Летчик для особых поручений: Фантастические произведения (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 49
- Предыдущая
- 49/125
- Следующая
— А может, и не зарядит на несколько дней. Он, по-моему, не затяжной, голос у него не такой, — более бодрым тоном сказал Виталька. — Чего раньше времени страдать?
Я не хотел при нем раскисать и заметил, что сами мечтали о приключениях, вот и заработали.
— В конце концов, нам повезло, что дом нашли, — сказал Виталька. — Если бы нас в лесу прижало, что тогда?
В самом деле! Старый неуютный дом сразу показался мне добрым. Я с благодарностью посмотрел на облезший потолок, за которым слышался плеск дождя.
— Можно и заночевать, — предложил я. — Домой и завтра успеем. Хлеб еще есть...
За окнами темнело. В углах что-то стонало и поскрипывало. Делалось страшновато. И продрогли мы. Но все-таки мы были вдвоем и с нами — наш ковер-самолет.
Мы расстелили его напротив шкафа у стены, легли на одну половину, а другой накрылись. С головой. Ковер окутал нас шелковистой теплотой, мы прижались друг к другу. Правда, в ноги поддувало, но это — пустяк. Все равно было хорошо. И даже шум дождя, который отдавался в пустом доме, был теперь нестрашным и уютным.
Интересный дом. Кто в нем жил? Лесники, или охотники, или геологи? Или просто человек, который любил тишину и одиночество?
Почему люди ушли? И давно ли? Непонятно. Может, год назад, а может, давным-давно, когда нас на свете не было...
Мы с Виталькой немного пошептались об этом и заснули.
Я не знаю, почему проснулся. Виталька тепло дышал мне в щеку. Дождь кончился, и за окном, над черными деревьями, быстро летели клочковатые облака. Иногда из них мячиком выпрыгивала яркая луна, и в комнате делалось светло.
Стояла странная тишина. Неполная. Сквозь нее пробивалось тиканье — ровное и звонкое.
Я толкнул Витальку. Он поворчал, почмокал губами и проснулся.
— Слушай, — велел я.
Тик-так, тик-так... — доносилось откуда-то из-за шкафа.
Капли? Сверчок? Нет...
Мне стало страшно. Не знаю почему, но здорово страшно. Витальке, кажется, тоже. Но еще страшнее — лежать и не знать, что там: или тихие шаги, или чье-то сердце стукает...
Виталька медленно откинул ковер. Встал. Я тоже встал. Пробежали мурашки — ночной воздух был сырой и зябкий.
Мы крепко взялись за руки и на цыпочках двинулись к шкафу. Луна выкатилась опять и добросовестно светила в окно. А половицы, как и полагается в таинственном доме, поскрипывали. Мы заглянули за шкаф.
Там была еще одна дверь.
Дверь в третью комнату, которую мы раньше не заметили.
Тикало в той комнате.
Мы вместе, плечом к плечу, протиснулись в дверь. Комната была маленькая, с одним окном. Окно было темным, потому что луна светила с другой стороны. Виталька включил фонарик. Желтый круг пополз по стене, и в этом круге мы увидели ходики.
Это они бросали в тишину свое тик-так. Ровно качался маятник.
Мы прижались друг к другу. Если бы мы увидели привидение или разбойника, то и тогда испугались бы не больше.
Ходики шли!
Дом был пуст, давно заброшен, а они тикали так же мирно и обыкновенно, как у нас на кухне!
Кто здесь живет? Что за невидимка подтягивает гирю? Кто подвесил к гире для дополнительного веса большой старинный ключ? (У нас дома тоже была подвешена к такой же гире добавочная тяжесть — сломанные плоскогубцы. Старые ходики часто в этом нуждаются.)
Днем, наверно, мы так не испугались бы. Но сейчас эти живые часы в заброшенном доме показались нам жуткой загадкой. Мы тихо отступили от них и прижались плечами друг к другу, а лопатками к стене у окна. Виталька продолжал держать часы в светлом круге фонарика. Он словно боялся, что, если выпустит их из света, может случиться что-то страшное.
— А может, кто-нибудь до нас приходил сегодня? — спросил я жалобным шепотом. — Пришел и пустил их, а?
У Витальки досадливо шевельнулось плечо: он отвергал мое предположение. В самом деле, никаких следов не было ни в доме, ни в траве у крыльца.
— А может... — начал я опять, сам не зная, что скажу...
Виталька толкнул меня локтем.
В тиканье часов пробились другие звуки: легкое постукивание по половицам, словно кто-то на легких каблуках подходил к нашей комнате.
Это были тихие, но уверенные шаги.
Виталька выключил фонарик. Мы перестали дышать и сели на корточки.
Мои глаза еще не привыкли к сумраку, но все-таки я различал проем открытой двери, карнизы, белый циферблат ходиков, большие щели на стене. Стена была мутно-серой. И вот на этом сером фоне возник силуэт пришельца.
Это был зверь.
Постукивая когтями по полу, он вошел в комнату и настороженно остановился.
Виталька включил фонарик. Не знаю, нарочно или с перепугу. Свет метнулся по комнате и упал на зверя.
Зверь был собакой. Большой рыжей собакой с висячими ушами! Собака мотнула головой, замигала от света, но не отпрыгнула, не оскалилась, не зарычала. Она молча подошла и ткнулась мне в колени мокрым носом.
Это было так неожиданно и так хорошо, что страх пропал в одну секунду. Я сразу понял, почувствовал, что это добрая собака и что она рада нам. И, ничуть не боясь, обнял ее за шею, потрепал ее длинные уши и, радуясь счастливому исходу страшного приключения, сказал ей:
— Ух ты, собака. Ух, как ты нас перепугала. Ух ты, моя хорошая.
Хвост у собаки заметался так, что по ногам у нас прошел ветер.
Виталька притиснулся вплотную и спросил у собаки:
— Ты кто? Где твой хозяин?
А она мотала хвостом, толкала мне голову под мышку, прижималась косматым боком.
А правда, где ее хозяин? Он, наверно, придет сейчас следом? Что он за человек? А вдруг он не такой добрый, как собака?
Короткий гудящий толчок заставил нас вздрогнуть. Однако ничего страшного не было: это гиря часов рывком опустилась на несколько сантиметров и теперь вместе с тяжелым ключом покачивалась у самого пола.
Но собака насторожилась. Она высвободила голову у меня из-под мышки, прислушалась. А потом сделала такое, что мы притихли от изумления.
Она подошла к часам, встала на задние лапы, передними уперлась в стену, а зубами ухватила цепочку. Тр-р-р! — гиря и ключ поехали вверх. А собака встала на четыре лапы, махнула хвостом и оглянулась на нас.
— Ух ты, умница! — сказал я.
— Нет у нее хозяина, — с облегчением сказал Виталька. — Все уехали, а она одна осталась. И сама заводит часы.
— А зачем?
— Кто же знает? Наверно, привыкла, что в доме обязательно часы идут. Наверно, ждет, что люди вернутся, и думает, что часы — это очень важно. Может, она их и при людях заводила, а сейчас не хочет бросать...
Жаль мне стало эту собаку и захотелось сделать ей что-то хорошее, приласкать, помочь чем-то.
— Иди сюда, собака, — позвал я. — Тебя бросили, да?
Она опять подошла и положила мне голову на колени.
К морде у нее прилипли шерсть и мелкие перышки.
— Слопала кого-то, — сказал Виталька.
Мне совсем не хотелось думать, что такая хорошая собака может кого-то слопать. Но Виталька опять заговорил:
— Конечно. Что ей делать? Раз бросили, надо самой кормиться, вот она и охотится.
Бросили! Такую собаку оставили! Что это за люди?!
— Разве можно бросать собак? — возмущенно сказал я. — Она здесь, наверно, не один год живет и все ждет...
— Откуда мы знаем, что здесь было? — рассудительно откликнулся Виталька. — Может быть, никто не виноват...
Но я не хотел думать, что никто не виноват. Как это? Собака брошена, живет одна и ждет, ждет, ждет. И заводит часы, чтобы дом не был совсем мертвым. Она бережет этот дом для людей, которые про нее забыли. А люди ни при чем?
— Какая она худая, — прошептал Виталька, поглаживая собачью спину.
Мы скормили собаке почти все наши запасы. Она ела жадно и виновато оглядывалась на нас. Извинялась, что не может удержаться.
Потом мы притащили в маленькую комнату ковер. Она казалась нам теперь самой уютной. По-домашнему тикали часы, ходила рядом с нами собака — хозяйка этого дома, и все страхи развеялись.
Мы завернулись в ковер, а собака легла у нас в ногах и стала ровно дышать.
- Предыдущая
- 49/125
- Следующая