на боку,
Потом, взглянув из-под опухших век,
Вздохнет и скажет: — Больше не могу!
А вот студента, если нет зачета,
В субботу положите на кровать,
И он проспит до следующей субботы,
А встав, еще и упрекнет кого-то:
— Ну что за черти! Не дали поспать!
А сколько может человек не есть?
Ну день, ну два… и тело ослабело..
И вот уже ни встать ему, ни сесть,
И он не вспомнит, сколько шестью шесть,
А вот студент — совсем другое дело.
Коли случилось «на мели» остаться,
Студент не поникает головой.
Он будет храбро воздухом питаться
И плюс водопроводною водой!
Что был хвостатым в прошлом человек —
Научный факт, а вовсе не поверье.
Но, хвост давно оставя на деревьях,
Живет он на земле за веком век.
И, гордо брея кожу на щеках,
Он пращура ни в чем не повторяет.
А вот студент, он и с «хвостом» бывает,
И даже есть при двух и трех «хвостах»!
Что значит дружба твердая, мужская?
На это мы ответим без труда:
Есть у студентов дружба и такая,
А есть еще иная иногда.
Все у ребят отлично разделяется,
И друга друг вовек не подведет.
Пока один с любимою встречается,
Другой идет сдавать его зачет…
Мечтая о туманностях галактик
И глядя в море сквозь прицелы призм,
Студент всегда отчаянный романтик!
Хоть может сдать на двойку «романтизм»…
Да, он живет задиристо и сложно,
Почти не унывая никогда.
И то, что прочим людям невозможно,
Студенту — наплевать и ерунда!
И, споря о стихах, о красоте,
Живет судьбой особенной своею.
Вот в горе лишь страдает, как и все,
А может, даже чуточку острее…
Так пусть же, обойдя все континенты,
Сухарь этнограф в труд свой занесет,
Что есть такая нация — студенты,
Живой и замечательный народ!
ПЕСНЬ О БЕССЛОВЕСНЫХ ДРУЗЬЯХ
ДИКИЕ ГУСИ
(Лирическая быль)
С утра, покинув приозерный луг,
Летели гуси дикие на юг.
А позади за ниткою гусиной
Спешил на юг косяк перепелиный.
Все позади: простуженный ночлег,
- Предыдущая
- 41/68
- Следующая