Боруэлла - Евдокимова Наталья - Страница 10

• Предыдущая
• 10/52
• Следующая

Посылать звуковые сигналы прямо в Петькино ухо оказалось несложно — он был коротко острижен, и уши торчали, как ручки от кастрюли. Вот если бы его причёска напоминала мою, то пришлось бы повозиться. Но я бы всё равно справился, я такой!

Петька недоумённо огляделся. Сообразив, что никто обрушившегося на него голоса не слышал, он от удивления открыл рот и почесал затылок. Заметив это, учительница трижды постучала по столу ручкой:

— Сазонов! Ещё раз увижу, что вертишься — запишу замечание в дневник.

Петька закусил нижнюю губу и опустил голову. После озадаченно покачал головой и снова стал усыпать листок своими иероглифами.

— Встань и иди! — повторил я.

Петька отложил ручку и закрыл уши руками. Это ненадолго ввело меня в заблуждение, но я проанализировал ситуацию и стал направлять звук в дырки, оставшиеся между пальцами. А пальцы у Петьки оказались, к счастью, тонкими.

— Не уши — враг твой! — продолжил я. — Встань и иди!

— Куда? — испуганно шепнул Петька, беспокойно поглядывая в разные стороны.

— Сазонов! — резко крикнула учительница. — Последнее замечание!

— Встань и иди! — в который раз повторил я тем же голосом, и добавил для непонятливых. — Вперёд!

Петька провёл тыльной стороной ладони по лбу, поднялся и на подкашивающихся ногах поплёлся к выходу. Класс оторвался от самостоятельной работы и заинтересованно зашушукался. Когда Сазонов дотронулся до дверной ручки, я прервал его благие намерения:

— К доске! К доске проследуй, Пётр!

Сазонов осторожно, рывками повернул голову, и лишь потом повернулся целиком. Сделал несколько шагов и остановился, ожидая, что будет дальше. Класс шумел, показывая руками на Петьку, а учительница, наоборот, молчала. Только взгляд у неё был каким-то странным. Видимо, от Петькиной дерзости у неё дар речи пропал.

— Петя, тебе плохо? — вдруг спросила она беспокойно.

Петька пожал плечами, замотал головой, после чего кивнул и снова пожал плечами.

— Смирительную рубашку Сазону! — донёсся сзади чей-то смелый голос.

Этот голос мне не понравился, поэтому я поспешил продолжить свою воспитательную беседу.

— Лицом к классу! — стал давать я Петьке дальнейшие инструкции. — Повторяй за мной. Я, Пётр Сазонов…

— Я, Пётр Сазонов, — почти про себя повторил Петька.

— Пусть голос твой всем слышен будет! Громче, Пётр, громче!

Петька сжал пальцы в кулаки и гордо поднял голову.

— Я, Пётр Сазонов! — громко сказал он, будто бросая вызов кому-то невидимому…

— Оно и видно, что не слон, — снова послышался тот же голос сзади.

— Перед лицом класса, — продолжил я, не обращая внимания на помехи. — Торжественно клянусь!

Вот какой получилась прозвучавшая в тот день клятва:

«Я, Пётр Сазонов, перед лицом класса торжественно клянусь не искажать в оскорбительных целях имён, фамилий, отчеств моих одноклассников и других людей в течение недели. Также я не буду ассоциировать одноклассников и других людей с различными наименованиями флоры и фауны нашей вселенной в тех же оскорбительных целях. На это время применение физического воздействия для меня является неприемлемым. Однако всё перечисленное выше разрешается в случае самообороны (в разумных пределах). По истечении этого времени обещаю подумать о жизни и о том, как я к ней отношусь, не меньше часа.

Иначе я не я!»

— Смотри мне, — напоследок сказал я и затих.

Класс зааплодировал, засвистел, затопал ногами. Учительница горой выросла за столом.

— Сазонов, вон из класса, и без родителей не возвращайся! — сердито крикнула она. — Цирк мне здесь будут устраивать!

Рюкзак Петька собирал в полной тишине. Я повернулся к нему, и мы на мгновение встретились взглядом. Петькины глаза влажно блестели.

— По-моему, я — редкая сволочь, — мрачно шепнул я Боре, когда дверь за Петькой захлопнулась.

И уронил голову на парту.

— Не будь занудой, — бодро сказал Борька, щёлкнув меня по носу. — Получилось здорово! Особенно когда он всё не мог выговорить слово… Это… Как его… Ассигнаци… Ацисои… Ассоциировать, вот!

Я нехотя плёлся за Борей по шумящему, живущему своей жизнью коридору. Бросив взгляд в сторону, я увидел двух мальчишек. Один жевал большой бутерброд, второй читал учебник. Жующий бутерброд посмотрел на часы, толкнул локтем стоящего рядом. Тот отдал ему учебник и забрал бутерброд. Зрелище мне показалось странным и нелогичным, но интересным. Зря я всё не решался изучать школу раньше!

— Ты чего там, уснул? — окликнул меня Боря.

— Не мешай, — сказал ему я, прикрывая нос ладошкой. — Я абстрагируюсь.

— Абстригируешься? — хихикая, переспросил Боря. — Как это ты абстригируешься без ножниц? И вся причёска на месте.

— Аб-стра-ги-ру-юсь, — терпеливо повторил я по слогам и отмахнулся. — А, тебе не понять.

— Куда уж нам! — надменно сказал Боря. — Выучил все слова на букву «А», и радуется чему-то.

И пошёл молча быстрым шагом. Я поторопился догнать его.

— Ая аещё ана абэ анесколько аслов азнаю, — сообщил я ему на бегу. — Ана апример, абутерброд.

Боря криво улыбнулся, не поворачиваясь ко мне, и снова посерьёзнел.

— Акуда амы аидём? — поинтересовался я.

— Вмы видём вв вдругой вкабинет, — запинаясь, проговорил Боря.

— А ты по алфавиту дальше меня продвинулся! — удивлённо сказал я.

— Яестественно! — смеясь, воскликнул Боря.

Для подкрепления полученных знаний следующим уроком по расписанию стоял русский язык.

Когда учительница вошла в класс, Борька первым сорвался с парты.

— Брат! Троюродный! Элька! — поспешил сообщить он.

Учительница улыбнулась:

— Хорошо, Боря.

И это всё! И никаких больше расспросов, уточнений, выяснений, криков! Я всерьёз обиделся. Поэтому, когда в конце переклички учительница спросила, кого она пропустила, я хмуро сказал, что меня пропустила.

— Значит, ты есть? — заинтересованно спросила она.

— Я — есть, — серьёзно ответил я.

— Это замечательно, — улыбнулась учительница.

Я тоже подумал, что это замечательно, и довольно улыбнулся, высунув кончик языка. Потому что вдруг почувствовал: я и вправду есть!

И стал думать на философские темы. Сквозь мысли до меня доносились слова учительницы, которые я пропускал мимо ушей, пока не услышал слово «сочинение». Потому что слово оказалось очень интересным!

Я заглянул в Борькину тетрадь, но он поторопился прикрыть её рукой. Несколько строчек я успел прочитать — это услышанное мною слово «Сочинение», а чуть ниже — «Кем я хочу быть».

— Ух ты! — обрадовался я. — Сочинение на тему «Кем я хочу быть в следующей жизни»! Моя любимая тема!

Вслух я больше не говорил, чтобы не разочароваться в очередной учительнице, а использовал опыт общения с Петькой Сазоновым и говорил прямо в ухо. В ответ на мой радостный возглас Боря скорчил непонятную мину. Но приятного в ней было мало. Я решил — пусть Боря немного успокоится, и поэтому замолчал.

Заставить себя молчать — нелёгкое дело! Я вдруг отчётливо почувствовал, как воображение заполняет все нормальные мысли, здоровается за руку с вдохновением, приглашает его в гости, за совместный творческий ужин… Сорвался я на второй минуте. Я тоже хотел писать сочинение! Я что, хуже других, что ли?!

— Зачёркивай всё, что написал, срочно! — приказным тоном сказал я Боре.

Думаю, не стоит говорить, какую мину Боря состроил на этот раз. Я и сам испугался, но виду не подал. Резким жестом я отодвинул Борину руку и нырнул глазами в его тетрадь:

«Когда вырасту, я хочу стать юристом (аккуратно зачёркнуто) учителем (тщательно зарисовано, угадывается лишь по очертаниям букв)…»

Третью свою предполагаемую профессию Боря обвёл при помощи линейки чёрной рамочкой и закрасил сплошным непроглядным пятном. Начинать разговор с тетрадкой я не хотел, но и мириться с нераскрытой тайной хотелось ещё меньше. А Борька ни за что не расскажет, если уж так зачеркнул!

• Предыдущая
• 10/52
• Следующая