Кикимора болотная - Милевская Людмила Ивановна - Страница 55

• Предыдущая
• 55/58
• Следующая

Негодованию моему не было предела. За кого он меня принимает? И какие мысли у него в голове. Вот уж точно, чужая душа — потемки. Выразив Евгению свое негодование, я позволила себя успокоить и сказала:

— Я всегда верила тебе, хоть и испытывала легкие сомнения.

— Так вот, — усмехнулся он, — если ты по-прежнему испытываешь сомнения, я могу подвергнуть себя этому анализу. Тогда убедишься, что к ребенку Жанны я не имею никакого отношения, а следовательно, чист, аки младенец.

— Завтра же займусь этим вопросом, — пообещала я.

Несколько дней я провела достаточно плодотворно для себя. Я подняла на ноги всех друзей, имеющих хоть какое-то отношение к генетике. Я третировала их как могла, и, клянусь, они не знали, куда от меня, скрыться. Уж такая я настырная.

Когда позвонила Жанна и сообщила, что на следующий день Елизавета Павловна будет ознакомлена с результатами геномной дактилоскопии, я была преисполнена решимости дать ей достойный отпор.

— Что теперь мне делать? — едва не плача спросила Жанна.

— А ты выполнила все, что я тебе советовала? — спросила я.

— Выполнила и сейчас еще выполняю: не разговариваю даже с собой. Полный бойкот.

— Оч-чень хорошо. И дальше так действуй. И не вздумай никуда с ними ехать. Пусть сами отправляются за своими результатами, а я приеду к тебе, и будем поджидать их вдвоем. Вот тогда-то они узнают, что натворили, вот тогда-то им станет стыдно. Ох, и запросят они у нас прощения! Или я буду не я!

— Правда? — спросила Жанна.

Она явно мне не верила.

— Что ты говоришь! Думаешь, они будут просить прощения?

— Уверена, — категорически заявила я. — Приготовься к победе.

— Неужели победа? — Голосок ее задрожал.

— Победа! И только победа!

На следующий день я начала готовиться к победе с утра. Я стащила всю свою косметику в Санькину комнату, потому что она самая светлая из всех, имеющихся в квартире. Расставив на подоконнике баночки, флакончики и пластиковые коробочки, я принялась за дело. Мне очень. хотелось выглядеть фантастически красивой. Впрочем, кому этого не хочется. Но в тот день мне хотелось этого особенно.

Надо сказать, что Санька без воодушевления воспринял оккупацию своих владений.

— Мам, а я где буду? — возмущенно поинтересовался он.

— Комната большая, всем места хватит, — успокоила его я, щедро покрывая свое лицо «Макс Фактором».

— Тогда смотри мне не мешай, — предупредил он и начал мешать мне.

Он накинул на себя скатерть и сказал, что это плащ. Потом он вытащил откуда-то зонт-трость и, заверив меня, что это шпага, принялся лупить им налево и направо. С этим смириться я никак не могла. Много пыли, много шума и большая вероятность приобретения фингала под глазом, что в мои планы никак не входило.

Пришлось выставить Саньку за дверь. Шума стало еще больше, но зато уменьшилась вероятность приобретения фингала.

Я вздохнула с облегчением и взялась за румяна. Кстати, у меня есть и свой, естественный румянец, не стертый годами, но он не идет ни в какое сравнение с тем, который предлагает мне этот «Макс Фактор». Впрочем, за такие деньги румяна могли бы быть и получше.

За спиной раздался скрип открываемой двери.

— Что? Саня, что? — не оборачиваясь, грозно произнесла я.

— Мама, я не буду шпагой, я про Вовочку.

— Где ты берешь эти ужасные анекдоты? Я же запретила тебе их рассказывать!

— Это не анекдоты, а былины про Вовочку, — попытался утихомирить меня Санька.

— Былины? Какие еще былины? Где ты их наслушался?

— Баба Рая мне на ночь читает.

— Что?!

Я вскочила и помчалась на кухню. Виновница моего «экстаза» степенно терла плиту.

— Баба Рая, опять вы занимаетесь контрвоспитанием ребенка! Теперь взялись травить ему анекдоты? Поздравляю вас!

— Ничего страшного, — спокойно ответила баба Рая. — Все равно узнает, но от других.

Я плюнула и пошла рисовать себе красивое лицо.

Саньки в комнате не оказалось, что радовало безгранично. Я взяла румяна и принялась вдохновленно наносит их на щеки. Вдруг из-под кровати раздалось сдавленное кряхтенье. Я с визгом вскочила на стул и завопила:

— Мыши!

Баба Рая сей же момент выросла на пороге.

— Тю-ю, — разочарованно протянула она, — это же пострел наш.

Действительно, из-под кровати выкарабкивался Санька, таща за собой какой-то предмет.

— Это черт знает что! — воскликнула я и с ужасом посмотрела на себя в зеркало. — Баба Рая! Что вы со мной сделали?!

— Да что же? — заинтересовалась она.

— Из-за вас у меня теперь одна щека красней другой.

— Дак подровняй. Отчаяние охватило меня.

— Подровняй? Я и так уже похожа на клоуна! Раз в жизни собралась привести себя в порядок! Это сумасшедший дом какой-то! У меня закончилась эмульсия, теперь эту сверхустойчивую косметику можно будет снять только вместе с моим лицом.

Конечно, я преувеличивала. Достаточно было умыться, что я и сделала.

Когда вернулась в комнату, сын сидел на кейсе и рулил моим зеркалом.

— Отдай зеркало и иди к бабе Рае. Пусть расскажет тебе новую былину про Вовочку.

Санька обрадовался, вскочил и поволок кейс на кухню. Тут меня словно током прошило. Я выхватила у него кейс и, обнаружив там еще не обследованные дырочки, помчалась в спальню за ключиком. Сгорая от нетерпения, вставила его в один из замков и… раздался легкий щелчок. Замок открылся.

«Ах, Евгений!»

Меня бросило в пот. Я тут же вставила ключик во второй замок… А второй не открылся. Видимо, для него существует второй ключик, которого у меня нет. Мне страстно хотелось знать, что в том кейсе. Я крутила его, как мартышка очки, но ломать не решилась.

«Ах, Евгений!» — подумала я, ощущая слабость и в руках, и в ногах.

Сын подошел ко мне, забрал кейс и упрямо потащил его по полу.

— Баба Рая! — завопила я. — Что это за чемодан у Саньки?

Она оперативно появилась на пороге комнаты.

— Чумодан? Какой чумодан? А-аа, дак это ж Мишка Жанкин когда-то забыл с зонтом вместе. Ты приказала спрятать, шоб Жанка не убачила, дак я и спрятала.

Под Санькину кровать. Тю-ю, а как он у вас в спальне оказався?

И она принялась отбирать у Саньки кейс.

— Отдай, негодник, не твое. Видишь, вещь дорогая, а ты таскаешь ее где ни попадя.

«Еще какая дорогая», — подумала я и отправилась заново рисовать красивое лицо.

На этот раз мне это удалось. Когда в последний раз я глянула на себя в зеркало — пришла в восторг. Вблизи — десять лет долой. Издали, пожалуй, долой даже шестнадцать. Нет, действительно, выглядела я восхитительно, поэтому, довольная, насвистывая веселый мотивчик, отправилась к Жанне.

«Пусть теперь сами оправдываются», — думала я.

Жанна была дома одна.

— Даже ребенка мне не оставляют, — с трудом удерживаясь от слез, сказала она. — Забрали его и уехали за этими проклятыми анализами.

— За результатами, — уточнила я. — Но ребенок, насколько я поняла, и есть камень преткновения. Что же они тебе его не доверяют, раз он только твой?

Это разгул несправедливости.

— У-у-у-у, — как от зубной воли завыла Жанна.

— Успокойся, дорогая, я приехала как раз для того, чтобы навести в этом доме порядок. Елизавета Павловна должна быть поставлена на место. И я это сделаю.

Жанна явно не разделяла моих амбиций.

— Мне бы только с Мишей помириться, — жалобно мямлила она.

— Никогда не ограничивайся малым, — посоветовала я. — Малое и получишь.

Надо ставить перед собой грандиозные задачи. Это сильно осложняет жизнь, зато делает ее интересной.

Я была в ударе, а потому от общих фраз перешла к понятиям более конкретным. Для разминки прочитала Жанне лекцию об общественной морали и о несоответствии с ней наших личных потребностей. Затем углубилась в этику семьи и способы выживания в ней.

— Ты должна не забывать ни на минуту, — вдохновленно назидала я, — что ты — Женщина, а он всего лишь мужчина. Это сразу делает вас неравными в той борьбе, которая из деликатности называется браком. А где неравенство, там и насилие. В армии это называется дедовщиной. В семье это выглядит примерно так же, но это не значит, что ты должна подставлять мужу подножку, когда он несется с кастрюлей, наполненной кипятком. Это не значит, что ты должна привязывать гирю к его ноге, когда он спит, чтобы, вскакивая по естественной надобности, он ронял эту гирю на детородный орган. Но это не значит, что ты должна избегать радикальных мер. Просто меры воздействия должны быть гуманнее, поскольку институт брака — это гражданское формирование.

• Предыдущая
• 55/58
• Следующая