Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 53
- Предыдущая
- 53/122
- Следующая
Это была мысль! Но...
— Ох, а мама потом все равно узнает...
— Но это же потом! Она увидит, что все в порядке, и не рассердится. Разве что для вида...
«В самом деле, — подумал я. — Даже обрадуется, что я такой самостоятельный!»
Но самостоятельный был, конечно, не я, а Сережка. Я только и делал, что слушался его. Мы ездили на рынок и в магазин, готовили завтраки и обеды, мыли посуду, каждый день вытирали пыль в комнатах. И успевали побывать в больнице — отвезти для тети Нади передачу с фруктовым соком (остальное было запрещено). Заглядывали и к Сойке.
Сережка оказался гораздо строже тети Нади, все время находил какое-нибудь домашнее дело, и времени для приключений у нас почти не оставалось. Это днем. А к вечеру мы так выматывались, что летать уже не хотелось. Ляжем в моей комнате (я — на тахте, Сережка — на раскладушке), поболтаем немного — и в сон...
Маме я голосом примерного мальчика сообщал каждый раз, что все у нас «в самом замечательном порядке, отдыхай спокойно».
— А где Надежда Михайловна?
— Ушла сдавать молочную посуду.
— Почему она обязательно уходит, когда я звоню? То в магазин, то к себе домой, то еще куда-то...
— Ну... у нее такой распорядок. Тоже режим дня.
На четвертый день мама не выдержала:
— Вот что, голубчик! Ты, наверно, что-то натворил, и Надежда Михайловна уходит нарочно, чтобы не выдавать тебя. Я ее знаю: и врать не хочет, и тебя жалеет.
— Да ничего я не натворил! Честное слово!
— Попроси ее завтра в пять часов бьггь дома обязательно.
Вот и все! Куда денешься? Можно протянуть еще сутки, но это будет сплошная маета, ожидание маминого негодования.
— Что ты там сопишь в трубку? А?.. Ро-ман...
— Мам... я уж лучше сразу признаюсь....
И признался.
Ох что было! И какой я бессовестный обманщик, и от интерната мне теперь не отвертеться никаким способом, и не будет мне прощения до конца жизни, и...
— Ну, мама! Ну, я же хотел, чтобы ты отдыхала спокойно!
— Я совершенно спокойна! Потому что сию минуту иду на станцию и утром буду дома!
— Господи, да зачем? Мы с Сережкой тут управляемся совершенно отлично! И еду готовим, и деньги экономим, и...
— Передай своему Сережке, что вздрючка вам будет одинаковая! По первому разряду!
Я передал тут же: Сережка стоял рядом.
— Подумаешь, — вздохнул он. — Мамина вздрючка не страшная...
Он словно забыл, что мама-то не его. Или не забыл, но все равно... Вспомнил, как был когда-то Лопушком?
— Мама, не надо приезжать!.. Ну, позвони тете Эле, пусть она с Ванюшкой у нас поживет!
— Тетя Эля на даче! У нее-то есть полная возможность отдыхать по-человечески!
Мама велела нам запереться, никому не открывать, не высовываться из квартиры и ждать ее возвращения. «И уж тогда я поговорю с тобой как полагается!» Запищали короткие гудки.
— Вот так... — Я поник, будто приговоренный преступник.
— Обойдется, — отозвался Сережка. Не очень, правда, уверенно. — Я вызову огонь на себя...
— У мамы хватит огня на двоих.
— Лишь бы не сказала, чтобы я больше здесь не появлялся...
— За что?! — взвился я. — За то, что ты со мной нянчился?!
Он ответил еле слышно:
— Не нянчился, а дружил.
— Если она что-нибудь... я тогда... куда-нибудь... Вместе с тобой! В самое дальнее пространство, навсегда!
— От мамы-то? — грустно усмехнулся Сережка.
Мы с полчаса сидели молчаливые и подавленные. И вдруг опять затрезвонил телефон.
— Здравствуйте, Рома! Это вас беспокоит Евгений Львович. Мне только что звонила ваша мама и обрисовала, так сказать, ситуацию... Она в большом расстройстве...
— Ну и зря, — буркнул я.
— Совершенно с вами согласен! Понимаю, что вы вполне могли бы вести самостоятельный образ жизни. Но мы должны учитывать свойства женского характера. Поэтому возник такой вариант: что, если мне поквартировать у вас, пока Ирина Григорьевна отдыхает? Разумеется, если вы не возражаете...
Конечно, я не возражал! Вариант был не самый приятный, но все же лучше, чем завтрашнее возвращение мамы.
И Сережа вроде бы обрадовался:
— Вот и ладно. А то тетя Настя уже ворчит, что я от дома отбился.
— Но приходить-то будешь? — всполошился я.
— Каждый день!
Евгений Львович перебрался к нам в тот же вечер. С «командировочным» чемоданчиком: Вел себя очень скромно. Опять сказал, что верит в мою самостоятельность, но мужчины должны уступать женщинам в их слабостях. Заявил, что ни в коем случае не ляжет на мамину кровать, будет спать на раскладушке.
— Я ведь, Рома, человек неприхотливый...
Сережка торопливо попрощался и убежал.
А я в тот же вечер убедился, какой замечательный человек Евгений Львович.
Раньше я относился к нему прохладно. Поведение его казалось мне наигранным. А теперь я понял: просто у него такое воспитание, такие манеры. И, что ни говорите, а он спас меня сегодня.
Перед ужином он сходил на вечерний рынок, принес помидоры и научил меня делать с ними вкуснейшую яичницу. «По-испански!» Потом заварил очень душистый чай. «Учитесь, Рома, чай — это совершенно мужское дело». А после ужина сели мы за шахматы.
Сережка в шахматах был слабоват, и я соскучился по настоящей игре. А сейчас отвел душу. Правда, не выиграл ни разу, но зато Евгений Львович показал мне два интересных дебюта...
Перед сном он зашел ко мне, присел в бабушкино кресло, мы слово за слово разговорились о всяких делах. Евгений Львович вспомнил, как был мальчишкой, как они с ребятами из просмоленного картона смастерили индейскую пирогу и потерпели на ней кораблекрушение во время грозы и ливня.
— Но все обошлось без драматических последствий, все умели плавать... Кстати, Рома, вы не пробовали учиться плаванию? Я понимаю, что... известные обстоятельства... они затрудняют дело, но тем не менее.
— А я умею! Меня Сережка научил недавно!.. Ой, вы только не проговоритесь маме...
— Ни в коем случае... А что за Сережка?
— Но вы же его видели! Сегодня!
— А! Выходит, вы хорошие приятели? А я, признаться, думал, это случайный мальчик, сосед со двора...
— Почему вы так решили?!
— Ну... по правде говоря, мне показалось...
— Что?! — насторожился я.
— Да ничего. Я, видимо, ошибся... Показалось, что у него с вами мало общего. Почудится, так сказать, недостаток интеллигентности в облике этого молодого человека....
А какой у Сережки облик? Самый для меня хороший — Сережкин!
Я сказал очень твердо:
— Евгений Львович, внешний вид тут ни при чем. Сережка — мой лучший друг. Вернее — он единственный.
— Понимаю вас, Рома. Извините... Но вы не правы в одном: Сережа, возможно, ваш лучший друг, но не единственный. Вам не следует сбрасывать со счетов меня... Спокойной ночи, Рома.
— Спокойной ночи...
Утром Сережка появился рано. Евгений Львович только еще приготовил завтрак (я бессовестно проспал).
— Ромка, привет! — И Евгению Львовичу: — Здрасте...
— Здравствуйте, молодой человек. Позавтракаете с нами?
Сережка не отказался. Охотно умял свою порцию салата и пшенную кашу с тушенкой. Но завтрак прошел в молчании.
Потом я и Сережка отправились на озеро.
Я крутил колеса, Сережка топал рядом. И вдруг сказал:
— Как-то странно он ко мне приглядывался...
— Кто?
— Этот... Евгений Львович.
— Он тебе не нравится, да?
— Ну, почему не нравится? Не знаю... Мы же совсем не знакомы.
— По-моему, он хороший дядька.
— Тебе виднее... — Это у Сережки прозвучало примирительно. И все же я почуял: что-то здесь не то.
Но потом было озеро, брызги, горячий песок. Счастье...
А вечером, за ужином, Евгений Львович обронил:
— Гуляли с вашим другом?
— Естественно...
— Кстати... кто его родители?
— Не все ли равно? — Я малость ощетинился.
— Да нет, я без всякого умысла. Просто из любопытства...
— Мамы у него нет. А папа... он, по-моему, плотник. Ну и что?
- Предыдущая
- 53/122
- Следующая
