Двое - Милн Алан Александр - Страница 39

• Предыдущая
• 39/59
• Следующая

– Попробуйте. Не уверена, что у вас получится.

– Вы всегда были так умны или поумнели, попав в высшее общество?

Она весело рассмеялась.

– Вы, верно, забыли, что я участвовала в представлениях на курортах, начиная с восьми лет. Забыли, какую я прошла школу. Вы думаете обо мне как о глупенькой хорошенькой мещаночке, которая в семнадцать лет идет на сцену, потому что слишком глупа и слишком хороша собой для всего остального. Как раз из таких выходят глупые, тщеславные актрисы. Я, слава Богу, не была ни хорошенькой, ни глупенькой. Если бы вы знали, как меня всю жизнь забавляли люди.

– Я думаю. Но как не рассмеяться... – процитировал он строчку ее песенки.

– Ошибаетесь. Ошибаетесь, как всякий дилетант. Вы путаете роль и исполнителя. На самом деле я довольно серьезный человек. Говоря “забавляли”, я имела в виду интерес, волнение, которое вызывали во мне люди. Например, когда я слушала Эйнштейна.

– Вы встречались с ним? Хотя, конечно, должны были встречаться.

– Не понимаю, почему “конечно”, но встречалась.

– Наверное, вы правы. Я думал о вас как о девушке из песенки. Всегда веселой, смеющейся – и очаровательной. Но вы же знаете, сколько мне было лет – мог ли я думать по-другому?

– Вот почему женитьба на актрисе – ошибка.

Реджинальд немного помолчал, затем спросил:

– Скажите, что кажется вам более странным – что так много удачных браков или что так много неудачных? Я никак не могу решить.

– Неплохой вопрос, – одобрила Корал Белл. – Я никогда не задумывалась над этим. Наверное, – она склонила голову набок и задумалась, – наверное, что так много удачных. Ужасно трудная вещь брак, правда?

– Почему трудная? Нет, не так. Я хочу спросить – что вы имели в виду?

– Самое трудное – это знать, когда и как перестать любить.

– Подождите, ведь существуют люди, которые любят друг друга всю жизнь.

– Ну конечно, и мы все надеемся, что наш брак именно такой. А поскольку люди не перестают надеяться, даже когда никакой надежды нет, их так часто ждет неудача. Видите ли, когда люди влюблены, любое самое мелкое недоразумение должно быть выяснено, чтобы они снова могли быть счастливы; а если люди уже не любят друг друга, можно ссориться сколько угодно, при этом сохраняя прекрасные дружеские отношения.

– На низшем уровне.

– Да. Но большинство браков терпит крах при переходе на более низкий уровень. Если удается благополучно добраться до нижнего уровня, все в порядке. Конечно, оставаться на высшем уровне – это блаженство. Но это редко кому удается.

– А когда человек очутился на низшем уровне, что удержит его от того, чтобы влюбиться в кого-нибудь другого?

– Влюбиться или изменить?

– Наверное, я имел в виду измену.

– Ну, что вообще может удержать человека, если ему хочется совершить что-то дурное или непорядочное? Что может удержать от невыполнения обещанного? Я не знаю.

– Я тоже. А вот еще один вопрос для вас. Что удивляет вас больше – что люди так хороши или что так плохи?

– Мне жаль, мистер Уэллард, но я приглашена на ужин. Если вдруг у меня окажется год свободного времени, мы займемся этим вопросом. Сейчас я могу вам сказать только одно: нельзя отправиться на уик-энд с чужой женой, не сознавая при этом, что делаешь. Таких вещей не совершают, не взвесив, быть может подсознательно, все “за” и “против”. Мне пора. Я чудесно провела день. Огромное вам спасибо. – Она открыла сумочку и посмотрелась в зеркальце.

Большие глаза, большой рот, лицо умное, благородное и открытое.

Реджинальд отправился домой на верху омнибуса; какое-то время он с удовольствием думал о приятно проведенном дне, вспоминая то свои, то ее реплики. Он чувствовал, что был в ударе. Он казался себе героем романа: полчаса назад он, как заправский соблазнитель, вел легкую и непринужденную беседу с графиней, театральной знаменитостью. И я даже неплохо выглядел, подумал Реджинальд, машинально коснувшись галстука; Сильвия говорит, что мне к лицу этот костюм...

Вдруг он вспомнил, как они с Сильвией выбирали этот костюм в прошлом году в неожиданно жаркие сентябрьские дни. Она приехала вместе с ним из Вестауэйза; машину до станции вел он, а она сидела рядом и, когда он переключал скорости, говорила: “Прекрасно, дорогой, сейчас гораздо лучше”. Потом она была на ленче вместе с Маргарет, а он был на ленче в клубе, и они договорились встретиться в магазине Хатчарда. Она пришла раньше его и просматривала какую-то только что купленную книгу, слегка касаясь кончиками пальцев ее страниц; она была спокойна, свежа и прелестна. Все другие бывшие там женщины болтали, суетились, нервно листали непослушные страницы – как будто занесенные жарким ветром в этот книжный оазис. Но Сильвия была частью оазиса.

Она почувствовала его появление, повернулась к нему – и, как всегда при встрече с ним, глаза ее потемнели – и посмотрела на него застенчивым и страстным взглядом, который он так любил. Они накупили множество книг с беспечной расточительностью, иногда находившей на него в книжных магазинах, и, оставив адрес для пересылки книг, перешли на другую сторону Пиккадилли, держась за руки. И, пока мистер Хопкинс дружески поглаживал то один, то другой рулон, их руки украдкой встречались под прилавком, они обменивались взглядами, тихонько смеясь над наивностью мистера Хопкинса, полагавшего, что перед ним солидная супружеская пара, давно забывшая обычай держаться за руки.

А сейчас? Что с ним произошло? Он позволил другой женщине занять место Сильвии, он украл у себя и у нее то получасовое воспоминание. Никто из них уже не сможет сказать: “Мы всегда ходим туда вместе. Это одна из тех вещей, которые мы всегда делаем вместе”. Я все испортил, подумал Реджинальд...

Какое ребячество, думал он, это ведь как раз то, о чем говорила Корал Белл. Пока мы любим друг друга, нас ранит каждая мелочь, даже самая глупая. Обидится ли Корал Белл, если ее Чарли пойдет к портному без нее? Разумеется, нет. Они благополучно и наилучшим образом добрались до низшего уровня. А я буду всю жизнь биться, чтобы не попасть туда. Именно так распадаются браки, предупреждала она. Ну и пусть. Если мы с Сильвией не будем любить друг друга, для нас все кончится.

Смешно, думал он, подходя к дому, я чувствую себя так, будто обманул Сильвию самым ужасным образом, а ведь все это сущая чепуха. Пойду и расскажу ей все и попрошу прощения.

Посмеиваясь над этой мыслью, он отворил дверь дома. В холле моментально возникла Элис, и в ту же минуту он заметил на вешалке чужую шляпу.

– Лорд Ормсби наверху, сэр, – объяснила она.

– А! – отозвался Реджинальд. – Спасибо.

Он не пошел наверх, а направился в маленькую столовую и попытался второй раз за день прочитать “Таймс”. Он чувствовал, что с ним обошлись очень скверно.

Поэтому о Корал Белл пока не было сказано ни слова. В следующие несколько дней Реджинальд время от времени думал: ерунда. Я всегда делаю что-то, о чем ей не рассказываю. Нельзя же рассказывать другому человеку обо всем. И если уж на то пошло, она постоянно бывает в гостях, и сама принимает гостей, и ничего не рассказывает мне. Затем он задумывался, справедливы ли его рассуждения. Конечно, ничего нельзя сравнивать. В жизни не может быть точных параллелей. И тут же он (в связи с параллелями подумав об Эйнштейне) мысленно возвращался к Корал Белл. Она очаровательна, думал он, и невозможно предполагать, что человек вычеркнет из своей жизни всех очаровательных женщин только потому, что женат и любит свою жену...

В то же время, если бы Ормсби провел полдня с Сильвией, помогая ей выбирать платья, а потом они пошли бы выпить чаю... нет-нет, это совсем другое. Здесь не может быть параллелей.

У миссис Стоукер сегодня был выходной. Каждую среду, в ясную погоду и в дождь, она предпринимала связанную со сложнейшими пересадками поездку на автобусе в отдаленный уголок Уилсдена, чтобы поужинать со своей вдовой невесткой. Ее вело скорее желание воспользоваться правом на свободный день, чем удовольствие, которое она получала от этого визита. Братья Стоукер всю жизнь враждовали, причем их жены, вышедшие за них в разгар этой вражды, не были посвящены в ее тонкости. Она перешла по наследству к вдовам и глубоко захватила их в самый трудный период вдовьего траура, но, в отличие от покойных мужей, они гораздо хуже представляли себе, в чем, собственно, дело. Ужины по средам, начинавшиеся холодной бараниной с помидорами и повторением версии младшего Стоукера, который, по воспоминаниям Джейн, утверждал, что все началось с того, что он разбил голову, упав с велосипеда в возрасте восьми лет, или с того, что родители ожидали рождения не его, а дочери, и заканчивавшиеся холодным саговым пудингом и заявлением миссис Стоукер о том, что если бы Законы были Законами, некоторые не могли бы сейчас вести разговоры с соседями насчет шкафов настоящего красного дерева, давно уже утратили характер импровизации, зато приобрели величавость театрального представления, где исполнители знают свои роли назубок, включая финальные реплики. “Надеюсь, ты придешь в следующую среду”, – произносила Джейн без малейшего воодушевления, на что миссис Стоукер так же уныло отвечала: “И я надеюсь”.

• Предыдущая
• 39/59
• Следующая