Первый выстрел - Тушкан Георгий Павлович - Страница 28
- Предыдущая
- 28/161
- Следующая
На рассвете Юра был уже в конюшне и торопил Илька. Тот посмеивался. Пришлось вернуться домой, позавтракать. И еще пришлось надеть куртку и выслушать тысячу наставлений.
Илько оседлал для себя Соколка, а для Юры — Каурую, небольшую спокойную лошадь. Когда Илько подтягивал подпругу, Каурая надувалась и даже пыталась укусить его. Но Илько на это не обращал внимания. Он спокойно поддевал палец под подпругу, чтобы узнать, туго ли подтянуто, кричала «Балуй!» — и подтягивал еще. Юра тоже пытался просунуть палец и тоже сердито кричал: «Балуй!..»
На седло его подсадили, хотя он и кричал:
— Я сам, я сам.
Стремена подтянули по длине ног, но хлыста не дали. Да Юре и не нужно было никакого хлыста, он хотел лишь одного: поскорее уехать, чтобы не передумали.
5
И вот Юра впервые едет в настоящем седле, опираясь ногами в настоящие стремена, и в руках держит настоящие ременные поводья, приятно пахнущие дегтем. Это вам не палка!
Встречные мальчики и девочки ахают, завидуют и просят «проскакать». Но Юра этого не может, третий повод — от недоуздка — держит «на всякий случай» едущий рядом Илько. А зачем? У Илька и так руки заняты — надо держать щенка.
Когда миновали опытное поле и выехали в степь, перешли на рысь. Каурая сильно подбрасывала. Илько учил Юру, как надо в такт бегу приподниматься на стременах. Вот и будка. Они отдали щенка Буську тетке Марине и еще вручили ей серебряный полтинник. Юра гарцевал, даже подбоченился.
Роща стояла на том же самом месте. Она оказалась незаговоренной. Они привязали лошадей к дереву и пошли в барсучью балку. Юра не мог идти спокойно и побежал вперед, хоть ноги и одеревенели в седле. А вдруг ничего нет: ни балки, ни норы? Но вот и балка. Юра на всякий случай ущипнул себя за руку. Нет, не исчезает. А вот и дерн на их тайнике. Не ожидая Илька, он откинул дерн, освободил проход, засунул руку и закричал:
— Есть, Илько, есть!
А оказались там завернутые в грязную материю… камни, только камни! Как же так? Юра чуть не плакал. И ноги сразу у него заболели. Спасибо Ильку — не смеялся. Он даже будто испугался нечистой силы, а еще гусар!
На обратном пути Илько рассказал, как он один раз поймал в конюшне домового, сунул его в мешок, завязал, пошел звать конюхов, а когда развязал мешок, там оказался черный кот. Так что удивляться нечему. Наваждения бывают.
— Бывают, — печально согласился Юра.
Илько опять рассказывал. Юра слушал, не глядя по сторонам. Вдруг Илько остановил коня, показал на курган, мимо которого они проезжали, спросил:
— Вы здесь рыли?
Юра узнал каменную бабу со злой усмешкой, увидел следы неудачных раскопок, молча кивнул головой.
— А вы «слово» говорили?
— Какое слово?
— Ну, заговор. Чтобы клад открылся.
— Не-ет! А что надо сказать?
— Вот я скажу, а ты посмотри. Только страшновато… — Илько прошептал что-то и показал на яму.
Юра соскочил с седла, прихрамывая подошел к яме — с непривычки ноги совсем разболелись, — запустил руку под дерн.
— Сабля! — закричал он, вскакивая, взбудораженный до крайности, забыв про боль в ногах. Как же так? Правда, он вытащил только рукоятку сабли с куском клинка, а все-таки настоящие.
— А ну-ка, посмотри еще!
Юра поспешно выбросил все куски дерна из ямы, начал рыть найденной саблей и извлек заржавленный, но целый кинжал и семь золотых монет. Он еще рыл, но ничего не нашел. Илько позвал — пора ехать. Поехали, хоть Юра и молил задержаться.
Но находка все-таки очень его обрадовала.
— А почему мы с Алешей ничего не нашли здесь?
— Бывает… — Илько пожал плечами. — Наваждение! Вам показалось, будто здесь пусто, а здесь клад. Вам привиделось, будто вы нашли револьверы, а на самом деле то были камни. Попробуй рассказать, что револьверы обратились в камни, скажут: «Тю на тебя, скаженный!» С таким никто и дружить не будет, такого за сто верст обходить станут. Брехуном назовут. Позор! Так что про такое лучше и не рассказывать.
— Конечно, и папа так советовал.
— А вот про эти раскопки можно рассказывать, потому что взаправдашние. Только не надо говорить о заклинании, а то они силу потеряют. Лучше объясни так: «Тогда не докопались, а сейчас докопались».
— Ага, я так и скажу.
— А будешь меня слушать, то на конюшне ты желанный гость. Хочешь — навоз убирай, хочешь — лошадей чисти и корми. Только к жеребцам не лезь. А когда будем выезжать верхом, я, когда не видят, отдам тебе недоуздок, потому что верю тебе. Обещаешь?
— Обещаю! А если завтра и эти вещи в камни обратятся, что тогда?
— Посмотрим…
Илько отдал недоуздок Юре, тот сразу же хлестнул его концом Каурую. Ох, и мчался же он галопом! Совсем как запорожец-характерник!
Илько скакал рядом, кричал:
— Легче! Легче! Локтями не размахивай!
А потом Каурая споткнулась и внезапно встала. Юра перелетел через ее голову. Илько испугался.
— Совсем не больно! — сказал Юра, с трудом поднимаясь, и попросил Илько никому не говорить о его позоре.
Теперь ехали не спеша, поэтому вернулись, когда дома уже пообедали. Юра издали заметил родителей и сестер. Он хлестнул Каурую концом недоуздка, чтобы разогнать в галоп, но Илько перехватил недоуздок.
Возле дома Юра браво спрыгнул на землю и чуть не упал. Болело все. У колен с внутренней стороны кожа была растерта до крови, и он передвигался «раскорякой». Девчонки хохотали, мама сердилась. Отец сказал: «Пройдет». Больные места натерли мазью. Но разве найденный клад не стоил всего этого?
Илько, перед тем как уехать, наклонился с седла к Петру Зиновьевичу и что-то тихо сказал.
Тот раздраженно ответил:
— Я ничего не знал, не знаю и знать не хочу. Вы сами с усами!
6
Илько уехал. В который уже раз мать звала сына обедать. Окруженный восторженно охавшими девчонками и мальчишками, он взахлеб рассказывал о находке, уснащая рассказ все новыми и новыми подробностями. Сомневавшихся не было: каждый мог подержать в руках кусок старинной сабли, заржавленный кинжал и увидеть золотые монеты. Жаль, дяди Яши нет!
Алеша строго следил за тем, чтобы каждый держал вещи недолго и передал другому. Эх, ему бы, Алеше, поехать с другом… До чего же обидно!
Находка клада, если послушать Юру, была в тысячу раз загадочнее и таинственнее, чем все то, что приключалось по ночам на хуторе близ Диканьки.
Ира — черная пантера стояла за спиной Юры и шептала:
— Чур, больше не ссориться! Чур, больше не ссориться!..
А Юра, в зените славы и почета, хотя и слышал эти слова кающейся изменницы, не отвечал. И только, когда черная пантера раздраженно толкнула его и спросила: «Или ты задавака?» — он повернулся и ответил: «Чур, больше не ссориться!»
Как было положено, они произнесли это заклинание одновременно, слово в слово. Теперь они снова стали друзьями.
На радостях Юра сунул Ире золотую монету и встретил негодующий взгляд Алеши.
Конечно, Юра подарил и Алеше золотую монету и обещал все остальные курганы в степи раскапывать только вместе и клады делить пополам. Все девчонки сейчас же начали клянчить монеты. Юра отказал. Тогда завистливые обезьяны из Бандерлога стали дразнить Юру и Иру: «Жених и невеста!» Быть бы потасовке. Но подошел Леонид Иванович Кувшинский, Шир-хан. И Юра, чтобы прекратить поддразнивание, похвастался найденным кладом. Кувшинский надел пенсне и осмотрел находки. Потом, тряся бородкой, объявил, что монеты не золотые, а медные пятаки времен императрицы Екатерины, а кинжал железный и заржавел совсем недавно.
— И уж очень странно, как такой случайный набор вещей оказался вместе да еще чуть ли не на поверхности кургана.
Юра возмутился, но все же объяснил, как их «водило», а когда Илько сказал «слово», чтобы снять заговор с клада, то клад и открылся. Он спохватился, что нарушил обещание, данное Ильку. Теперь могло случиться что-нибудь неприятное.
Шир-хан обидно засмеялся:
- Предыдущая
- 28/161
- Следующая