Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 70

• Предыдущая
• 70/122
• Следующая

А Кустик упрямо тянул компанию дальше.

И они оказались среди прилавков, уставленных аквариумами.

В зеленоватой воде таилась прохлада океанов. И каждый стеклянный ящик был, как частичка Атлантики или Средиземного моря... Стайки всевозможных рыбьих пород носились среди водорослей и пузырчатых воздушных струек. А в трехлитровых банках жили рыбы-одиночки, покрупнее: серебристые и золотые, глазастые, важные...

К плоскому стеклу аквариума подплыла пунцовая рыбка. Размером в половину Шуркиной ладони. С блестящей, словно красная фольга, чешуей. С длинными прозрачными плавниками и пушистым, как вуаль, большим хвостом. Глянула понимающим, почти человечьим глазом...

— ...Ну, ты чего? Пойдем дальше! — Кустик дернул Шурку за рубашку.

Шурка отвел от аквариума глаза. Усилием воли прогнал из груди холод. «Ерунда. Просто похожа, вот и все...» Ребята смотрели на него удивленно.

— Загляделся на рыбку, — сказал он виновато.

— Это алый вуалехвост, — разъяснил Кустик.

— Откуда ты знаешь! — возмутилась Тина. — Ты же никогда рыбами не интересовался!

— Просто придумал. А что, разве плохо?

«Неплохо», — мысленно одобрил Шурка. А Тина сказала:

— Чучело ты, Куст...

— Аты...

— Пошли дальше, — велел Платон.

Дальше были всякие рептилии и земноводные. Руки худого коричневого мужика обвивала пятнистая серо-зеленая змея. Длиннющая! Шурка содрогнулся, а Женька рядом с ним ойкнула.

За стеклами часто дышали большущие бугристые лягушки. Сновали ящерицы и тритоны. Еще несколько змей — с желтыми животами — сплелись в клубок. Шурка передернулся опять.

— Ага, ужас... — шепотом согласилась Женька. — А вот это животное ничего, симпатичное даже... — В отдельной банке сидела бурая добродушная жаба. Задумчиво мигала пленочными веками...

— Вполне, — охотно откликнулся Шурка.

— Смотрите, вот они! — вдруг шумно обрадовался Кустик.

— Кто?..

— Где?..

— Вот! Неизвестные существа!

Существа эти были большие, в полметра длиной, ящерицы. С удивительно пестрой — радужными пятнами — раскраской и зубчатыми гребешками на спинах. Они нервно били хвостами и порой вставали на задние лапы, а передними, похожими на ручки лилипутов, брались за прутья решетки. И глазами своими — с кошачьими зрачками-щелками — смотрели на людей очень осмысленно.

Так осмысленно, что вся компания на полминуты притихла.

Наконец Тина откинула робость.

— Ну, конечно! Жители планеты Бумбурумба! Прилетели, попали в плен и продаются под видом земных каракатиц.

— Сама ты каракатица, — сказал Кустик.

— Это хамелеоны, — решил Ник.

Платон возразил:

— Хамелеоны часто меняют окраску, но такими разноцветными они не бывают.

— Может, вараны? — вставил слово Шурка. Он не был силен в зоологии. Но чувствовал, что никакие это не пришельцы, хотя и странные создания.

— Точно. Из жаркой пустыни, — поддержала его Женька.

— В пустынях ящерицы желтые, — не согласился Ник.

— Скорее уж, с Амазонки, — решила Тина.

— Давайте спросим продавца, — предложила Женька. И посмотрела на Шурку.

Все продавцы рептилий были как на подбор хмурые, небритые и неразговорчивые. И этот — такой же. Но Женька смотрела выжидательно, и Шурка — что делать-то? — набрался храбрости:

— Скажите, это какая порода?

Продавец отозвался, не взглянув:

— Сам ты порода. Гуляй, мальчик, все равно не купишь...

Шурка виновато глянул на остальных, развел руками.

— Пошли, ребята, — с вызовом сказал Платон. — Они этих крокодилов на мясо разводят.

И все шестеро выбрались из толпы любопытных на свободный пятачок.

— Скажешь тоже, «на мясо»! — запоздало возмутилась Тина. — Гадость такая...

Кустик задумчиво спросил:

— Интересно, у этих ящериц хвосты отрастают, если оторвать? У маленьких отрастают, а вот у таких... А?

— Тебе не все ли равно? — сказала Тина.

— Интересно же. У этого свойства специальное название есть. Ре... регни...

— Регенерация, — сказал Шурка, радуясь, что может поддержать разговор. — Способность к восстановлению живых тканей. У людей она тоже есть.

— Не выдумывай! — опять возмутилась Тина.

— Но ведь волосы-то у нас растут! И ногти!.. А у некоторых такая склонность — повышенная. Вот у меня волосы, например, то и дело обрезать приходится. И царапины заживают почти сразу. Там, на горке, я ногу колючками до крови ободрал, а сейчас уже — ничего. Вот... — Он дрыгнул ногой. На щиколотке был еле заметный след — словно неделю назад кошка царапнула.

— А разве была кровь? — обеспокоилась Тина.

— Была, я помню, — сказал Ник.

— Это у тебя от природы такое свойство? — спросил Платон. — Или его можно в себе выработать?

— Не знаю... Это после операции.

— После какой? — тихо спросила Женька.

Шурка вздохнул:

— На сердце...

— Ух ты, — уважительным шепотом произнес Кустик. — Слушай... А если палец оторвать, он у тебя тоже вырастет?

— Не знаю, я не пробовал, — серьезно сказал Шурка.

— «И все засмеялись», — подвел итог Платон.

И все правда засмеялись. А Женька объяснила:

— Это у нас поговорка такая. В журнале «Костер» есть раздел со всякими анекдотами, которые обязательно кончаются этими словами. Иногда совсем не смешно. Ну и вот, если кто-нибудь ляпнет глупость...

— Разве я ляпнул глупость? — обиделся Кустик.

— Я не про тебя... Кустик у нас умный, только в нем фантазии через край. Иногда бывает, что такую историю сочинит, что... фантастичнее всякой фантастики.

— А бывает, что и на краешке правды, — вставил Платон.

— Хватит вам. Пошли лучше по птичьему ряду, — насупленно сказал Кустик.

И они пошли.

Здесь стоял свист и щебет. В клетках прыгали и шуршали крыльями щеглы, канарейки и волнистые попугайчики. В громадном количестве. Кучка людей слушала, как большущий белый какаду на плече у хозяина разговаривает по-испански. Другой крупный попугай — зеленый и хохлатый — в широкой клетке кувыркался на жердочке. А в клетке по соседству — высокой и узкой — сидел, прикрыв глаза, серый орел. Облезлый, неподвижный и гордый...

— Мне птиц в клетках всегда жалко, — сказала Женька. Вроде бы всем, но Шурка понял: прежде всего ему. — Взяла бы да всех повыпускала...

— Попугаи на воле не выживут, — резонно заметил Платон.

Птичий ряд кончился. Ребята опять вышли за изгородь. Вдоль нее стояли киоски: с кормом для птиц и рыб, а заодно и для людей — с бананами, шоколадными батончиками, пивом и карамелью.

Тина сморщила нос.

— Куда смотрит санитарная инспекция! Разве можно торговать едой в таком месте!

И в самом деле, даже здесь, за границей рынка, пахло птичьим пометом, прелым сеном и всем, чем пахнет в тесном зверинце.

— Подумаешь! Сейчас экология такая, что заразы во всех местах полным-полно, — отозвался Ник. И всех, начиная с себя, пересчитал пальцем. — Шестеро. Каждому по половинке...

Он отбежал и скоро вернулся с тремя желтыми, в коричневых веснушках, бананами. Ловко разломал их пополам.

— Спасибо... — бормотнул Шурка. Неужели его считают уже своим? Или это просто так, из вежливости? Ну да, не будут же пятеро жевать, а один смотреть. Но все равно он был рад. Тем более что его половинка оказалась от того же банана, что и Женькина. Случайно, конечно...

Неподалеку врос в землю красный облезлый фургон. В тени его была самодельная скамья — доска на кирпичных столбиках. Приют для любителей пива. Сейчас тут никого не оказалось, и все шестеро устроились на пружинистой доске. Шурка не посмел сесть с Женькой и очутился между Кустиком и Тиной (с ее жарким свитером).

Покачались на доске, сжевали спелую вязкую мякоть.

— Бананы — лучшая российская овощ, — назидательно сказал Ник.

— Помидоры вкуснее, — отозвался Кустик. Он отдувал от лица налетевший тополиный пух.

— Но дороже, — возразил Ник.

— Лучше бы мороженое купил, — упрекнула его Тина. — А то с бананов только пить хочется.

• Предыдущая
• 70/122
• Следующая