Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 15
- Предыдущая
- 15/156
- Следующая
Джонни встал и деликатно прикрыл дверь. Он считал неприличным слушать родительские споры. Голоса сделались глуше, и можно было разобрать лишь отдельные фразы:
— Но я же пытаюсь объяснить…
— Мне нужны не объяснения, а чистота…
Потом папа с мамой удалились на кухню…
Через десять минут отец, слегка взволнованный и порозовевший, вернулся в комнату. Кажется, он готов был кое в чем согласиться с сыном. Но сына не было. В опустевшем кресле валялась книга с тремя скрещенными шпагами на облезлом переплете.
Пока родители выясняли вопрос о ботинках, Джонни оделся и ушел на прогулку.
Был ранний вечер — такое время, когда еще не очень темно и лишь кое-где зажигаются огоньки.
Стояла середина марта. Недавно звенели оттепели, а сегодня вернулась зима. Но была она не суровая. Падал щекочущий снежок. Он ложился на подстывшие лужи, на застекленевшие веточки. Джонни медленно шагал вдоль палисадников, ловил языком мохнатые снежинки и мечтал.
Одинокие прогулки Джонни полюбил недавно — с той поры, когда встретил прекрасную незнакомку.
Это случилось в конце февраля. Тоже был вечер, только не такой, а холодный и неуютный. С ветром и колючим снегом. Настроение у Джонни тоже было неуютное и колючее. На последнем уроке он поспорил с Инной Матвеевной, и она в его дневнике написала длинное обращение к родителям. Все это было ужасно несправедливо. Неприятностей Джонни не боялся: родители все равно забывали смотреть его дневник. Но обида грызла Джоннино сердце. Обида требовала выхода. И Джонни сумрачно обрадовался, когда впереди различил фигурку в курточке с меховым воротником и вязаной шапке с белым шариком на макушке.
В такой курточке и шапке ходил Витька Шпаньков по прозвищу Шпуня.
«Та-ак», — сказал про себя Джонни и переложил боевой портфель из левой руки в правую. Шпуня был один из младших адъютантов небезызвестного Тольки Самохина, с которым Джонни и его друзья не ладили с давних пор. Кроме того, Джонни имел со Шпуней личный счет. В октябре, когда третьеклассника Воробьева принимали в пионеры, Витька Шпаньков на совете дружины рассказал, будто Джонни с приятелями угнал лодку у бедного старого пенсионера Газетыча. На самом деле лодка была ничья — гнилая и дырявая. Газетыч хотел завладеть ею без всякой справедливости. А Джонни с ребятами хотели построить крейсер, чтобы все играли. Джонни так и объяснил. Спокойно и подробно. А потом рассказал, что компания Самохина, где был и Шпуня, еще раньше хотела увести лодку (для себя!), но Газетыч отбил это пиратское нападение, и в том бою Шпуня пострадал: получил по шее прошлогодним стеблем подсолнуха.
Совет веселился, Джонни, конечно, приняли, а Шпуня затаил зло. Он был не очень смелый, хотя и старше Джонни. Но он был ехидный и делал всякие гадости. То подкараулит со своими дружками и насыплет колючек за шиворот или набьет в волосы репьев, то расскажет, будто Джонни боится маленьких ручных хомяков (а это почти неправда!). То завяжет тугими узлами штанины у новеньких Джонниных джинсов, пока тот мирно бултыхается в пруду… Конечно, Джонни не терпел обид. Он звал друзей и начинал принимать меры. Декабрьская операция «Зеленый слон» была проведена с использованием воздушных шаров, дымовых шашек для окуривания садов и старой аварийной сирены от буксирного катера. Она, эта операция, грозным эхом отозвалась в окрестных улицах и вызвала повышенный интерес у директора школы Бориса Ивановича. И когда Джоннин папа говорил про легенды, которые ходят о сыне, он был кое в чем прав… Но подлый Шпуня все равно не перевоспитывался. И вот теперь этот Джоннин враг беспечно шагал впереди. Один! Это была удача! Обычно Шпуня ходил с дружками.
Джонни перешел на мягкий кошачий шаг и прикинул расстояние. Если разогнаться, проскользить по накатанной ледяной дорожке тротуара, то в конце ее как раз можно настигнуть противника. И для начала врезать портфелем по хребту.
Конечно, нападать с тыла — не рыцарское дело. Но, во-первых, Шпуня старше и сильнее, а во-вторых, сам-то он когда-нибудь нападал по-честному?
Джонни стремительно разбежался и понесся по ледяной полоске! Она была длинная — метров десять. Когда он долетел до середины, враг оказался в широком луче света. И Джонни обмер на лету. Дело в том, что Шпуне полагалось быть гораздо выше. Кроме того, он никогда не носил ярко-красные брючки. И у него не было темных кудряшек, которые падают из-под шапки и запутываются в меховом воротнике!
Одно дело напасть на противника, другое — на невиноватого человека. Да еще на девочку! Джонни берег свой авторитет и очень не любил попадать в глупые положения. Он отчаянно извернулся, проскочил мимо незнакомки и треснулся плечом и подбородком о телеграфный столб. Так треснулся, что тут же и сел на утоптанный снег.
Что должна была сделать нормальная девчонка? Сказать «дурак» и гордо пройти мимо. Или презрительно фыркнуть и тоже пройти. Без оглядки. Эта не прошла. Она ойкнула и подскочила к пострадавшему Джонни.
— Больно стукнулся?
— Вот еще! — сказал Джонни. Снял варежку и потрогал здоровую ссадину на подбородке.
— Вставай, — сказала девочка. — Еще простудишься. Или ты не можешь встать?
— Вот еще… — сказал Джонни и вскочил.
— Какая царапина, — с уважением сказала девочка, глядя ему на подбородок. — Больно?
Джонни сердито мотнул головой. В голове загудело.
— Хочешь, зайдем, смажем йодом, — будто знакомому, предложила девочка.
— Вот еще, — пробормотал Джонни, с отчаянием чувствуя, что лишь два эти дурацких слова остались в голове, а остальные куда-то выскочили.
Девочка слегка улыбнулась.
— Ну, смотри, — сказала она.
А он что? Он смотрел! Потому что свет из окна как раз падал на нее. На ее глаза. Такие синие были глаза, просто с ума сойти! Джонни с ума не сошел, но немного все же поглупел. Поэтому стоял и молчал. И думал, что лицо у нее какое-то совсем необыкновенное. Вернее, даже не думал, а чувствовал. Вроде бы ничего особенного — кудряшки да вздернутый нос. Да царапина над верхней губой. Но глаза — как синие фонарики. Теплые такие и веселые огоньки в них…
— Ну, пока… — сказала девочка и пошла.
«Вот еще», — чуть не сказал Джонни, но прикусил язык и закашлялся.
Она уходила, а он стоял, как полено, и ругал себя за глупость. Ну почему не согласился пойти с ней и смазать ссадину? Они бы познакомились! Он бы знал, где она живет! Может, еще пришел бы…
Девочка была уже далеко. Джонни вздохнул и пошел следом. Конечно, если бы ему сказали, что он влюбился, он бы дал этому нахалу! Но… что-то же случилось, раз он брел следом за незнакомкой, хотя подбородок болел, а в голове гудело.
Через два квартала девочка свернула в калитку у одноэтажного дома с большими окнами. Перед окнами стояли заснеженные кусты рябины, и ничего нельзя было различить. Только свет пробивался через ветки — уютный и теплый.
Несколько минут Джонни печально топтался на тротуаре. Потом он услышал музыку.
Джонни и раньше любил музыку. Только не всякую. Ему нравились марши для духового оркестра, а на разные там скрипки и рояли он как-то не обращал внимания. Но эта музыка была особенная. Словно на тонкое стекло осторожно посыпались граненые стеклянные шарики. Они катились, и от них рассыпались искры и радужные зайчики. Потом шарики стали падать реже, музыка сделалась задумчивая, тихая совсем. И Джонни вспомнил, как прошлым летом он поздно вечером встречал на вокзале маму, один-одинешенек. Папа был в командировке. Вера на концерте, а мама вернулась из Москвы, и должен же был кто-то ее встретить. И она тогда так обрадовалась, тихонько засмеялась, и они неторопливо пошли домой, а ночь была светлая и очень теплая… И вот теперь Джонни будто снова шел с мамой, только рядом была и эта девочка…
Музыка кончилась. Джонни постоял еще. Потом у него замерзли в варежках кончики пальцев, и он побрел домой. У него было тихое настроение. Даже если бы Шпуня встретился, Джонни прошел бы мимо.
…Потом Джонни снова приходил к этому дому. Девочку он не видел, зато музыка была каждый вечер. Все та же. Джонни вставал за большой тополь и слушал. Он уже выучил наизусть знакомую мелодию, но она ему ни капельки не надоела. Джонни слушал и представлял, как девочка сидит у пианино, а пальцы ее ласково трогают белые клавиши. И думал, что когда-нибудь выйдет же она из калитки. И тогда… Что тогда, Джонни не очень знал. Но на всякий случай он каждый день расцарапывал ссадину на подбородке, чтобы подольше не заживала.
- Предыдущая
- 15/156
- Следующая
