Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/122
• Следующая

— По чему?

— Ну, смотри! Видишь, труба в деревянном кожухе?

Я глянул налево. С нашего берега тянулось через болото что-то вроде мостика. Представьте себе собачью конуру с двускатной крышей, вытянутую в сотни раз. Такой вот бесконечный обшитый досками домик уходил к другому берегу.

— Там внутри труба теплоцентрали, с горячей водой, — объяснил Сережка.

— А обшивка зачем? Чтобы лягушки не обожглись?

— Не только лягушки, вообще всякая живность, — засмеялся Сережка. — Тут ее много... Ромка, давай по этой штуке на ту сторону, а?

— Ох... ну, давай...

Страшновато было, но обидеть Сережку недоверием я не мог.

Сережка вкатил меня на крышу коллектора. Коротенькие поперечные доски лежали внакладку друг на дружке, тугие шины прыгали по ним — по самым краям этой двускатной кровли. И внутри у меня что-то прыгало. Я вцепился в подлокотники.

— С-смот-ри н-не б-бульк-ни ме-ня... — Это я вроде бы шутя проговорил сквозь тряску.

— Ну, подумаешь! Если булькну, вытащу и отмою!

— А ес-ли з-десь глуб-бо-ко?

— Чуки помогут.

— К-кто?!

— Чуки! Живут здесь такие существа. Болотные. Похожи на пеньки с кудлатой шерстью. Они добрые... А еще есть шкыдлы. Вроде громадных водяных крыс или маленьких кенгуру. У них вместо передних лап ручки, как у мартышек. Ух, зловредные эти шкыдлы и хитрые! Чуки с ними всю жизнь воюют...

Я даже про тряску забыл, слушая эту фантастику. Мельничное болото сразу показалось мне волшебным местом. Именно в таком заросшем пруду Тортила подарила Буратино золотой ключик. А на мельнице водятся всякие духи... А мохнатые чуки по ночам собираются на берегу у костра и обсуждают, как защититься от поганых шкыдл. й плавают над болотом блуждающие огоньки...

Пока я все это представлял, тряска кончилась. Потому что кончился коллектор. От него шел по берегу щелястый Дощатый тротуар. Он терялся в близком саду. Но мы не поехали туда, Сережка повернул кресло в сторону.

— Смотри, как здесь здорово!

Вот удивительно! Вдоль осоки тянулась по берегу широкая полоса чистого белого песка! Если бы не у болота, а у озера или речки, здесь получился бы отличный пляж!

— Ура! Остановка «Курорт»! — Я свалился с кресла и растянулся на теплом, не тронутом ни единым человечьим следом песке. Стянул футболку. Солнце уперлось мне в спину горячими лучами. И ноги теперь сзади загорят, буду совсем как нормальный пацан...

Сережка плюхнулся рядом.

— Намучился ты со мной, — благодарно сказал я.

— Нисколечко! Я... наоборот...

От этого «наоборот» в который уже раз налился я счастьем по самую макушку. Помолчал, поковырял песок.

— Сережка, значит, ты и раньше бывал здесь?

— Однажды...

— А с чего у тебя это началось? Ну, желание гулять по городу?

— У нас во дворе неинтересно, ребят совсем нет. Раньше были, а потом разъехались из коммуналок по новым кварталам, я один остался... Это ничего, что мы с тобой далеко друг от друга живем. Это даже интересно — ехать через полгорода. Я люблю путешествовать.

— Я тоже... — И я рассказал Сережке, как мечтаю отправиться в кругосветное путешествие в автомобиле или на мотоцикле.

Сережка заметил, что в автомобиле лучше.

— В нем ведь можно вдвоем. Сперва ты машину ведешь, потом я, по очереди. Один за рулем, другой отдыхает...

Ну что тут скажешь! Я только зажмурился, греясь под лучами. И, помолчав, поведал Сережке историю про своих бумажных голубков. И про последнего — с оранжевым солнцем и двумя мальчишками, которые идут, взявшись за руки. И замер. Мне показалось, что Сережка признается: «Я однажды на траве нашел как раз такого голубка! Неужели это твой?!»

Но Сережка сказал:

— Так, значит, это про тебя я осенью в газете читал? Про выставку бумажных голубей с рисунками! Правда, это ты?!

— Ну... наверно. Подумаешь, газета. В ней много напутали и прибавили...

— Но все равно ведь это про тебя! Мне тетя Настя тогда еще сказала опять: «Видишь, какие таланты бывают у людей с малых лет! А ты только знаешь нос в книгу или шастать неизвестно где».

Выходит, у Сережки из-за меня случилась неприятность! Я сказал сердито и жалобно:

— Что она к тебе придирается! У тебя куча талантов!

 Ты вон какую сказку сочинил про болото! Хоть в журнале печатай!

— Вовсе это не сказка... Ой, вон смотри, чука из осоки выглядывает!

Я понимал, что это игра, но вздрогнул.

— Где?

— Вон... Спрятался, только трава качается.

Осока и правда в одном месте колыхалась. Я засмеялся.

— Не веришь, — вздохнул Сережка.

— Ну, почему... Я верю. Здесь место и правда какое-то необыкновенное.

— По-моему, это островок самых настоящих Безлюдных Пространств, — проговорил Сережка. Очень уж как-то серьезно. У меня — даже холодок между лопаток.

— А что это за пространства? Они... совсем безлюдные?

— Не совсем. Но они брошенные. Люди их оставили... Но раньше-то люди там жили. Долго-долго. И душа этой жизни на таких пространствах сохранилась. И они теперь... ну, как бы стали сами по себе живые... Может быть, это еще и с космосом связано, с его дыханием...

И опять у меня — мурашки. Словно дыхание это пронеслось надо мной. «Гулкие барабаны Космоса», — вспомнил я. И подумал: «Рассказать?»

Но Сережка вдруг встряхнулся:

— Ой, Ромка! Наверно, пора уже! Сколько мы гуляем-то?

Часов ни у меня, ни у Сережки не было. Но и по солнцу я видел: время давно уже послеобеденное. Мама небось не раз названивала домой в перерывах своего заседания. И теперь она как на иголках!.. И все же я не торопился. Растворялся в счастливой беспечности. Словно тишина и покой здешнего безлюдного пространства стали частичкой меня самого...

Домой, на улицу Глазунова, добирались мы через заброшенный сад, потом по всяким переулкам и по улице Гоголя. Там лопнул водопровод, на асфальте вода ручьем, но это было даже здорово! Сережка разулся и катил меня бегом, вспарывая колесами лужи.

И дальше все было прекрасно! Мама позвонила уже тогда, когда мы были дома.

— Ты давно вернулся с прогулки?

— Н-ну... довольно давно.

— Обедал?

— Д-да, конечно...

— Роман! Я по голосу знаю, когда ты врешь!

— Ну, суп уже разогрелся, мы сейчас...

Мы с Сережкой съели и суп, и макароны с яичницей, и чаю напились. Он отдувался:

— Ух, я будто танкер перегруженный. Как теперь домой поплыву...

— Уже уходишь? — огорчился я.

— Ничего себе «уже»! Тетушка, наверно, ищет по всем дворам, мне сегодня еще половики выбить надо...

— Завтра придешь?

— Конечно!

— Точно?

— Я же сказал!.. Нам ведь надо завтра книгу Сойке отнести!

Ох!.. Я совсем забыл про девочку Сойку.

Я почувствовал, что уши мои розовеют (хорошо, что они под волосами). Сережка глянул понимающе.

— Эх ты... А она про тебя не забыла.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю... Думаешь, из-за книги? Вовсе нет. Когда я у нее имя спрашивал, она знаешь что сказала?

— Что?

— Говорит: «А того мальчика как зовут?» Я говорю: «Рома». А она: «Какой этот Рома красивый...»

У меня теперь не только уши, но и щеки стали горячие.

— Тьфу! Дурость девчоночья. У них только это на уме!

— Знаешь, она это не по-девчоночьи сказала. Не так, как они обычно: «Ах, какой он миленький!» Как-то очень вдумчиво.

— И ты туда же!

Сережка засмеялся:

— Я-то при чем? Я в красоте не разбираюсь. Мне главное, чтобы человек был хороший.

Тут я не выдержал. Будто что-то надавило на меня:

— А я... какой по-твоему? — И зажмурился от стыда.

— Ты... такой...

— Какой?

— Ты — Ромка... — сказал он тихо и так хорошо, что стало снова тепло и ласково, словно там, на песке.

...Потом я махал Сережке с балкона, а он махал мне.

— До завтра, до утра! — уже который раз крикнул я.

А он вдруг в ответ:

— Может, еще и раньше!

— Как это раньше? — почти испугался я.

• Предыдущая
• 38/122
• Следующая