Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/122
• Следующая

— Гуляете? — сказал Вязников без ехидства, довольно задумчиво. Но Гайка взвинтилась еще сильнее:

— Гуляем! Скажи еще: жених и невеста!

Вязников промолчал, и Гайка оказалась в глупом положении.

— Тоже гуляешь? — спросил Лесь Вязникова примирительно.

— Лекарство искал. Бабушка слегла... Ну, ты помнишь, ты ее видел прошлый раз...

— Сердце, наверно? — неловко проговорил Лесь. Потому что теперь было бы совсем уж неудобно просто так разойтись.

— И сердце, и все остальное. Старая потому что... А недавно еще вся разволновалась. Ее из магазина выпихнули. Просила, чтобы банку горошка дали без очереди, а ее взашей...

Лесь и Гайка посмотрели друг на друга.

— Нашел лекарство-то? — спросила Гайка.

— He-а... Две аптеки закрыты, в третьей нет такого. На рецепт глянули, только рукой махнули. Иди, говорят, в специальную, ветеранскую. Там дадут и даже бесплатно...

— Туда, значит, и шагаешь теперь, — посочувствовал Лесь.

— Домой шагаю. Та аптека в Батарейной слободе, а катера через бухту не ходят, в гавани комендантский час.

— Какой еще час? «Ладошка» же ушла! — возмутился Лесь.

— Она ушла, а час остался. Боятся, наверно, что и другие... Теперь до завтра ждать. Если... — Вязников не стал продолжать. И так было ясно: если завтра лекарство еще будет нужно.

— Давай, Вязников, рецепт, — сказал Лесь. Потому что, видать, и в самом деле судьба.

— А... зачем? Ты... где? Думаешь вокруг бухты? Не успеть до закрытия...

— Давай, не спрашивай. Если достану лекарство, сразу принесу. А нет, так нет, не обижайся...

— На... Лесь! А может, я с тобой?

Он впервые сказал не «Гулькин» и не «Носов», а «Лесь». И будто музыка прозвучала — из того сна про оркестр. Но Лесь ответил твердо:

— Нет. Иди домой... На какой там улице аптека-то?

— На Мичманской...

Лесь побежал. Гайка за ним. Лесь на бегу велел:

— Ты давай-ка домой. Я один.

— А вот уж фигушки! Одного тебя я не пущу!

— Вельке будет тяжело! Ведь через бухту же, целый километр!

— Все равно не пущу!

— Дура! Он же не птица, а кузнечик, он не летает далеко! Плюхнемся!

— Пусть! Все равно! Если ты один поскачешь, я тут же помру от страха...

— Булькнемся посреди гавани — помрем оба!

— Нет... Он перелетит! Я знаю!..

Велька перелетел. Сначала длинными скачками он двинулся по бетонному волнолому, потом прыгнул с оконечности мола, где мигал зелеными вспышками маячок.

У выхода из бухты дежурил буксир Вспомогательного флота. Наверно, вахтенному Велька показался на фоне заката черным летящим драконом. Взвыла сирена, ударил по Вельке прожекторный луч. И громадный кузнечик засверкал, загорелся в этом луче сотнями желтых бликов.

А Лесь и Гайка на миг ослепли, ощутили тугую силу бьющего света.

Но Велька сложил крылья и почти отвесно упал на оконечность другого мола — у красного маяка. И скачками кинулся к берегу. И прожектор не догнал его...

Трудно рассказать про эту сумасшедшую смесь взлетов и падений. Казалось бы, Лесь и Гайка уже были привычные, но в этот раз они заново пережили всю жуть великанской скачки.

Да, лететь долго Велька не мог. Потому и пришлось выбрать опасный путь по волноломам у выхода из бухты, на глазах у бдительной вахты буксира. Зато расстояние тут, между маяками, гораздо меньше, чем от берега до берега...

Лесь никогда в жизни еще не совершал таких отчаянных поступков. Самыми храбрыми делами его были, пожалуй, ежегодные драки с Вязниковым. А тут — надо же! — прыжок через Большую гавань да еше в комендантский час!.. И главное, ради кого? Ради того же Вязникова... Хотя нет, ради его бабушки... И ради чего-то еще... Недаром сквозь страх поет в ушах флейта...

— Велька, прямо!.. Велька, левее!.. Велька, замри!

И Велька послушно замирал среди кустов и палисадников, когда над крышами проносился прожекторный луч.

— Велька, вперед!

И снова от стремительного взлета все замирает внутри. И обморочно охает Гайка — она сжалась впереди Леся... Все-таки она отчаянно храбрая...

Если бы не брезентовые ремни, которые Лесь приклеил эмульсией ПВА к Велькиному «седлу», быть беде. Не удержались бы Гайка и Лесь на скользком Велькином загривке. Но сегодня Лесь особенно прочно застегнул пряжки...

Еще полет, еще... Над темными садами, над черепичными крышами Батарейной слободы. Кто-то вскрикнул внизу. Пусть! Не догонят, не разглядят! Воздух бьет навстречу, дергает Гайкины кудряшки...

Что ни говорите, а это настоящее приключение!

Лесь вспомнил, что Мичманская улица в квартале от старого кладбища. Это было очень удачно. Кладбище — отличная «стоянка» для Вельки: вряд ли кто сюда полезет в темноте.

Приземлились на холмиках среди черных старых кипарисов.

— Гайка, побудешь здесь...

— Лесь, я с тобой! Здесь покойники...

— Укусят они тебя, что ли? С тобой же Велька! А я — мигом!

Оставлять Вельку одного Лесь опасался: вдруг испугается чего-нибудь, ускачет. Конечно, большой и понятливый, а все-таки насекомое...

Лесь животом перевалился через каменную ограду. И — стрелой по переулку. Вот и Мичманская. Темная, пустая, одноэтажная. В густых акациях.

Маленькая аптека светилась окошками сквозь перистые листья, как сказочный домик.

 И дальше все случилось, как в доброй сказке. Пожилая тетенька в квадратных очках не заворчала на влетевшего растрепанного мальчишку. Заулыбалась:

— Ух, какой проворный. Давай рецепт... Ага, бесплатный! Бабушке, наверно?.. Получай лекарство. Не разбей, здесь ампулы...

Лесь, цепляя дырчатый камешек, сунул под майку плоскую коробку.

— А чего ты босиком-то, жеребенок?

— Обувь берегу... — Лесь крутнулся на голой пятке. — Спасибо! Я полетел!

Возвращаться прежней дорогой было безумием. Уж точно взяли бы в перекрестье лучей. А могли и шарахнуть очередью с патрульного сторожевика. С перепугу...

— Гайка, придется вокруг бухты!

А это было километров десять, не меньше.

— Велька, миленький, торопись!

Но, как ни торопились, приходилось выбирать дорогу — там, где безлюднее и темнее. С кладбища — на глинистые пустыри. Оттуда — над крышами окраин и в темный, без единого фонарика сквер. Потом — на маленький стадион. Ну и так далее. На Батарейной-то слободе это дело нехитрое, места здесь тихие, а вот дальше...

Бухту все-таки не стали огибать, перелетели, но уже недалеко от оконечности, в узком месте.

Внизу пронеслись огни катеров и причалов. Справа проплыла сияющая огнями громадная ГРЭС.

— Вон там я жила! — крикнула Гайка и махнула вниз. Она уже ничуть не боялась. И Лесь привык к гигантским скачкам-полетам. Лишь бы не заметили.

Хорошо, что городские кварталы прорезаны балками. Сначала промчались по Корабельной, потом по Греческой. Оттуда — крутой взлет над Рыночной горкой. (А город с огоньками — такой красивый с высоты!)

Сели в маленьком детском парке. Хорошо, что детский — по вечерам закрыт. Лишь гипсовые мальчишки и девчонки вокруг площадки с качелями белеют, как привидения.

Велька устало качался на тонких ногах, как вертолет на амортизаторах. От него пахло теплой пластмассой.

— Велечка, еще немного! Уже близко...

И опять — у-у-у-ух в высоту...

И вот она — Мельничная балка. Велька знает свой дом: вниз по вертикали, в безопасные заросли.

— Спасибо, Вельчик! Отдыхай! До завтра...

И Лесь чмокнул его в твердую разогретую морду.

Вязников жил в одноэтажном доме на улице Сигнальщиков. Он ждал Леся и Гайку у калитки. А они часто дышали от бега.

— На, Вязников...

— Достали?!

— Как видишь, — выдохнул Лесь.

— Вот спасибо... Послушай, Лесь...

— Что? Говори скорей, нам домой пора.

— Вы... на нем ездили? На Вельке?

— Гайка, бежим! — Лесь дернул ее за руку. И уже через квартал, когда перешли на шаг, он сердито сказал: — Я так и знал. Разнюхал Вязников про нашего Вельку.

• Предыдущая
• 24/122
• Следующая