Первый выстрел - Тушкан Георгий Павлович - Страница 105

• Предыдущая
• 105/161
• Следующая

Виноград убрали, как и в прошлом году, а может быть, как и за пятьсот лет до этого, с помощью знакомых и соседей.

Когда Юра тащил в тарапан тяжелую корзину с виноградом, прибежал запыхавшийся Коля.

— Юрка, немцы тикают, чтоб я провалился! Солдаты отдают ребятам, если попросить, фляжки, электрические фонарики, кинжалы.

Вечером возле парикмахерской ребята узнали, что Германия сдалась Англии и Франции. В Германии революция, свергли кайзера Вильгельма.

— От потеха! — шутил часовщик Жора. — Германцы пришли спасать нас от большевиков, а ихние солдаты сами стали большевиками и дают жизни своим буржуям.

В Австрии тоже прогнали своего императора.

Германские войска покидали города Крыма. В эшелонах немецкие офицеры увозили награбленное имущество. Едва унес ноги от собственных солдат генерал Кош со своим штабом.

А на рейдах Севастополя, Феодосии, Керчи, Одессы уже бросали якоря английские и французские военные корабли. Они спешили сменить немцев, спешили поддержать российскую контрреволюцию.

1

В это воскресенье Юра поспешил отправиться на охоту пораньше, чтобы «не пасти задних». Тем не менее издали, из-под Георгия, уже доносились выстрелы. Юра решил туда не идти — перепела найдутся и поближе. Задыхаясь, он вскарабкался на Алчак и начал ходить по склону зигзагами, от края до края. В полыни ни одного перепела. Неужели кто-то уже здесь побывал? Взглянув вниз, он увидел на дороге под Алчаком небольшую толпу.

Присмотревшись, он разглядел: по дороге шло человек тридцать с ружьями за плечами. «Ага, немцы гонят охотников, наверное, еще не все немцы ушли», — подумал он и быстро лег у края обрыва. Теперь люди проходили внизу под самым обрывом, совсем близко. Офицеры! Все до одного — русские офицеры! Погоны поблескивают на плечах. Но почему они с винтовками? Где же их солдаты? Два офицера тащат пулемет «максим», на маленьких колесиках, а четверо несут на плечах ручные пулеметы.

Отряд остановился, люди смешались, уселись по краям дороги. До Юры донеслась песня:

Вот двое побежали к даче Кономопуло, двое направились к Гутам. Еще несколько человек по двое разбежались. А это что? От Капселя отходил небольшой пароход с баркасом на буксире. На Юриной памяти это был первый случай. Рыбацкие баркасы заходили, но пароход?

Из ворот Кономопуло выехала подвода. Ее гонят два офицера. А самого Кономопуло почему-то не видно. Что бы это значило? Нет, какая уж тут охота…

И Юра припустил домой.

Дома взволнованная Ганна рассказала, что к ним тоже приходили два офицера и забрали Каурого с линейкой…

— Что это за офицеры? Почему забрали лошадь?..

Ганна, то и дело поминая Мазепу и «бисовых детей», объяснила, что на Капселе высадились добровольцы.

— Ну, из деникинской офицерской армии. Еще Семен про них рассказывал: они на Кубани воевали против красных. Генерал Деникин собрал со всей России самых пьяных, самых диких ненавистников революции из белого- офицерья, золотопогонников-головорезов. Ну, а теперь они, видать, в Крым заявились, холера их принесла! А сюда, в Судак, их граф из Ялты вызвал.

— Как это граф вызвал? — не понял Юра.

— А так… Пойди посмотри на графский двор. Все они там сейчас. Для них во дворе постелили ковры, поставили вин, закусок всяких. Одни пьют, едят, а другие разошлись лошадей отбирать. Чтобы везти пулемет и сапожки не трепать. Вот и у нас забрали Каурого с линейкой. Юлия Платоновна не давала, так графиня распорядилась — берите! «Это мой граф, — говорит она, — вызвал сюда добровольцев. Ведь немцы ушли, так как бы большевики не нагрянули. Мы, — говорит она, — белым лыцарям должны помогать. Не бойтесь, они вернут. Реквизируют в слободке у каких-нибудь мужиков и татар, а наших вернут». Графиня эта бесстыжая всех добровольцев уж целовала, целовала, тискала, тискала…

— А кто поехал с Каурым? — ревниво спросил Юра.

— Юсуф. Он еще ранесенько, как ты ушел, заявился. Хорошо получилось, свой человек при коне. Ох, и боятся же большевиков эти офицеры! — продолжала Ганна. — Сегодня охота большая, кругом в горах пальба. А их трясця трясет. На графскую крышу пулемет поволокли, ей-богу! Им объясняют, что это здешние охотники перепелов бьют на зиму, зайцев, а они свое: это большевики в горах собираются, прикидываются до подходящего времени охотниками. Главный офицер грозится закрыть охоту, всех людей вниз согнать, ружья отобрать.

«Опять начинается!..» — с досадой подумал Юра.

Наступил вечер. Юсуфа все не было. Юра сбегал на графский двор и узнал, что все лошади уже на месте.

Юсуф пришел пешком только на следующий день.

— Я убежал, — сказал он. — Эти офицеры чуть что — бьют по морде. Хуже, чем в царской армии. Мне сказали: «Ты нами временно мобилизован». Так я им и дался…

— А Каурый?

— Каурый? Разве он не дома? Осман забрал всех лошадей еще в Судаке, и Каурого. Я ехал на лошадях Меджида.

Юлия Платоновна пошла к графине и скоро вернулась успокоенная:

— Осман обещал, что Каурого приведут. На нашей линейке дядя Османа повез в Таракташ трех добровольцев, какого-то большевика там арестовать хотят.

Незнакомый татарин приехал вечером. Каурого распрягли, поставили в сарай, но он шатался и не хотел есть.

— Устал! — объявил Юсуф.

Но и утром Каурый не ел, а изо рта у него свисал почерневший язык. Юсуф ощупал рукою его рот, осмотрел и начал ругаться:

— Ударили коня в челюсть снизу. Язык перекушен. Пропадет конь.

Все собрались вокруг Каурого.

Через три дня конь пал. Сарай опустел. Ни воды привезти, ни на базар съездить. А надо возить не только воду, но и песок с берега, чтобы мешать с землей, навоз, известь, надо возить колья, дрова…

Юсуф начал подыскивать нового коня. И нашел: немецкие солдаты перед уходом потихоньку распродавали военное имущество. Наконец коня привели. Был он невысокий, поджарый, с тонкими ногами и маленькой головой. Трехлеток. Нрава буйного. Не стоял на месте, гарцевал. Если к Серому подходили близко, он прижимал уши и норовил укусить. А когда запрягали в линейку, так рвал, что трудно было удержать. Угрюмый солдат немец сказал Юсуфу так: «Очень хорошая кровь. На Украине мы эту лошадь реквизировали. Не смотрите, что маленький. Грузите хоть пятьдесят пудов — повезет».

— Хороший конь! — сказал Юсуф. — Маленький, но очень сильный. Я уже пробовал.

За коня было уплачено вином — три бочки.

Юра повел Серого в конюшню. Собственно говоря, вел Юсуф, а Юра держал только конец повода. Чиститься Серый не любил, шарахался, кожа на нем дрожала, и он становился на дыбы. И все же не сразу, но Юра с ним подружился. Если бы Юру спросили, кого он сейчас больше всех любит, он бы, не задумываясь, ответил: «Серого!»

2

Занятия в гимназии начались позже обычного. Некоторые учителя разъехались еще летом — в Киев, Ростов, Одессу — по старым домам. Долговязого, с бритым черепом историка Пал Палыча кто-то видел в Феодосии в форме офицера деникинской добрармии. Говорили, что он служит в контрразведке, где допрашивают, пытают и расстреливают подозреваемых в большевизме.

— Вполне закономерно, — сказал Никандр Ильич, узнав об этом. — Ведь Пал Палыч, оказывается, бывший жандармский подполковник. Он временно укрывался здесь под сенью древней истории от весьма опасных для него бурь современной истории… Вообще наша гимназия по составу педагогов и учащихся напоминает мне ноев ковчег…

• Предыдущая
• 105/161
• Следующая