Избранные сочинения в 9 томах. Том 6: Мерседес из Кастилии; Красный корсар - Купер Джеймс Фенимор - Страница 10

Поскольку сам Сципион не мог оспаривать этих положений, то он благоразумно удержался от опровержения. Он удовлетворился тем, что с довольным видом покачал головой, от чистого сердца наслаждаясь мнимым триумфом над своим противником, как будто он никогда не знал забот, никогда не подвергался унижениям и оскорблениям, так долго и так терпеливо переносимым.

– Да, да, – ворчал белый, принимая свою первоначальную позу и скрещивая руки, которыми он взмахнул, чтобы придать больше веса своей угрозе. – Ты напрасно разорался и думаешь, что умнее тебя никого нет! Бог создал черномазого неразумным животным. Опытный матрос, как я, объехавший два мыса, может оказаться в чистом проигрыше, давая урок такому животному, как ты. Я скажу тебе, Сципион, так как под этим именем ты записан в корабельной книге, хотя, уверен, папаша твой звался Куоши, а мамаша – Куошеба, – это самое подходящее для черномазых имя, – пришел этот корабль по делу или нет. Если нет – я молчу; если же по делу, то ему было бы гораздо удобнее расположиться в порту, ведь стать ближе не труднее, чем принести сюда капитанскую подушку. Так? Теперь, если ты можешь что-либо возразить, я готов тебя выслушать как разумный вежливый человек.

– Ветру стоит только подуть с той стороны, – ответил негр, указывая своей сильной рукой на северо-запад, – и корабль пойдет в море быстро, быстро. А хватит ему места, чтобы пройти у берега против ветра? Что, мистер Дик? Вы человек ученый, но вряд ли видели, чтобы корабль сам шел к ветру, как и не слышали, чтобы говорила обезьяна.

– Черный прав, – воскликнул молодой человек, который, по-видимому, слышал весь спор, хотя казался погруженным в свои мысли, – капитан невольничьего корабля остался во внешнем бассейне, зная, что в это время года почти всегда дует северо-западный ветер. И, похоже, людей у него достаточно. А теперь скажите мне, друзья, имеет ли он якорь под килем или держится на простом канате?

– Только неумеха может стоять на одном якоре при таких приливах, не заведя станового якоря, – быстро ответил белый, основываясь, вероятно, на своем богатом опыте. – Даже если он не умеет выбрать стоянку, закреплять корабль на одном якоре никто не решится, чтобы метаться с места на место, как тот жеребенок, который брыкался, привязанный к дереву длинной веревкой, которого мы видели по дороге из Бостона.

– Они бросили буксирный якорь и оставили все остальные на своих местах, – сказал негр, глядя своими черными глазами на корабль с видом знатока и продолжая играть камешками. – Они все устроили так, чтобы в случае необходимости поплыть скоро, скоро, когда захотят. А я бы посмотрел, как Дик поскачет на жеребенке, привязанном к дереву…

Негр опять развеселился и от своей фантазии хохотал так, что даже слезы выступили у него на глазах, а белолицый его товарищ все еще что-то внушал ему с угрозами. Молодой человек, видимо, вовсе не интересующийся спорами между своими спутниками, внимательно, с большим интересом всматривался в корабль. Когда негр умолк, он очень серьезно, будто решил наконец что-то для себя, сказал:

– Да, Сципион, ты прав, он стоит на буксирном якоре и держится так, будто готов поднять паруса при первой необходимости. Менее чем за десять минут корабль может быть выведен за пределы досягаемости выстрелов береговой батареи при малейшем попутном ветре.

– Вы, кажется, превосходно разбираетесь в подобных вещах, – произнес сзади них незнакомый голос.

Молодой человек быстро обернулся и только тут заметил пришедших. Но удивился не он один: болтливый портной был так занят слежкой за малейшими движениями двух собеседников, что совершенно не заметил приближения еще одного незнакомого человека.

Это был человек от тридцати до сорока лет; его лицо, как и костюм, не могли не возбудить уже разгоревшееся любопытство добряка-портного. Незнакомец, немного выше среднего роста, несмотря на гибкость, похоже, обладал большой силой. Его кожа, видимо, когда-то белая, как у женщины, не создавала впечатления женственности, так как на фоне темно-красного загара резко обозначались очертания его прекрасного орлиного носа. Белокурые волосы падали со лба обильными, блестящими локонами. Рот и подбородок были правильны и красивы, но в губах таилось как будто презрительное выражение – вместе то и другое свидетельствовали о чувственности. Взгляд его голубых глаз был мягок, выразителен, но время от времени казался блуждающим. Высокая конусообразная шляпа, надетая несколько набекрень, придавала его лицу нечто залихватское. Светло-зеленый сюртук, кожаные штаны и высокие сапоги со шпорами дополняли его внешний вид. В руках он держал маленькую тросточку, которой помахивал в тот момент, когда был замечен, но, по-видимому, не обратил ни малейшего внимания на удивление, вызванное его внезапным появлением.

– Я говорю, сударь, что вы прекрасно разбираетесь в такого рода вещах, – повторил он, терпеливо выдержав холодный и суровый взгляд молодого моряка, так долго, как это позволяла ему та доля терпения, которой он обладал. – Вы говорите как человек, сознающий за собой право высказывать свое мнение.

– Разве вы находите необыкновенным, что человек обладает некоторыми знаниями в той профессии, которой занимался всю свою жизнь?

– Гм! Я нахожу довольно необыкновенным, что громко называют профессией ремесло, которое я мог бы назвать чисто механическим. Мы, юристы, имеющие отношение к университетским ученым, не могли бы, говоря о себе, использовать другое название.

– Ну и называйте это ремеслом, пусть будет так – моряки не хотят иметь ничего общего с подобными вам учеными, – возразил молодой человек, поворачиваясь к нему спиной с презрением, которое и не старался скрыть.

– Вот малый с характером! – быстро и с многозначительной улыбкой прошептал его собеседник. – Друг, не будем спорить из-за слов. Я сознаюсь в своем полном невежестве во всех морских делах и охотно взял бы несколько уроков у такого человека, как вы, столь хорошо изучившего свою благородную профессию. Мне кажется, вы говорили о том, как бросил якорь этот корабль и какая у них проводка такелажа нижних и верхних парусов.

– Нижних и верхних?! – молодой моряк взглянул на собеседника не менее красноречиво, чем перед этим презрительно.

– Нижних и верхних, – повторил незнакомец.

– Я говорил о хорошей проводке наверху, но на таком расстоянии не могу судить о том, что там внизу.

– Выходит, я ошибся. Простите мое невежество, я ведь вовсе несведущ в вашей профессии. Я, как уже сказал, не более чем адвокат на службе его величества, посланный в эти края с особым поручением. Если бы это не была настоящая игра слов, я мог бы прибавить, что в этом я вообще не судья.

– Нет никакого сомнения, что вы скоро достигнете этого высокого звания, – возразил молодой человек, – если министры его величества умеют ценить скромные заслуги и если только вам не придется быть преждевременно…

Молодой человек прикусил губы, высоко поднял голову и стал прогуливаться взад и вперед по набережной в сопровождении двух матросов. Иностранец в зеленом сюртуке спокойно следил за ними глазами, по-видимому, даже с некоторым удовольствием и, казалось, обдумывал, как бы продолжить завязавшийся разговор.

– Повешенным! – сказал он наконец сквозь зубы. – Довольно странно, что этот молодой негодяй осмеливается предсказывать мне подобное возвышение!

Он уже готовился последовать за ними, как вдруг чья-то рука довольно фамильярно опустилась на его плечо, и он вынужден был остановиться. Это был наш друг портной.

– Одно только слово шепну вам, – произнес он, делая выразительный жест рукой с целью показать, что его сообщение чрезвычайно важное, – одно только слово, сударь, коль вы состоите на особой службе его величества. Сосед Пардон, – прибавил он, обращаясь к фермеру с важным и покровительственным видом, – солнце заходит, и я боюсь, что вы слишком поздно вернетесь домой. Девушка отдаст вам ваш костюм, никому не говорите, что видели и слышали. Прощайте, молодой человек. Мой привет отцу, достойному фермеру, не забудьте также добродетельную хозяйку – вашу матушку. До свидания, мой достойный друг, до свидания, будьте здоровы!